Эскорт для чудовища

«Отлично. Он поступил, как идиот. Надо пойти и снять побои» — мелькает рациональная мысль, пока моя глупая и агрессивная часть мозга возмущенно визжит «Ах, он мразь! Расцарапай ему лицо! Избей сумочкой! Между ног ему дай! Ну!».

Я хочу было развернуться и молча направиться прямиком в полицию, как случается кое-что еще более неожиданное. Михаил не успевает уйти победителем. Пока я очухиваюсь, на его затылок внезапно ложится рука и со всей силы впечатывает голову придурка в стеклянную дверь больницы.

«Дзынь!» — оглушительно звенят разлетающиеся осколки.

Я будто смотрю фильм в замедленной перемотке — как взмахивает руками Михаил, пытаясь вернуть равновесие, как Смоленский сгребает его за шкирку — то ли чтобы этот придурок не напоролся на остатки торчащих стекол, то ли чтобы продолжить его избивать… У Михаила нет шансов в этой битве. Кирилл налетел на него так стремительно, словно телепортировался.

— Кирилл Владимирович, не надо, — налетает следом на Смоленского Цербер-Антон, сгребая его за плечи вместе с Михаилом, — лучше не надо. Не надо.

«Да, это ты зря, Кирилл Владимирович» — с тоской думаю я, глядя на лицо Михаила, которое явно пострадало при столкновении с дверью. Потом медленно поднимаю глаза вверх: ну, конечно. На крыльцо больницы направлена камера.

Второй Цербер, появившийся рядом, помогает Антону растащить этих двоих в разные стороны. Михаил при этом неудачно спотыкается и падает.

— Да это родственники наши сцепились, — поясняет Антон выглянувшему охраннику, — все в порядке. Перебрали немного. Мы их домой сейчас отвезем. Извините.

— А-ага, — тянет охранник, — а за стекло кто платить будет?

— Мы заплатим. Тох, потом занеси им за беспорядок и стекло.

Охранник кивает, еще раз осмотрев нас, и, видимо, убедившись в платежеспособности, а после уходит. Я ошалело смотрю на Цербера, под ногами которого барахтается Михаил, пытаясь подняться. Когда ему удается выпрямиться на руках, приподняв корпус, Цербер внезапно незаметно и аккуратно наступает ему на пальцы.

— А-а, блин!…

— Не надо, — вырывается у меня. Я перевожу взгляд на Смоленского, который смотрит на Михаила так, словно его прямо сейчас закопает в крыльцо больницы, — Кирилл, его надо сейчас же отпустить.

Вместо Кирилла в разговор вклинивается Антон:

— Саш, ты че? С ним надо сперва поговорить. Серьезно прям. Это не дело — на женщину руку поднимать. Я бы ему и сам вшатал.

Я встряхиваю головой, чтобы уложить мысли и подхожу к Смоленскому. Потом отвожу его в сторонку. Он странно послушно следует за мной. Когда я останавливаюсь в десяти шагах от крыльца больницы, то внезапно понимаю, что держу его за руку, переплетая наши пальцы… я тут же нервно отдергиваю ее, сделав вид, будто мне приспичило поправить на себе одежду.

Ой, блин.

— Кирилл…это тот, кто записан у Майи в свидетельстве о рождении, — шепчу я, стараясь забыть о легком смущении, которое посетило меня в этот момент. Кирилл сверлит меня мрачным взглядом. Такое чувство, будто он не до конца спустил пар на этом Михаиле и сейчас очень недоволен, — понимаешь, что если ты сделаешь ему что-то, то он пойдет в полицию? Тебе не отдадут Майю! Он воспользуется шансом отвоевать ребенка.

— Да? — саркастично выдыхает Смоленский, — вряд ли ему позволят дойти до полиции, Саша.

— Будь уверен, он дойдет. Или ему помогут дойти. Получишь статью за нанесение тяжких телесных и похищение, — перебиваю его я, — придет время, и кто-нибудь подсуетится доставить тебе проблем. Кто-нибудь, вроде твоего отца.

Я намеренно говорю очень прямо и резко, чтобы до Смоленского дошла серьезность ситуации. Судя по настрою Михаила — он пойдет по головам, лишь бы урвать кусочек счастья в виде денег.

— Все нормально, — я прикасаюсь успокаивающе к руке Смоленского, когда понимаю, что достучалась до него: взгляд мужчины становится чуть более задумчивым, и яростный огонек чуть затухает, — он меня едва задел. Спасибо, что заступился.

Это и впрямь очень странно. Когда я произношу эти слова, то внезапно понимаю, что Кирилл — первый человек, который из-за меня постучал чьей-то головой об дверь. Даже мои бывшие парни как-то тушевались во время конфликтов и пытались замять все, поговорив с неадекватным человеком. С одной стороны, это было разумно. С другой — немного обидно. Хотелось в жизни чуть больше рыцарства. Или, на крайний случай, свирепого дракона в охрану, который будет защищать мою честь.

— Ему повезло, — констатирует Кирилл спустя пару минут нашего общего молчания. Он смотрит в сторону Михаила, — будь ты менее убедительной, и я бы разбил еще пару вещей его головой. Вы с Альминой точно родные сестры?

Я растерянно моргаю.

— Близнецы, Кирилл.

— Иногда в одной семье появляются кардинально разные люди, — хмыкает он, и я даже не совсем понимаю — говорит ли Смоленский о нас с Алей, или о себе и отце, — в любом случае, с этим стоит поговорить. Но разговорами лучше всего занимается Антон.

— Ты хотел обсудить наши с Майей встречи? — переводу я удачно тему, и Кирилл устремляет на меня внимательный взгляд, — сейчас самое время.

Он пару секунд смотрит на мою саднящую от боли щеку.

— Вполне. Пойдем тогда, Саша.

* * *

Смоленский отвозит меня в ресторан, о котором до этого я даже не слышала, и это странно: вряд ли бы я пропустила такое уютное местечко.

— Ого, — присвистываю я, оглядываясь, — тут целый сад из экзотических цветов и растений. Выглядит необычно. Почему я о нем ничего не знала?

— Это место не для всех, — поясняет Смоленский, отодвигая стул и приглашая меня присесть, — я плачу ежемесячный взнос, чтобы иметь сюда доступ.

— И сколько? — заинтересовавшись, спрашиваю я, а он в ответ чуть улыбается.

— Тебе все равно не позволят посещать это место, даже если ты сможешь заплатить. Считай, что это только для избранных.

Я демонстративно фыркаю. Обидно. Подозреваю, для каких избранных — для самых богатых и влиятельных людей страны. В принципе, понятны причины подобного ограничения: в обычном ресторане за соседними столиками могут оказаться как журналисты, так и охотницы за богатыми папиками. Тут такая вероятность стремится к нулю, поэтому богачи, заплатившие взнос, могут спокойно отдыхать и перетирать друг с другом за жизнь, ничего не боясь.