Еще раз о голом короле (сборник)

Человек с папкой. Рад стараться!

Директриса. Ленты заказал?

Человек с папкой. А как же! Чистый креп!

Директриса. Надписи проверил?

Человек с папкой. Обрыдаетесь! «Дорогому товарищу Ковригину от благодарных сослуживцев».

Мужчина с насморком. Караваеву.

Человек с папкой. Не понял.

Мужчина с насморком. Караваев он, покойник-то, а не Ковригин!

Человек с папкой. Маху дал! Анна Николаевна, маху дал!

Директриса. Вот он, показатель вашего отношения к покойным сотрудникам!

Человек с папкой. Дык ведь он покойник, Анна Николаевна! Ему теперь хоть трава не расти! Авось не обидится!

Директриса. Ах Зубков, Зубков! А вот представь себе, ты помер. И напишут на твоей могиле не «Зубков», а «Пупков».

Человек с папкой. То есть как это?

Директриса. Ну напишут: «Дорогому, мол, Пупкову…» А ты – Зубков! Понимаешь разницу?

Человек с папкой. Разница очень даже большая. И приятного в этом мало. Однако же, если коллектив примет такое решение, возражать не стану, поскольку буду покойник. Жена, однако, будет возражать, поскольку она работает не в нашем учреждении.

Директриса. Видишь, как тебя понесло! А своего товарища хочешь тайно похоронить? Под псевдонимом?

Человек с папкой. Анна Николаевна, что же мне с энтими венками делать, ведь какие деньги ухлопаны!..

Директриса. А ты государственные денюжки не считай, не ты их печатал. Человека похоронить как следует надо, понял? Все ж таки Коновалова хороним – не кого-нибудь!

Мужчина с насморком. Караваева.

Директриса. Вот именно!

Дама из месткома. Анна Николаевна, плиту привезли!

Директриса. Какую плиту?

Дама из месткома. Надгробную.

Директриса. Надпись сделали?

Дама из месткома. Ой Анна Николаевна, ну вы как это все равно, прям я не знаю… Какая же может быть надпись, когда мы эту плиту в художественном салоне купили!..

Директриса. Это уж как хотите, только должна быть надпись!

Дама из месткома. Ой Анна Николаевна, ну вы прям не знаете и говорите!.. Какая же может быть надпись, когда еще скульптуру сколоть надо!..

Директриса. Какую скульптуру?

Дама из месткома. Какую, какую! Ну вы прям, как эта все равно, честное слово! Обыкновенную! На этой плите спортсменка приделанная!

Директриса. Какая спортсменка?

Дама из месткома. Ой, Анна Николаевна, ну что вы как это все равно, прям я не знаю!.. Какая, какая! Гипсовая!

Директриса. Дак, может, нам ее не скалывать? Спорт-сменку-то? Может, его вниз головой врыть можно?..

Дама из месткома. Ой Анна Николаевна, вы прям скажете, так уж скажете!.. Прям хоть стой, хоть падай! Как же это можно произведение искусства вниз головой, да еще в могилу?..

Директриса. Тоже верно. Неэтично это – как по отношению к искусству, так и по отношению к покойнику. А что, если нам эту статую в натуральном виде на могилу поставить?..

Дама из месткома. Ой Анна Николаевна, я щас плюну и уйду, честное слово! Зачем же нам эту статую на могилу ставить, когда она в трусах и в лифчике?.. Вроде как намек получается!

Директриса. А вдруг покойник спортом увлекался? Диски метал или еще чего делал? Вот и получится благородная символика!..

Дама из месткома. Ой Анна Николаевна, вот вы прям не знаете и говорите! В шахматы он играл, покойник-то! Кабы он диски-то метал, так, поди, и не помер!..

Директриса. Резонно! А черт, придется скалывать эту спортсменку, а жалко! Все ж таки скульптура!.. Однако у нас тут не музей изобразительных искусств, а кладбище. Костомарова хороним – не кого-нибудь!

Мужчина с насморком. Караваева.

Директриса. Вот и я говорю!

Дама в Черном. А теперь я прошу оставить меня одну!..

Директриса. Это как же вас, гражданочка, понимать?

Дама в Черном. Ах да понимайте как хотите! Только оставьте нас наедине. Он – мой!

Директриса. Тут, гражданочка, не парк свиданий. Тут, извиняюсь, похороны.

Два рассказа без названия

* * *

Утро. Это обычное утро, так привычное нам своим традиционным началом, повторяющимся изо дня в день, пришло и в эту семью.

Все шло по выработанному годами правилу. Каждый занимался своим делом, без лишней суетливости, и поэтому во всем чувствовалась жизненная слаженность.

Шум работающей бритвы и тепло, наполняющие кухню, могли выдать занятие каждого. Процедура, которой занимаются все мужчины по утрам, скорей по привычке или по необходимости, подходила к концу, когда раздался окрик жены:

– Юра! Звонят. Открой дверь.

– Слышу. Слышу!

Выключив бритву, он пошел открывать дверь. Открыв дверь, он услышал вопрос: «Это квартира Гурского?» Перед ним стояла молодая женщина. «Да», – растерянно ответив, он смотрел на нее. – «Вам телеграмма» – протягивая ее, она дает ему карандаш, показывая, где надо расписаться в получении. Поблагодарив ее, он закрыл дверь, вошел в комнату.

На ходу читая телеграмму, он проходит в кухню.

– Кто там приходил? – спросила жена.

– Да вот телеграмму получил! Читает:

«Срочно приезжай. Необходимо увидеться. Срочное дело. Буду встречать. Разумов».

Жена берет телеграмму, еще раз ее перечитывает.

– Ты Сашку Разумова помнишь?

– Конечно, нашел что спросить – он – единственный кто тебе пишет, – сказала она, наливая чай. – Давай иди завтракать, все уже готово.

Они садятся за стол, начинают есть.