«Если», 2011 № 07

— Браво! Игра стоила свеч.

— От этого зависела моя жизнь. Единственная проблема состояла в том, что у Ребекки было оружие. Я не мог ждать ее, забившись в уголок. Поэтому я засунул в клона карту Мег с записью твоих съемок, а себе поставил карту со сценой смерти. Видишь, как полезно бывает хранить карты памяти бывших клонов. Самым трудным оказалось отрегулировать хронометраж. На этих интерфейсах кнопки так неудобно расположены.

— Итак, Ребекка пришла и увидела, что ты мертв.

— Ну да. Не знаю, что произошло потом, но раз вы сейчас здесь, значит, моя стратагема сработала. Должно быть, она испугалась, что он выстрелит, и удрала.

Франсис выпрямился и обвел всех беспокойным взглядом. Похлопал себя, будто проверяя, что за это время не рассыпался на куски, и сунул руку в карман пиджака. Неожиданно он подпрыгнул на месте.

— Господи! В суматохе я ошибся картой. Я вставил себе ту, которая с репетицией Мег.

— И что это означает?

— То, что клон сейчас убьет Ребекку. Это продолжение сцены. Надо срочно туда бежать.

Тело Ребекки лежало перед неподвижным роботом-клоном. Ее черный берет упал, и светлые волосы разметались по полу. Выстрел настиг ее, когда она уже почти добралась до спасительного выхода.

Полиция долго расспрашивала артиста и всю съемочную группу. Франсис казался потрясенным. Он и предположить не мог, что жена его настолько ненавидит, чтобы устроить всю эту мизансцену. Он чувствовал себя ответственным за это, и все вокруг хором утешали его. Большая киношная семья поддерживала его в этом несчастье.

Только к десяти вечера он добрался до паркинга. Все или почти все уже ушли. Он подошел к серой «шкоде-октавии» и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Номер просто очарователен! — заявила Мег, увидев его. — Меня особенно восхитило твое «О, господи!». Ты и в самом деле великий артист.

— Ребекка чуть не сделала из меня дурака. Я не мог предположить, что она позакрывает все двери в студии. Я думал, она ограничится тем, что натравит на меня клона, но она сумела неплохо поставить всю эту мизансцену. А я смог неплохо выкрутиться. К счастью, я лучше ее знаю расположение студий.

— Когда ты унаследуешь ее долю в фирме по клонированию, ты организуешь мне эксклюзивный контракт, не правда ли, дорогой?

— Договорились. Ребекка никогда не хотела помогать тебе. Она догадывалась, что ты особенная.

— Тем хуже для нее!

Мег наклонилась к Франсису и поцеловала его в шею. Он позволил ей это сделать, но взгляд его блуждал в пустоте, очень далеко отсюда.

— Она попалась в собственную ловушку. У сыщиков не возникло никаких подозрений, настолько очевидны были махинации моей жены. При необходимости Бруно все подтвердит, и эта шлюшка Роза тоже будет свидетельствовать в мою пользу. Бедная девушка, она расписала меня как последнего мерзавца, но в то же время прекрасно понимала, что участвует в спектакле. Преступление с картами памяти в качестве оружия. Только артист мог бы додуматься до такого.

— Чудовища. Нам платят за то, чтобы мы дурачили весь мир, жили только в иллюзиях, без всякой глубины и искренности.

— Ребекка мне говорила, что производители клонов когда-нибудь нас всех заменят своими созданиями. Им этого так хочется, но, сделав это, они совершат ошибку.

— Почему же?

— Мы еще более искусственные и пустые. Сознательность и бессознательность! Искренность и ложь, все та же бесконечная лента, и когда она разворачивается, уже не различаешь, где одно, где другое. Идет речь о том, чтобы обманывать себя или других, о своего рода индукции себя или других. Искусство обманывать посредством чувств и модных сюжетов. Клоны не способны испытывать чувства и обманываться.

Мег нахмурила брови и положила руку на шею Франсису.

— Ой, а я думала, что это слова с карты памяти, — произнесла она извиняющимся тоном.

— Я еще много чего мог бы вспомнить. Это слова артиста двадцатого века. Он был в ужасе от появления клонов, от того, как они соответствуют этой профессии. Перед тобой два пути — или подвергнуться этому, стать бездумным инструментом, или попытаться понять, служить — служа, участвовать, достигать совершенства. У наших клонов нет сознания, но мы точно так же являемся инструментами. Мы практикуем отказ от себя, вот почему мы производим впечатление поверхностных. Мы бьемся за безличное, а в итоге стоим не больше роботов, которых программируют.

— В самом деле никакой разницы? Ничего, что оправдывало бы наше существование? Франсис?

— Поехали.

Мег завела мотор и выехала с паркинга на объездной путь, ведущий к Праге. Фонари встречных машин словно обшаривали интерьер прерывистыми оранжевыми лучами. Франсис прислонил голову к стеклу двери, глядя на темные пейзажи, проносящиеся за окном. Его профессия вызывала у него отвращение, но он знал: это ощущение составляет часть его искусства, является его непременным условием. Слова волнуют поверхность, но они, как свет спасительного маяка в ночи.

— Мег, разница все же существует. Послушай, мой друг. Я говорю о себе самом. Я говорю также и о тебе, комедиант, брат мой. Это я говорю себе о себе самом. Послушай о трудностях актерского ремесла. Поразмышляй как следует сам с собой о своем призвании. Оно вовсе не то, чем ты его считаешь. Выбирай же, кем стать.

Перевела с французского Злата ЛИННИК

Кейт Вильгельм Творцы музыки

^{Иллюстрация Сергея ШЕХОВА}

Когда Джейк пришел на собеседование в журнал «Творцы музыки», он сознался, что знает о предмете очень мало, почти ничего. Он разослал пару десятков резюме, но откликнулся только этот журнал, однако Джейк понимал: надо заранее и честно предупредить о своих ограниченных познаниях в этой области.

Марша, дежурный редактор, кивнула:

— У нас есть критики и обозреватели. Я читала ваши рассказы в… как там называется газета?.. Где же я ее видела? В Манси? В любом случае, мне нравится, как вы пишете. И от вас потребуется в основном то же самое. Краткие биографические очерки о молодых перспективных музыкантах, их личные истории привлекут внимание аудитории.

На работу Джейка приняли семнадцать месяцев назад, а полгода назад он снова начал рассылать резюме. Вся его работа сводилась к заполнению «подвала». Тысяча слов рассказа урезалась до семи или даже пяти сотен, сколько требовалось для подверстки.

И вот новое задание. Марша назвала фамилию творческого деятеля и его адрес, и Джейк уставился на редакторшу во все глаза:

— Многообещающий?! Да этому парню стукнуло девяносто два, когда он помер!

— Он был значительной фигурой для многих всемирно известных музыкантов. Он достоин более чем обычного некролога, ведь это последнее, что мы можем для него сделать.