«Если», 2009 № 06
Шрифт:
Я киваю, и ко мне подходит официантка с новым бокалом минеральной воды. Я возвращаюсь и сажусь, продолжая следить за сделками.
Он — мой первый. Я занял денег, чтобы купить Будущего на своем первом аукционе. В своем деле я один из лучших. С тех пор я лично приобрел нескольких великолепных Начинающих. Они все уже скоро окупятся и станут моим пенсионным фондом. Но первая покупка, первый удачный Будущий, которого приобретаешь по сходной цене, — он всегда особенный.
Я хотел сказать ему. Даже я, играющий в эту игру лучше всех остальных, даже я собирался сказать. Но тогда я показал бы ему лицо человека, против которого бунтовать.
Когда я решу выйти на пенсию, он, возможно, станет моей заменой. Он талант, самородок. Хотелось бы только, чтобы он оказался не таким белым. Снова эти племена. Я пью воду с лимоном и слежу за двумя компаниями, борющимися за очень многообещающего биолога из одной эфиопской семьи среднего класса, получившего высокие баллы. На него, скорее всего, не потребуется много затрат, поэтому цены поднимаются высоко.
Знаете, мы никогда не избавимся от этих племенных реакций, даже несмотря на то, что я могу прочитать его генетический профиль так же, как средний человек читает меню. Эта белая кожа и светлые волосы все равно меня раздражают.
Женщина, купившая меня как Будущего, подошла ко мне на вечеринке в посольстве, куда я попал, ведомый гневом, в своих поисках. Она тоже не сказала мне. Я тогда находился на том же этапе, что и мой гость, шокированный и очарованный намеками на огромную сеть незаметных манипуляций, которую я раскрывал. Она сказала мне, что купила меня, лишь годы спустя, на том же аукционе, где я приобрел своего сегодняшнего гостя.
Я, наверное, тоже скажу ему.
Когда он купит своего первого Будущего.
От шока обычно отходишь быстро — когда понимаешь, что удачи не существует. Когда понимаешь, что мир, в который ты верил — лишь обман чувств. Некоторые этого так и не осознают. Они всю жизнь совершают открытия, ворочают числами, изобретают мощные системы канализации или строят ДНК, купаются в счастье. Если хотите поблагодарить за свой успех вашу удачу, сделайте это.
Сегодня я никого больше не покупаю, и я не в настроении ждать до конца каталога, до самых коктейлей. Я вернусь позже, чтобы выпить со своей конкуренткой. Я спускаюсь на лифте вниз и даю хозяйке достаточно чаевых, чтобы получить в ответ ее лучшую улыбку.
Он, конечно, уже ушел. Я не пытаюсь за ним следить. В двухлетнем возрасте его лечили от инфекции среднего уха, и тогда доктор имплантировал ему чип. Этот чип позволит мне найти его тогда, когда потребуется.
Мы не управляем. Мы лишь создаем путь, а человек идет по нему сам. Потому что это именно то, чего он хочет. У выхода стоят такси с кондиционерами, и я, пожалуй, прокачусь по настоящей, неопрятной версии того безупречного города, который можно увидеть из комнаты наверху.
Круг замкнулся, я снова здесь. Моя мать работала в одном из этих баров шестьдесят лет назад. Она сбежала из Мумбая — младшая дочь из многодетной семьи. Девчонка забеременела от талантливого молодого директора, проводившего свой отпуск в Гонконге. Он так никогда и не признал ребенка.
Мы ищем таланты там, и мы их находим. А когда перед
нами открывается путь, мы идем по нему. Идите вперед, давайте. Можете назвать это удачей, если вам от этого легче.Перевел с английского Алексей КОЛОСОВ
Тед Косматка
Предсказывая свет
Невозможно, что Бог когда-либо обманет меня, потому что в любом мошенничестве и обмане обязательно отыщется какое-нибудь несовершенство.
Я скорчился под дождем с пистолетом в руке.
На каменистый берег передо мной взобралась волна, залив ноги и наполнив штанины песком и щебнем. Вокруг нависали скалы, черные и большие, как дома.
Придя в себя, я задрожал от холода и впервые осознал, что пиджак от костюма куда-то подевался. Вместе с левым ботинком из коричневой кожи, двенадцатый размер. Я поискал ботинок, обведя взглядом каменистый берег, но увидел лишь камни и перекатывающуюся вспененную воду.
Я глотнул из бутылки и попытался ослабить галстук. Поскольку в одной руке я держал пистолет, а в другой бутылку, и поскольку я не желал сдаваться, ослабить галстук оказалось нелегко. Я действовал рукой с пистолетом, растягивая узел пальцем, пропущенным сквозь предохранительную скобу спускового крючка, и холодная сталь терлась о горло. Я ощутил дуло под подбородком, а онемевший и неуклюжий палец касался спускового крючка.
Это будет так легко.
Интересно, доводилось ли кому-нибудь так умирать — пьяным, вооруженным и пытающимся ослабить галстук? Пожалуй, для представителей определенных профессий в этом нет ничего необычного.
Потом узел распустился, а я не застрелил себя. В награду я еще раз глотнул из бутылки.
Я сидел, уставясь на рокочущие волны. Это место совершенно не похоже на дюны в Индиане, где озеро Мичиган занимается любовью с береговой линией. Здесь, в Глостере, вода ненавидит сушу.
Мальчишкой я приходил на тот пляж и гадал, откуда взялись все эти валуны. Неужели их приволокли приливы? Теперь-то я знал ответ. Разумеется, валуны были здесь всегда, похороненные в мягком грунте. Они — то, что осталось, когда океан вымыл все остальное.
У меня за спиной, возле дороги, стоит памятник — список имен. Местные рыбаки. Те, кто не вернулся домой.
Это Глостер — место, уже давным-давно проигрывающее битву с океаном.
Я сказал себе, что прихватил пистолет для самозащиты, но сидя здесь, на темном песке, я в это не верил. Я уже пересек ту черту, до которой можно себя дурачить. Это пистолет моего отца, калибр девять миллиметров. Из него не стреляли шестнадцать лет, семь месяцев и четыре дня. Я подсчитал это быстро. Даже пьяный, я считаю быстро.
Моя сестра Мэри сказала, что это хорошо: новое место, которое было также и старым местом.
— Новое начало, — сказала она. — Ты сможешь работать. Сможешь продолжить свое исследование.
— Да, — ответил я. Ложь, в которую она поверила.
— Ты ведь мне позвонишь?
— Конечно, позвоню. — Ложь, в которую она не поверила.
Я отвернулся от ветра и сделал еще один обжигающий глоток. Я пил, пока помнил, в какой руке у меня бутылка, а в какой — пистолет.
Я пил, пока не перестал ощущать разницу.