«Если», 2008 № 11

— И как вы собираетесь тут жить? Насколько мне известно, компрачикосы жестко регулировали численность всех народцев. Теперь это делать некому. Некому решать ваши споры. Некому вами командовать. Вы перессоритесь в первую же неделю, это вы понимаете?

— Ну и что?! — Корнелий хотел вскочить на кресло, но Ольдек удержал его и подвинул стакан поближе.

— А то, — спокойно продолжил Брайан, — что вы граждане Федерации. И Федерации пришлось бы сюда, на край света, в дальний космос, тащить войска, чтобы между вами наводить порядок. Я уже не говорю о том, что кое-кто может вернуться, и тогда многим из вас не поздоровится… Может, Федерации тут эскадру держать, охранять ваш крошечный Остров? Или все-таки справедливее переселить вас в безопасное место? С другой стороны или, точнее, по другому вопросу отвечу так: а кем будет ваш ребенок в Федерации? Человеком? Да.

Но неполноценным. Даже не способным иметь потомство от кого-либо, кроме таких же гномов. У него не будет перспектив.

— Отлично. — Корнелий залпом выпил воду. — Замечательно. Значит, в Федерации у нас перспектив нет, а здесь вы нас не оставите. Спасибо за Свободу.

Брайан посмотрел в глаза куда более прагматичному и спокойному, как полковнику казалось, фавну. Топус улыбнулся, пожав плечами. Назвать эту козлиную улыбку симпатичной Брайан не решился бы, но что-то обаятельное в ней имелось.

— Я понимаю, как это выглядит в ваших глазах, — тихо сказал полковник. — Но прежде всего хочу, чтобы вы поняли: это — лучший вариант.

— Всегда есть то, что нуждается в починке, — заговорил Ольдек. — Мы, гоблины, веками занимаемся механикой, электропроводкой, водопроводом, много чем. Мы умеем учиться. У нас будет возможность работать в мирах Федерации? Это важно для нас, гоблинов. Пожалуйста, ответьте откровенно.

Теперь Брайану пришлось посмотреть в глаза зеленокожего человечка, который свою несоразмерно большую голову и держал-то, казалось, с трудом.

— Откровенно? Хорошо. У нас этим занимаются люди. Всегда занимались, и всегда будут заниматься. Если вы считаете себя гоблином — у вас нет шансов. Если вы назовете себя человеком — почему бы и нет. Только это не касается вопроса инъекции, здесь инструкция простая: без процедуры никто Эллию не покинет.

Гоблин смотрел на человека и отчетливо понимал: человек врет. Никто в Федерации не станет тратить на Ольдека время, там все прекрасно устроено и без него. Даже если он чему-то и научится, применить знания будет негде.

— Илан, ты ничего не хочешь спросить у сэра полковника?

Нимф глубоко вздохнул. Он был очень эмоциональным существом, но вовсе не глупым.

— Мы проживем остаток своей жизни где-то на другой планете, в безопасности и сытости, никому не нужные?

— Отчего же не нужные? Федерация ценит каждого своего гражданина! — Брайану этот тип нравился даже меньше остальных. Внешне как человек, безобразно хорошенький юноша. Эдакий ухоженный бисексуал, каких полно на любой планете Федерации. Вот только и он тоже — не человек, и это особенно страшно. — Но своими страданиями вы заслужили право на отдых.

— А я хочу страдать! — сорвался Илан. — Я хочу страдать, любить и быть любимым или убейте меня!

— Начинается, — удовлетворенно резюмировал Брайан. — Вот таких педиков вам в комитет включать не следовало. Почему нет никого от кентавров?

— Они подключатся позже, — пообещал Топус, у которого было время подумать. — Благодарю за разъяснение некоторых позиций Федерации по нашему вопросу. Нам нелегко осознать фактическое положение дел. Но благодаря вам мы многое поняли. Теперь мы хотели бы вернуться к землякам и обсудить это с ними.

Топус встал первым, за ним остальные. Брайан медлил. Что-то его беспокоило в добродушном фавне. Не изолировать ли весь этот «комитет»? Впрочем, если они не вернутся, их товарищи могут спровоцировать какую-нибудь голодовку, полковник слышал о подобных инцидентах. Пусть идут. Все равно у уродцев нет власти над собой, они подчинены людям.

— До свидания, рад был с вами познакомиться, — распрощался наконец Брайан. — Если будут какие-либо жалобы на условия содержания, обращайтесь непосредственно ко мне.

13.

Еще когда они спускались по железной лестнице, Топус шепотом спросил арахну, которую нес на руках:

— Удалось хоть что-то?

— Конечно! — заворковала довольная арахна. — Все удалось! Я удаленно вошла в три их сети, у меня теперь все пароли! Очень хочется, конечно, воткнуть куда-нибудь пальцы, но все равно: какое облегчение! Спасибо, Топус!

— Пожалуйста, но ты по существу скажи: мы сможем получать информацию внизу?

— С перебоями. Это трудно, здесь много экранов, и эти дубинки солдат… Они полны энергии, очень фонят! Мне нужно поговорить с другими арахнами, вместе мы могли бы больше.

Оказавшись на месте «временного содержания», все получили ужин. Каша оказалась совершенно одинаковой во всех мисках, хотя размер порции соответствовал весу получателя.

— Я им говорила, что для фавна это мало! — оправдывалась Матильда, вручая миску Топусу. — Но они сказали: такова инструкция. И знаешь, кентавры не намного больше получили!

— Мне их жалко! — добавила Алоя. — Такие сильные, большие.

Говорят, в Федерации все едят немного. И пища у них какая-то особенная, синтетическая.

— Это не важно, — Топус отодвинул от себя миску. — Успею. Нинон, кушай быстрее, лучше тебе сейчас повидаться со своими.

— Я не буду это есть! — Нинон только попробовала и брезгливо отвернулась. — Это не еда, я чувствую. Лучше я теперь поговорю со своими, я заметила нескольких сверху.

Ольдек, единым махом проглотивший порцию, согласился поносить мало годную к самостоятельному передвижению арахну по лагерю.

— Не знаю, что этой стерве не нравится! — нахмурилась Матильда.

— Очень вкусная каша, с мясом и специями.

Топус попробовал еду осторожно, но она ему очень понравилась. Лишь вылизывая миску длинным языком, он подумал, что федераты могли туда и подложить нечто, делающее народцы более покладистыми. Однако тут же произошло событие, которое его несколько успокоило. Десяток кентавров, за которыми внимательно наблюдали остальные, подошли к закрытому окошку выдачи пайков и шумно потребовали от дежуривших там солдат добавки. Если кентавры остались такими же строптивыми, как и прежде, то еда особой опасности не представляла.