Эскамбрай
Шрифт:
Он явился, пешком - как всегда, когда ходил один, и не с той стороны, откуда мы его ждали.
– Я был у Марты, - сказал он.
– Там у нее какая-то парда, такая очень видная женщина в годах, примерно как сама Марта. Сандра, ей зачем-то надо тебя видеть, именно тебя.
– Как ее зовут, эту парду?
– спросила я. Кум пожал плечами:
– Она не сказала имени, но Марта говорит, что все надежно. Марте совсем не выгодно иметь дело с жандармами. Если бы ветер дул с этой стороны, ее интересовал бы скорее я, чем ты. И при чем тут баба, тем более цветная, тем более старуха? Нет, ищи в другом месте.
Ну, я поискала и, кажется, нашла, откуда может дуть
Это оказалась собственной персоной Евлалия, экономка сеньора Суареса и распорядительница его уютного особняка в Гаване. Зря Каники назвал ее старухой: в пятьдесят она была еще бодра, свежа и недурна собой.
Ни хозяйка, ни гостья не спали, несмотря на то, что стояла глухая ночь. Они ждали меня, потому что Марта хоть и не знала места, где находится паленке, но имела возможность прикинуть расстояние, которое отделяет поселок беглых от ее дома, способ передвижения, а следовательно, время возможного появления того, кого они ждали - то есть меня.
– Наконец-то, - проворчала Марта.
– Чего ты колупалась? Я же сказала - все безопасно.
– Как сказать, - отвечала я усаживаясь.
– Еще полгода не прошло, как один наш общий приятель заявил, что вздернет на месте любого из нашей компании, кто попадется в руки.
– Тебя, красавица, это в любом случае не коснется, - у Евлалии был усталый голос и усталый вид.
– На, это тебе от нашего общего знакомого.
Она вынула письмо из просторной блузы и подала мне. Оно было запечатано и подписано: "Кассандре Лопес, в собственные руки".
– Откуда ты знала, где меня искать?
– спросила я капитанскую экономку. За нее ответила Марта:
– К кому же обращаться в случае чего, как не к старой подруге! Много лет назад мы начинали вместе в борделе на улице Меркадерес, и ей повезло больше, чем мне.
– Не знаю, право, - отвечала я, - ты, Марта, тоже неплохо устроилась.
– Не с ней сравнивать, - возразила толстуха.
– Вишь ты, какая чистенькая! Что твоя барыня! Дочку замуж отдала за белого прощелыгу.
– Да, прощелыга, - заметила Евлалия спокойно.
– Но он белый, и моя дочь официально белая сеньора, а внуки белые ангелочки. То, что он ни к чему не способный бездельник, меня мало волнует, но мои внуки не будут считаться цветными. Я еще в силе и сумею их поддержать, а скоро они станут на ноги. Я заработаю на приданое внучке, унгана, если ты напишешь ответ немедленно, и на учебу внука - если в ответе будет написано то, что капитан ждет.
Я, однако, не торопилась вскрыть печать. Экономка вызывала у меня одновременно и уважение, и неприязнь.
– Так ты решила окончательно отделаться от черного прошлого, Евлалия?
– Оно мне ни к чему, - последовал ответ, - а моим детям подавно. Быть цветным очень невыгодно, детка. В каком-то смысле это хуже, чем быть откровенно черным, как ты.
– Ты знаешь историю, из-за которой я сбежала?
– Слыхала что-то, - ответила она равнодушно.
– Знаешь, сколько я смогу заплатить тебе, если ты разыщешь моего белого мальчика?
Тут-то она взглянула на меня с интересом, хотя и недоверчиво. Перевела вопросительный взгляд на Марту:
– Не врет?
– Нет, - коротко ответила старая воровка.
– У этой негры полно серебра. Не мое дело, где она его добыла, но сыплет им не скупясь.
– Договорились, - сказала экономка.
– Капитан не должен ничего знать?
–
Нет, конечно.– Это его мальчишка?
– Нет, не его.
– Белый, ты говоришь, чисто белый? Удивительно, как это получилось с первого раза. Обычно требуется долго подливать сливки в кофе - раза три-четыре, не меньше.
– Вот так получилось - не просто белый, а блондин, правда, кудрявый. Сейчас ему одиннадцатый год - мог и измениться.
– Надо же, блондин, - качала головой Евлалия.
– Я поищу, так и быть, и если что-то выйдет, напишу Марте.
Я уже хотела было встать, но экономка схватила меня за руку:
– Эй-эй, а письмо? Я сюда добиралась не из любви к красивым историям. Хотя одну придется сочинить - на тему о том, как тебя искала и каким опасностям подвергалась. Может, выжму с капитана побольше. У него-то денег куры не клюют.
Письмо, о котором за разговором я едва не позабыла, оказалось коротким.
"Дорогая Кассандра!
Мне больно получить о тебе известия после стольких лет при обстоятельствах столь трагичных. Не менее больно знать, каким образом ты используешь свои многочисленные таланты. Однако речь сейчас не об этом.
Думаю, твой муж, с которым я имел удовольствие беседовать в обстоятельствах так же весьма затруднительных, честно передал тебе все мои предложения. Не имея от тебя ответа в течение нескольких месяцев, я предположил две возможности: или ты мои предложения сочла неподходящими, или не имеешь возможности отправить мне письмо. Надеюсь, что правильным окажется второе предположение. Известная особа взялась доставить мое послание тебе лично. Прошу тебя с этой же особой отправить свой ответ, и в случае положительного решения назначить место и время, удобное тебе. Личная безопасность будет обеспечена моим словом - кажется, ты знаешь, что на него можно положиться. Прими во внимание лишь расстояние и время, в течение которого я смогу явиться в назначенное место.
С уважением, искренне твой - Федерико Суарес Анхель".
P.S. Кассандра, жизнь моя! Я умирал от отчаяния все эти годы. Я умираю и сейчас, зная, что при теперешнем образе жизни тебе поминутно угрожает смерть. Умоляю, дай тебя спасти. Если не для меня - для тебя и тех, кого ты любишь".
Почему-то после этого письма у меня отяжелела голова, как после сорокамильного перехода. Две старые шлюхи с любопытством смотрели на меня.
– Перо и бумагу, - сказала я.
Марта возникла с прибором тут же, словно наготове его держала, - а может, так оно и было.
"Сеньор!
Ваши предложения мы тщательнейшим образом обсудили. Они сделаны от чистого сердца, но по целому ряду причин неприемлемы. Я имела возможность отправить вам письмо, но сочла, что в данном случае молчание будет понято как отказ.
С уважением - Кассандра Митчелл де Лопес.
P.S. Я уступила просьбам вашей свахи - ей ведь надо зарабатывать на приданое для внучки. Ровно через две недели, считая от сегодняшнего дня, на рассвете один ждите меня у Санта-Клары, на том месте дороги, где было нападение на жандармский конвой два года назад".
Спросила у Марты число - оказалось одиннадцатое марта. Поставила дату, запечатала письмо и отдала Евлалии.
– Ну-ну, - сказал Факундо, услышав подробности.
– Зачем тебе это надо? Я понимаю, что засады можно не опасаться. Но ведь все, кажется, решили.
– Оставь ее делать, что она делает, Гром, - вступился вдруг Каники.
– Она знает, чего хочет, и знает больше, чем ты. Она унгана, брат. Если ей нужно видеть этого человека, значит, нужно. Я и сам с удовольствием посмотрел бы на него. Можно, э?