Эскулап Лопатов вне закона

В одном из подмосковных районов шикарных и многоэтажных особняков. рядом с высокими воротами остановилась крутая иномарка. Из неё в сопровождении двух крепких вооружённых телохранителей, одетых в чёрные костюмы и при галстуках, вышел важный господин. Он, примерно, в такой же одежде, как и они, но с кейсом в правой руке. Лет тридцати пяти от роду.

Это очень уважаемый господин в определённых кругах двуногих существ, которые наивно и самоуверенно считают себя элитой. Кроме того, он ещё и депутат высокого ранга самой главной думы страны, в прошлом, да и в настоящем. Одновременно он – известный следователь по особо важным делам, генерал-полковник МВД Валерий Трофимович Буньков.

Перед ним охранники открыли ворота, и он важно в сопровождении телохранителей вошёл в свои частные владения. На ступенях четырёхэтажного дворца с мраморными колоннами его встречала охрана особняка.

Взбодрённые холодной водой, уже в одежде, Лопатов и Мурашов продолжали свою беседу. Развели небольшой костёр. Назрела острая необходимость согреться..

– Кого же мы, студенты, тогда хоронили, – задал профессору вопрос ребром сельский врач Мурашов, – больше десяти лет тому, Игнат Аркадьевич?

– Тогда, в закрытом гробу, – Лрпатов подкинул несколько сухих веток в костёр. – вы хоронили мою обгоревшую левую руку. Всё предельно просто. Старую кисть я сам себе отпилил ножовкой, под наркозом. Нормально. Получилось быстро и хорошо.

– Разве такое возможно?

– Возможно. Ты же видел, как у заядлого грибника выросла нога.

– Точно, видел. Но до сих пор до конца не верю в то, что такое возможно.

– Потом я поджёг свой загородный домик. Пиджак с документами заранее повесил подальше от пожара, на забор.

– Ну и что?

– Ну и всё. То, что они нашли, то и похоронили. Я уже тогда изобрёл живительные капли. При этом имел глупость десятка полтора людей излечить от тяжёлых недугов. За мной началась слежка. Я вовремя понял, что скоро настанут мне полные кранты.

– И вы больше десяти лет живёте, как партизан? – Мурашов большой палкой переворачивал в костре горящие ветки. – Без элементарных удобств и неизвестно, где. При этом ещё и помогаете людям. Кошмар! Перебирайтесь к нам, в Синие Быки.

– Меня и в вашем доме найдут. От этих ищеек нигде не скроешься. Но я умудряюсь инкогнито ездить во Владивосток. Нелегально помогаю людям. Немного зарабатываю. Это в данной ситуации необходимо. В конце концов, я выполняю свой долг. Такие вот непростые дела, Филипп.

– Где же вы живёте? Где обитаете? Неужели только в дупле?

– В целях конспирации, в основном, в нём. Но недалеко есть заброшенный посёлок Сиговка.

– Есть, я знаю. Таких сейчас в стране тысячи или даже десятки тысяч.

– В этой самой Сиговке, в подвале одного из домиков у меня имеется определённый запас этой жидкости. Там же находится и моя лаборатория. В ней же я храню и нормальную одежду.

– В каком смысле, нормальную?

– В самом прямом, для выхода в люди. Ни сидеть же на месте! Надо общаться с людьми, а не только с дикими козами.

– Как несправедлива жизнь! Что же делать? Хреновина с морковиной получается.

– Надо продолжать жить ради процветания человечества и верить в самые добрые перемены. А сегодня за ночь необходимо будет перенести к вам с основную часть моей лаборатории и прочее. Вы же с Алевтиной врачи, поэтому продолжите моё дело.

– А вы, Игнат Аркадьевич?

– Я тоже, до поры и до времени. Пока я жив, сидеть, сложа руки, не намерен. Но до вас ещё долго не доберутся. А меня, в любом случае, найдут и сотворят со мной несчастный и непременно летальный случай. Но пока живу, надеюсь.

– Это кто-то мудрый сказал?

– Цицерон говорил и ещё Сенека. Да и многие другие. Проще сказать, надежда умирает последней. Это общеизвестное выражение.

– Одни считают, что она, вообще, не умирает, другие, что и не рождается. Так вот, без надежды и существуем. Небо коптим. Ведь все утверждения, даже самые мудрые, спорны.

– У каждого человека имеется своя историческая миссия, – сказал Лопатов. – В долгой и здоровой жизни есть великий смысл.

– Но, всё-таки, мне кажется, – задумался Мурашов, – что крепкое здоровье каждого человека и долголетие, всего лишь, красивая и, к всеобщему несчастью, несбыточная мечта.

– Побольше оптимизма, Филипп! Пока мы с тобой живы, не позволим никому отменить долголетие. Не позволим! Если будем расторопными, то поможем очень многим.

Лопатов посмотрел вверх, в синее небо. Сверху прямо на них опускался парашютист. Он довольно удачно приземлился, почти не разбил себе лоб и даже не вывихнул руку. Видно, что мастер. уверенно держал стропы в руках.

Его рот и нос закрывала тряпичная медицинская повязка.

Парашютист быстро собрал и упаковал парашют в мешок, не обращая внимания на волнение Мурашова и Лопатова, которые уже встали на ноги. Он надел на плечи мешок, как рюкзак. Подошёл к ним и вручает медицинские повязки для прикрытия рта и носа.

– Благотворительная международная организация, – сказал парашютист. – рекомендует вам надеть на лица повязки.

– Зачем и почему? – удивился Мурашов. – Мы же в лесу.

– Потому, что везде и всюду брендовирус, – пояснил парашютист. – Когда будете уходить, потушите костёр! Пожароопасный период.

Приветливо махнув им рукой, удалился.

С небольшим желанием они надевали на лица повязки.

– Кто-то хорошо погреет свои ручонки на так называемой пандемии, проворчал профессор медицины. – И вакцины появятся, и таблетки. Всё продумано. Богатые богатеют. Понятно, что таких, как мы с тобой, Филипп, с нашей панацеей, они всегда уничтожали и уничтожать будут.

Оба сорвали с лиц повязки, бросили их в огонь и яростно начинали тушить костёр.

Но, увидев, что над ними кружит самолёт, Лопатов и Мурашов достали из костра обгоревшие повязки и надели их на нижнюю часть лиц.

Самолёт улетел.

По огромному болоту с палками, с флагами и транспарантами шли нищие. Их много. У всех на лицах марлевые и разного вида повязки. Физиономии у бездомных и обездоленных, шагающих по топким местам людей, усталые, измождённые, грязные, но счастливые.