«Если», 2012 № 11
Шрифт:
Шли годы, светская проза насыщалась сюжетами, черпая новые темы из всех доступных источников. Ветвились направления и стили, усложнялся язык. Формировалась порода. Мифологическая основа продолжала исправно служить авторам. Появились и те, кто использовал в качестве источника романы доблестного рыцаря. Тень легенды сама породила множество отражений. И мало кто помнил уже Гальфрида Монмутского и других священнослужителей, которые так усердно придавали языческой легенде облик христианской притчи.
Формирование неантичных классических текстов на литературном пространстве Европы шло последовательно, от простого к сложному. Минула всего сотня лет, и тонкие ценители, познавшие произведения еще одного уроженца графства Йоркшир — Уильяма Шекспира, свысока говорили о первых
Отбрасывает тень.
Расцвет романтизма стимулировал развитие литературы небывалого. Это проявлялось и в эпоху Возрождения, и позднее, когда светская проза укрепила свои позиции и стала отражением общественной жизни. Мрачноватое здание готической литературы бестрепетно ассимилировало и наивный рыцарский роман, и древний европейский эпос, и позднейшие сюжеты. Из стрельчатых аркад, из-под карнизов с горгульями выбралась и расправила кожистые крылья новая традиция. На этой почве взросли писатели, задавшие темп дальнейшему развитию жанра. Мери Шелли, Брем Стокер, Герман Меллвил, Артур Конан Дойл, Роберт Стивенсон, Густав Майринк — неполный список авторов, утвердивших фантастическую прозу как самостоятельный жанр.
Одним из первых почувствовал новый культурный «запрос» американский литератор Эдгар Алан По. Литературоведы часто ставят его особняком от других авторов, называя пионером декадентской и символической литературы, писателем, способствовавшим развитию научной фантастики. Может быть, дело в том, что По показал романтизм менее воздушным, максимально приближая тень к реальности?
К началу XX века тень предыдущих текстов стала столь плотной, что к ней неизбежно апеллировали практически все литераторы: от авторов любовных романов до последователей нового направления — фэнтези. Произведения Дж. Р.Р.Толкина и его коллег показали, что умелая компиляция древних мифов может дать блистательные результаты.
Иная ситуация сложилась в цехе научных фантастов. Вдохновленные бурным техническим прогрессом певцы стальных машин и космических путешествий с упоением принялись растрачивать запас идей и сюжетов. Не прошло и сотни лет, как два основных течения в фантастике сформировали свои пулы базовых текстов, о которых можно говорить как о классике жанра.
Да и дитя Второй мировой войны — постмодернизм возник как стремление собрать из разбитого чудовищным конфликтом социокультурного здания нечто новое и самобытное. Это удалось лишь отчасти. Очевидным стал растущий дефицит свежих идей и новых сюжетов. Тень прошлого накрыла большую литературу.
К началу третьего тысячелетия фантастика постепенно насытилась хмельным привкусом постмодерна. Еще вспыхивали сверхновыми неинфицированные тексты, но процесс диалога с классиками все больше затягивал авторов. Этому способствовало повальное увлечение мистицизмом, свойственное рубежным годам перехода из девяностых в нулевые.
Спиритические сеансы на литературном фронте привели к возникновению и распространению явления, которое одни именуют художественной интерпретацией, а другие попросту фанфиком.
Пришла пора оставить снобистские придирки к термину и принять его таким, какой он есть. Теперь и не поверишь, что когда-то просвещенный читатель брезгливо морщился, едва заслышав определения «космическая опера», «киберпанк», «стимпанк». Ничего, привыкли. Большинству любителей фантастики сейчас не слишком интересна этимология терминов. Вспомните: беллетристика,
которую мы все читаем, произошла от словосочетания belle tristesse, что в переводе значит «прекрасная грусть».Большой успех имели затеи, напрямую обращенные к классике фантастики. Здесь можно вспомнить серию «Время учеников», авторы которых погружались в мир АБС, интерпретируя его.
В 2003 и 2008 годах в серии «Лучшее» издательства «Азбука-классика» вышли сборники «Герои. Другая реальность» и «Герои. Новая реальность», содержание которых составляли фанфики к различным фантастическим и сказочным сюжетам. А с какой неподдельной радостью включились в этот процесс практически все ведущие отечественные фантасты! Постмодернистской игрой проникнут еще один дуплекс «Убить/спасти чужого», посвященный непростым взаимоотношениям с братьями по разуму.
Нельзя не отметить концептуальные проекты издательства «Снежный Ком». Например, «Классициум» — сборник историй, совместивших в себе отсылки к большой литературе, метапрозу, а также историческую фантасмагорию с интерпретацией традиционных для научной фантастики образов.
Из недавно опубликованных книг стоит упомянуть роман Игоря Минакова «Обмен мирами», в который автор помещает целый пласт отсылок к фантастическим произведениям, посвященным освоению Марса.
В последнее время постмодернистский оттенок фантастическим текстам может придать даже простая символическая основа, относящаяся к одному из направлений литературы неведомого. Искушенный читатель без труда узнает пафосный, но слегка наивный стиль советской фантастики, легко определит отсылки к набившим оскомину фэнтезийным образам и безошибочно выявит имперские американизмы. Кстати, англоязычные фантасты работают с фанфиком дольше и плотнее. Взять хотя бы метапрозаическую «Машину пространства» Кристофера Приста — вещь изящную, увлекательную и возбуждающую приятные воспоминания о прочитанных в детстве книгах Герберта Уэллса. Рэй Брэдбери с явным удовольствием писал рассказ «Эшер-2» в составе цикла «Марсианские Хроники», отдавая дань таланту Эдгара По. Серия «Плоский мир» Терри Пратчетта переполнена аллюзиями. А могучий Конан-варвар, придуманный Робертом Говардом, и вовсе стал «сыном полка» для американских, европейских и российских писателей! Любители фантастики на территории бывшего Союза до сих пор помнят легендарную многотомную «Конину», в которой поучаствовало немало авторов так называемой «Четвертой волны».
Сегодня большинство фантастов неизбежно уделяет время литературной игре, вплетая в свои произведения элементы классических историй. Так, выстраивая новую стену, античные зодчие часто использовали камни от разрушенных домов и храмов.
Мощнейшим источником литературных интерпретаций является интернет, содержащий огромное количество текстов, изрядная доля которых — фанфики.
Коль скоро фанфики стали столь распространенным явлением, настало время уподобиться дедушке Линнею и заняться номенклатурой нового вида.
Сегодня без труда можно различить, как минимум, три вида: высокий, низкий и коммерческий. К высокому фанфику можно отнести большинство произведений проекта «Время учеников» или, скажем, диккенсовский экзерсис Дэна Симмонса (роман «Друд, или Человек в черном»). Высокий фанфик — это отличное литературное качество текста, а также непосредственная связь заимствований и интерпретаций с центральной идеей произведения.
Фанфик низкий включает в себя большинство сатирических произведений, к которым можно, например, отнести «Тошнит от колец» Кении и Бэрда. Основное отличие низкого фанфика — посредственное влияние заимствований на развитие сюжета и основной идеи. Иными словами, это цитата ради цитаты. Вот, например, роман Нила Геймана «Книга кладбищ». Отличное произведение, которое тем не менее относится к низкому фанфику, потому что попросту трансплантирует идею Редьярда Киплинга в нуарный антураж, литературная игра ради игры. Однако рассказ того же Геймана «Этюд в изумрудных тонах», объединивший конан-дойловские и лавкрафтовские мотивы, вне всякого сомнения, высокий фанфик.