«Если», 2011 № 09

— И это было бы только справедливо. Итак, мама, что же мне делать с Веллингтоном Миксом? Он не хочет признавать, что дом больше ему не принадлежит и что нынешние обитатели имеют право мирно жить там своей жизнью.

— Я поспрашиваю, — пообещала она. — Посмотрим, глядишь, и разыщу его. Может быть, с ним нужно просто как следует поговорить. Как он выглядит? Я была совсем крошкой, когда он умер, так что у меня никаких воспоминаний не осталось.

Я вкратце повторил описание, данное Стивом, прибавив:

— Он сторонник сухого закона.

Мама фыркнула — из всех известных мне призраков она единственная, кто умеет это делать.

— Похоже, он изрядный зануда, — заметила она. — Уж эти мне старые холостяки! Могу поручиться, что при жизни он носил теплое нижнее белье и жаловался на желудок. Еще небось из дома не вылезал.

— Мам, я ведь тоже старый холостяк. И тоже постоянно сижу дома.

— Ты другое дело, — заявила она с нелогичностью, свойственной настоящей материнской любви. — Ладно, погляжу, что могу сделать.

Она удалилась, и я открыл глаза. Стакан был осушен вплоть до вишенки на дне. Некоторым духам спиртное по душе, подумал я. Однако не всем.

Прошла неделя. В суд Стива так никто и не вызвал. Еще один обнадеживающий знак: его теща в Таймониуме невозможно избаловала своих внуков и всячески противилась попыткам Альсатии внушить им хоть какую-то дисциплину. Вскорости жена уже названивала ему по два-три раза на дню. Стив сказал мне: она в пять секунд оказалась бы дома, если бы не боялась, что Микс может появиться перед детьми и перепугать их до аутизма.

— Ерунда, — ответил я. — Микс еще не испугал ни одного ребенка. И вообще, учитывая, что он холостяк, он, скорее всего, сам их боится.

— Может быть, вы объясните это Альсатии?

Я осторожно заметил, что не хотел бы встревать между мужем и женой. Ни в одном случае, кроме, пожалуй, пребывания в Афганистане, мирные наблюдатели не подвергаются большей опасности. В утешение я заверил его, что если нам удастся просто продержаться достаточно долго, то постепенно Микс ослабеет и потеряет способность доставлять людям неприятности.

— Вы хотите сказать, что призраки, — на сей раз это слово далось ему без заикания, — смертны так же, как и все мы?

— Ничто в мире не обладает абсолютным бессмертием, кроме Природы — и, разумеется, Бога, если он есть. Некоторые призраки расслаиваются, и все они на протяжении достаточного времени блекнут и растворяются.

— И как долго длится это растворение?

— Зависит от силы конкретной личности. Порой на это уходит несколько недель. Порой несколько столетий.

— О, замечательно! — саркастически отозвался Стив. — Столетий!

Он прибавил парочку непечатных ругательств, которые я счел недостойными профессионала, не ведая, что уже близко то время, когда Микс заставит и меня самого скатиться до вульгарных выражений.

Следующий день начался плохо и продолжился еще хуже. Электронная версия «Стандард» на моем «Хьюлетт-Паккарде» на первой же странице предлагала более чем обстоятельный отчет о последнем явлении Микса. В статье, озаглавленной «Борцы со смертью встречают реального противника», дом под номером четыреста девятнадцать по Меррит-стрит трижды упоминался как «дом палача». Я почти чувствовал, как содрогается агент Стива по торговле недвижимостью. Около десяти утра мой клиент сам позвонил мне, чтобы пополнить подборку плохих новостей. Его горничная Аннунциата позвонила ему в офис и сообщила, что через улицу от них припарковался какой-то деляга, промышляющий автобусными экскурсиями по историческим местам Гринвуд-Фоллс, и в настоящий момент вещает пассажирам о призраке.

— Я подаю заявление, чтобы подобное запретили в судебном порядке, — проговорил Стив дрожащим от ярости голосом.

Он отпустил несколько нелицеприятных замечаний в мой адрес, обвиняя меня в том, что я не смог решить его проблему, но большая часть его гнева была направлена на Веллингтона Микса.

— Да пошел он к черту! — рычал Стив, внятно скрежеща зубами. — Сегодня вечером я вернусь домой и как следует надерусь! Я потребую, чтобы меня отныне числили как демократа, а не республиканца! Я объявлю отмену смертной казни делом на благо общества и добьюсь его рассмотрения в Верховном суде! Я разыщу могилу этого мерзавца Микса и помочусь на нее! Я…

Очевидно, парню нужно было выговориться, и я позволил ему это сделать. Когда он наконец затих, я предупредил его, что бороться с мертвыми — бесплодная затея. Что он может сделать Миксу по сравнению с тем, что Микс может сделать ему? Стив еще некоторое время рычал и ругался, но в конце концов повесил трубку.

Я терпеть не могу подгонять маму, но ситуация не оставляла выбора. Так что я смешал ей коктейль, вернулся к своему «лейзи-бою» и послал вызов. Когда она откликнулась, ее голос звучал менее уверенно, чем когда-либо на моей памяти. Ей удалось разыскать Микса, но он оказался непоколебим.

— Крепкий орешек, — признала она. — Я знавала в свое время парочку упертых баранов, но этот даст сто очков вперед любому. Я ему говорю: «Вот вы пережили смерть, теперь у вас наконец-то есть время расслабиться и отдохнуть, а вы что делаете? Тратите его на то, чтобы пугать тех, кто остался на земле».

— А он что?

— А он отвечает с этой своей кошмарной самодовольной миной, что здесь речь идет о «пвинципах». И еще: женщинам, мол, подобного не понять — как тебе это? По его словам, именно поэтому он так и не женился: не нашёл женщины, которая отвечала бы его стандартам.

— Ну и говнюк… прости, мам. Просто выскользнуло.

— Всему свое время, милый, включая и слово на букву «г», и сейчас для него самый подходящий момент. О, что за человек!

Я всерьез рассчитывал на то, что мама разрешит мои проблемы с палачом, и теперь оказался в затруднении относительно дальнейших действий. Идею экзорцизма я отмел сразу же — что может вызвать у убежденного пресвитерианина большее презрение, нежели вид католического священника, бормочущего свои языческие заклинания? О спиритическом сеансе тоже можно забыть: в данном случае задача заключается не в том, чтобы заставить призрак появиться, а в том, чтобы помешать ему это делать… Я все еще ломал голову над этой проблемой, когда, уже в пол-одиннадцатого вечера, зазвонил телефон. Едва сняв трубку, я понял, что у Стива неприятности — новые, вдобавок к прежним.

Он был пьян, и его произношение, обычно четкое, превратилось в невнятное бормотание.

— Вы длж-ны это видеть, — промычал он. — Непр-менно длж-ны! Госп-ди, ну и мерзость!

— Держитесь, — сказал я. — Сейчас буду у вас, вы и с кресла встать не успеете. — Возможно, не стоило говорить это человеку, который, судя по голосу, действительно едва ли способен подняться с кресла.

Когда я прибыл, лампочка над его крыльцом горела, но весь дом оказался погружен во тьму. Двигаясь ко входной двери по аккуратной, выложенной «елочкой» кирпичной дорожке, я видел в окнах тусклое, медленно перемещающееся, довольно неприятное зеленоватое сияние: любой десятилетний подросток сразу же сказал бы, что это привидение, а любой взрослый — что люминесценция разложения. В данном случае, думал я, позвонив в дверь, правы оба.