«Если», 1996 № 07

Неожиданно поле его зрения сузилось до пределов листочка, на котором записывали счет. Миссис Карр погрузилась в раздумья над своим ходом, а Ивлин Соутелл что-то рисовала на бумаге. Сначала Норман увидел фигуру человека с воздетыми к небу руками, над головой которого изображены были три или четыре шара. Затем шла, судя по короне и пышному платью, королева, за ней — башенка с бойницами, следом — Г-образное сооружение, с короткого конца которого свисала человеческая фигура, должно быть, виселица. Последний рисунок изображал грузовик — прямоугольник на двух колесах, — который накатывал на человека, заломившего в отчаянии руки.

Пять рисунков. Норман чувствовал, что четыре из них каким-то образом связаны с неким весьма любопытным ритуалом. Случайный взгляд на колоду помог ему догадаться.

Карты. Вернее, далекое прошлое карт, когда их еще использовали для ворожбы, когда между валетом и дамой был рыцарь, когда масти назывались «мечи», «жезлы», «чашки» и «денежки», когда существовали двадцать две карты таро для предсказания судьбы, из которых к сегодняшнему дню сохранился один джокер.

Но откуда Ивлин Соутелл знает о чем-либо столь древнем и темном, как карты таро? Откуда они известны ей так хорошо, что она походя рисует их за игровым столом? Немыслимо! Глупая, жеманная, поверхностная Ивлин Соутелл? Нет! Но как же быть с четырьмя картами таро — Жонглером, Императрицей, Башней и Повешенным?

Из общей схемы выпадал лишь пятый рисунок «человек под грузовиком». Джаггернаут? Фанатичная, все-таки затрепетавшая жертва умирает под колесницей торжествующего идола? Уже ближе… Однако глубоко же проникла в тайны эзотерического [3] знания бестолковая Ивлин Соутелл!

Внезапно его осенило. Он сам и есть грузовик! Огромный грузовик. Вот что означает пятый рисунок.

Но откуда Ивлин Соутелл знает о его фобии?

Он изумленно воззрился на нее. Она бросила рисовать и ответила ему сумрачным взглядом.

3

Эзотерический — предназначенный только для посвященных, доступный лишь специалистам (от греч. «эзотерикос» — внутренний).

Миссис Ганнисон подалась вперед, губы ее шевелились, словно она пересчитывала козыри.

Миссис Карр улыбнулась и сделала ход. Ветер за окном взревел так же громко, как в начале вечера.

Норман вдруг хмыкнул. Женщины недоуменно уставились на него. Господи, ну какой же он глупец! Думает о колдовстве, а Ивлин Соутелл просто-напросто изобразила ребенка, играющего в мяч, — ребенка, которого у нее никогда не будет; себя самое — в виде королевы; башню — кабинет своего мужа, ставшего заведующим кафедрой социологии; под повешенным подразумевается импотенция Харви (вот это мысль!), а под испуганным человеком и грузовиком — ее собственная сексуальная энергия, которая страшит и сокрушает Харви.

Норман хмыкнул во второй раз; женщины вопросительно приподняли брови.

И все же, спросил он себя, продолжая прерванное рассуждение, почему нет?

Три колдуньи прибегают, как и Тэнси, к ворожбе, чтобы помогать мужьям, а заодно и себе.

Они используют знания мужей, чтобы осовременить колдовство. Они беспокоятся из-за того, что Тэнси перестала колдовать, они полны подозрений и боятся, что ей удалось найти нечто более могущественное и она намерена пустить находку в дело.

А Тэнси — беззащитная и беспомощная — не догадывается, быть может, о том, что их отношение к ней изменилось, ибо, порвав с чародейством, она утратила свою «женскую интуицию».

Не додумать ли до конца?

Возможно, все женщины одинаковы, все они — хранительницы древних обрядов и обычаев человечества, включая и колдовство. Они сражаются в битве своих мужей, но исподтишка, заклинаниями, и не признаются в этом; а когда их ловят с поличным, объясняют свое поведение женской восприимчивостью к суевериям.

Значит, добрая половина человечества до сих пор занимается колдовством?

Почему бы и нет?

— Ваш ход, Норман, — промолвила миссис Соутелл.

— Вы как будто чем-то озабочены, — заметила миссис Ганнисон.

— Как вы там справляетесь, Норм? — крикнул ее муж. — Они вас еще не обмишулили?

Обмишулили? Норман рывком вернулся к действительности. Надо признать, они едва не заманили его в ловушку. А все потому, что человеческое воображение — весьма ненадежный инструмент. Посмотрим, посмотрим. Если он зайдет с короля, а у миссис Ганнисон окажется дама, то, быть может, им удастся выкрутиться.

Миссис Карр побила короля тузом, и на ее губах заиграла, как показалось Норману, лукавая усмешка.

Когда партия закончилась, Тэнси отправилась на кухню за закусками. Норман последовал за ней.

— Ты заметил, как она на тебя поглядывает? — прошептала Тэнси весело. — Порой мне чудится, что эта стерва влюблена в тебя.

Он фыркнул.

— Ты про Ивлин?

— Разумеется, нет! Про миссис Карр. Внутри она — молоденькая девчонка. По взглядам, какими она окидывает студентов, можно догадаться, как хочется ей быть такой же.

Норман припомнил, что утром сам думал об этом.

— Она и на меня иногда смотрит так, — продолжала Тэнси, — но польщенной я себя не чувствую; скорее, мне становится страшно.

Норман кивнул.

— Она напоминает мне Злую… — Он запнулся.

— …колдунью из «Белоснежки»? Верно, милый. Ступай лучше в комнату, не то они прибегут сюда, чтобы сообщить, что профессору Хемпнелла на кухне не место.

В гостиной завязался обычный разговор о трудностях преподавательской жизни и ее радостях.

— Я виделся сегодня с Поллардом, — сказал Ганнисон, кладя себе кусок шоколадного торта. — Он завтра утром будет совещаться с опекунами, в частности по поводу кафедры социологии.

Харви Соутелл подавился пирожным и чуть было не опрокинул чашку с какао.

Норман уловил злобный взгляд, который метнула на него миссис Соутелл; впрочем, она быстро овладела собой.

— Как интересно, — пробормотала она.

Норман улыбнулся. Такую ненависть он понимал. И приписывать колдовству не было никакой необходимости. Пройдя на кухню, чтобЫ принести миссис Карр стакан водй, он столкнулся с миссис Ганнисон, которая выходила из спальни. Она засовывала в свою объемистую сумку какую-то книжку в кожаном переплете. Неизвестно почему, Норма подумал о дневнике Тэнси. Наверное, миссис Ганнисон захватила с собой адресную книгу, при чем здесь дневник?

Между ног миссис Ганнисон с шипением проскользнул Тотем.

— Ненавижу кошек, — процедила супруга декана и прошла в гостиную.

Профессор Карр предложил сыграть последний роббер так: мужчины за одним столом, женщины за другим.

— В вас говорит варвар, — поддела его Тэнси. — По-вашему, мы совсем не умеем играть в бридж.

— Наоборот, дорогая, я считаю, что вы играете великолепно, — возразил Карр. — Но буду откровенен: порой я предпочитаю играть с мужчинами. Мне легче читать на их лицах, тогда как женщины сбивают меня с толку.