Эскорт для чудовища

Вот черт! Я не знаю, что между ними произошло, но мне некомфортно стоять здесь, где воздух начинает гудеть от напряжения. Я могу вообще уйти? Мне стоит присутствовать при их разговоре? Обычно, когда случался конфликт, я быстро и вежливо уходила, придумывая отмазку, чтобы мужчины могли разобраться без посторонних глаз и ушей, и чтобы потом мне не предьявляли, что я слишком многое видела и слышала.

— В смысле — что я тут делаю? — слышу усмешку, — то же самое, что и ты. По делам приехал. Пообщался с приятными людьми, — краем глаза я замечаю, как мужик медленно спускается к нам, — получил кое-какой клочок земли в хорошем районе. Неплохое местечко. Рядом несколько крупных бизнес-центров…

— Ну ты и урод, — роняет Смоленский, а я округляю глаза, допирая, что случилось непоправимое: похоже, у него только что увели то самое место под отель, про которое он говорил. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.

Похоже, теперь-то точно пришло время смыться?

— Я, кажется, забыла в машине сумочку. Схожу, заберу, — тихо произношу я Смоленскому, и хочу было развернуться, чтобы уйти, как он хватает меня за запястье, сильно сжимая и останавливая.

То, что его пальцы холодные, как лед, я чувствую даже сквозь ткань пиджака. И ошалело поднимаю взгляд. Ах ты, черт! Мурашки по коже от тебя, Смоленский. Нельзя выглядеть таким, словно ты сейчас устроишь тут резню. Прежде, хотя бы, отпусти меня!

— Щенок, научись вести себя прилично, — хмыкает тот мужик, — держи себя в руках, что ли. Свыкнись уже с мыслью, что я всегда забираю самое лучшее и никто не сможет меня остановить. А твой отчим подбирает объедки. Твою мать, например. И тебя.

— Кирилл! — я обхватываю Смоленского, прежде чем он успевает шагнуть вперед и врезать этому мужику. Я буквально повисаю на нем, понимая, что в принципе, мой бараний вес он может сейчас просто смахнуть с себя, как надоедливую мошку и набить морду тому, кто слишком сильно распустил язык. Прильнув к нему всем телом, я чувствую стальные мышцы под одеждой.

Это будет очень-очень плохо, если я его не остановлю.

В этот момент я забываю о том, что больше всего хотела, чтобы жизнь этого человека разрушилась. Будет проще, прекрати я его сжимать в объятиях: он набросится на этого мужика, может быть, покалечит его. Судя по тому, что этот мужик чувствует себя царем ситуации, Смоленский огребет проблем. Его отец сейчас в больнице и не сможет помочь… постойте, отец? Или отчим?! О чем они говорили?!

— Кирилл, кажется, мне плохо, — выдыхаю я ему в грудь, — отведи меня до машины и дай воды, пожалуйста.

— Саша, — сквозь зубы выдает он, посмотрев на меня своими глазами цвета стали, а я отвечаю ему многозначительным и прямым взглядом. «Твою дивизию, не смей продолжать конфликт! Ты что, не видишь, что он тебя провоцирует?!» — вот что я пытаюсь ему сообщить, но, к сожалению, глаза не умеют говорить. Не знаю даже, доходит ли до него мой посыл.

— Девка-то умнее тебя, — судя по тяжелому удушливому запаху одеколона, этот урод подходит к нам ближе и я скриплю зубами, — намекает, что тебе делать тут нечего. Можешь даже не пытаться уговорить этого китайца, чтобы он переуступил землю тебе. Все уже в курсе, что твой отчим одной ногой на том свете и не сможет продолжать вести дела, а такому щенку, как ты, доверять опасно. Со мной выгоднее заключать договоренности. Возвращайся домой, Кирилл.

Он хлопает тяжело рукой Смоленского по плечу и уходит вниз.

Смоленский, похоже, превращается в изваяние. Чувствую по его окаменевшему телу. И вижу по лицу, на которое наплывает мрачная тень.

— Кирилл Владимирович, — произношу я дрогнувшим голоском, — возьми себя в руки, пожалуйста.

Потому что у меня чувство, словно он вот-вот взорвется, как дремавший слишком долго вулкан.

— Ага. Пойдем внутрь, — отмирает он. Нет, до спокойствия ему далеко. Просто это первая трещинка в его обычно каменном самообладании, через которую вырывается обжигающий пар, — в любом случае у меня остались вещи, которые я должен обсудить с некоторыми людьми.

Он опускает взгляд на меня. Я тут же убираю руки, прекратив висеть на нем, как панда на ветке и выпрямляюсь, поправляя пиджак и украдкой смотрю нам за спину. Тот мужик, грузно ступая, уходит в сторону машины, возле которой курил человек, заставивший Смоленского насторожиться. Так вот почему…

Господи, чем дальше, тем хуже. Я ведь просто хотела подзаработать, изображая из себя милую воспитанную девочку рядом с очередным богачом, получить свои деньги, и продолжить дальше жить, а такое чувство, будто я с размаху ступила в это болото под названием «жизнь Смоленского» и с каждой секундой ухожу в него с головой.

Странная смерть Али, теперь вот этот мужик… кем он приходится Смоленскому и почему так унижает его?

— Это мой отец, — внезапно произносит он, и я ахаю, закрыв ладонью рот, понимая, что задала вопрос вслух.

* * *

Пока Смоленский обменивается с людьми рукопожатиями и перекидывается парочкой слов на прекрасном английском, я в шоке беру у официанта бокал с чем-то светленьким и потихоньку осушаю его, стараясь выглядеть спокойно. Хотя, чувство такое, будто мои вытаращенные глаза никак не могут вернуться в нормальное состояние.

Почему Смоленский сказал мне о таком? О его настоящем отце? Это разве не должно быть тайной? Или, решил, что я слишком много услышала, поэтому можно и удовлетворить мое любопытство?

«Свыкнись с мыслью, что я всегда забираю самое лучшее. А твой отчим подбирает объедки. Твою мать, например. И тебя.»

Боже, получается, что тот мужчина, которого я считала отцом Кирилла, на самом деле ему отчим?

«Во мне нет ни капли голубой крови».

А-а, вот почему Смоленский сказал эту странную фразу, когда я ляпнула про то, что в нем течет кровь аристократов, рассматривая дом его прадедушки. Он и впрямь не имеет никакого отношения к династии этих богачей. Ему досталась только фамилия… и отчество? Владимир Смоленский женился на его матери. Получается, он усыновил Кирилла… и как настоящий отец это ему позволил? Без скандалов? Серьезно?

Потрясающе шокирующие факты.

— Слышь, Саша, — тихий и едкий шепот обжигает мое ухо, и я замираю, почувствовав, как Смоленский снова сжимает мой бедный локоть, — если ты будешь стоять, как изваяние и пялиться в пространство, я тебя выгоню.

— А, прости, — я отмираю, — я задумалась.

Выгонит? Выгонит ли? Или после всего этого закопает вместе с контрактом о неразглашении? Я почти что чувствую холод моей будущей могилы, и смех Смоленского, который кидает сверху последнюю горсть земли на бедную Сашу, которая случайно слишком многое услышала.

Впервые чувствую себя совершенно растерянно в такой толпе людей, хотя раньше все эти сборища и встречи были моей стихией. Понимать английскую речь становится еще сложнее и я упускаю суть каждого разговора, который заводит Смоленский с людьми — мне остается только глупо улыбаться и изредка отвечать на вежливые комплименты.

— Простите, Кирилл, — говорит с легким акцентом сильно пожилой мужчина азиатской внешности, — с тем местом возникли проблемы. Пришлось переуступить другому человеку на невероятно невыгодных условиях. Сильно сожалею, но сами понимаете, вести бизнес в другой стране — трудно. Иногда вас заставляют делать то, чего вы не хотите. С вами бы я был рад сотрудничать, но…