«Если», 2015 № 03

Вместо имени стоял прочерк, а затем какой-то идентификационный номер. Пол — мужской. Возраст — семь дней. Диагноз: отторжение основного набора чипов, обеспечивающих социальную адаптацию. Показана срочная операция по насильственному вживлению чипов…

Последние слова я воспринимал на автомате, просто потому, что не мог выдохнуть и отключиться от проклятой машины.

Возраст — семь дней! Из них четверо суток ребёнок заперт в этой душегубке. Да, его чистят, дают водички, поворачивают с боку на бок… какое-то время кормили, пока не кончился скудный запас питания. Но он был заперт совершенно один, а это понимает даже недельный младенец.

Удивительно, сколько мыслей может просквозить в голове, пока руки спешно вскрывают медицинский бокс. Сейчас не мешало бы иметь чип, позволяющий открыть бокс автоматически.

Но чего нет, того нет.

Ребёнок был жив. Кажется, он спал, но едва створки бокса раскрылись, он открыл глаза. Он не плакал, он ждал.

Я выдернул из гнезда баллончик с водой, кинул в мешок.

Затем взял на руки малыша, прижал к себе, спрятав его под куртку. Там, во всяком случае, тепло и не проникает надоедливая сырость.

Младенец завозился, тыркаясь в меня мордашкой. Зря стараешься, малыш, ничего там не найдёшь, одна видимость. Спасатель отказал мне в праве называться мужчиной, но и женщиной он меня не назвал. На руках у женщины ребёнок не будет голодным, а у меня… зачем мне грудь, если в ней ничего нет?

На этот раз в заплечном мешке были не только самодельные сухари и пеммикан, но и несколько брикетов с питательной смесью, которой можно было бы накормить малахольного спасателя. Но для новорожденного такая смесь не годится, даже если разболтать её в воде.

Заросли тянулись нескончаемой чередой. Где посуше, где совсем топко. Всюду прорва съедобных растений. Съедобных для меня, но не для ребёнка.

Ржавая вода расплёскивалась под ногами, дыхание начало сбиваться, в боку закололо. А ведь пройдена ничтожно малая часть пути. Туда, двигаясь налегке, мне пришлось потратить тридцать часов. Сколько времени я буду бежать обратно?

Несколько тяжеловесных церосидов заметили меня и, проламывая кусты, кинулись наутёк. Если постараться, одного из них можно завалить, но мальчика не накормишь ни жёваным мясом, ни тёплой кровью. Ему нужно молоко, которого у меня нет.

Малыш снова завозился, тихонько захныкал.

«Не донесу, — мелькнула мысль, — Просто не успею».

Под ногами неглубоко, всего по колено, но вязкое месиво не позволяет бежать. Чуть в стороне — каменные увалы, расщелины, непролазные кусты. Пройти там почти невозможно, а ноги сломать — запросто.

Но именно оттуда потянуло острым, издавна знакомым запахом.

Узкая расщелина, нависающий карниз, образующий подобие пещеры, тьма, в которой непривычный взгляд ничего не различит. Но мне было видно всё. Из глубины логова медленно поднялся зверь. Белоснежные клыки, чёрная с серебром густая шерсть, глаза с вертикальным зрачком отблёскивают изумрудом. Хозяин зарослей, единственный, кто здесь сильней меня.

Я опустился… нет, я опустилась на колени, протянула малыша:

— Амма, накорми. Он умрёт без тебя.

Долгую секунду амма стояла неподвижно, потом тяжело повалилась набок. Острой мордой растолкала своих котят, освободив набрякший сосок. Малыш сразу вцепился в него, громко зачмокал. Амма осторожно лизнула нового котёнка.

Я стояла на коленях, смотрела и думала, что с этой минуты моя жизнь обрела смысл. Я никому не отдам этого ребёнка, мы с аммой сами вырастим его. Собственных родителей у него нет, слабосильные человечки, умеющие прекрасно обращаться с информацией, не способны сами родить ребёнка, зачать и выносить его. Малыша зачали в пробирке и вырастили в инкубаторе, и, значит, те, чьи гены он носит в себе, не слишком в нём заинтересованы и легко утешатся. Делать операцию по насильственному внедрению чипов я тоже не позволю. Мой сын будет таким же, как и я.

И ещё. Я постараюсь найти настоящего мужчину, а если таких в мире не осталось, я обойдусь без него, но у меня непременно будут дети. Им никто не посмеет в первый день внедрять в мозг чипы, зато в гости к амме они будут ходить как к себе домой.

Спасатель сказал, что я не мужчина. Что же, он прав, тут не на что обижаться. Но пусть только он попробует сказать, что я не женщина.

ЛОГИНОВ (Витман) Святослав Владмирович

__________________________________

Родился 9 октября 1951 г. в городе Ворошилове, ныне Уссурийске, Приморского края. С 1952 г. постоянно проживает в Санкт-Петербурге. Окончил химическую школу и химический факультет ЛГУ, ныне Санкт-Петербургского государственного университета. Работал научным сотрудником в НИИ, разнорабочим, инженером, грузчиком, учителем химии.

Первая публикация в журнале «Уральский следопыт» в 1975 г. («По грибы») состоялась под настоящей фамилией автора. Однако знающие люди предупредили: «Если хочешь издаваться чаще чем раз в шесть лет, — поменяй фамилию». Святослав так и сделал, взяв девичью фамилию матери, и с 1981 г. его рассказы регулярно издаются в различных журналах и сборниках. За многолетнюю творческую деятельность им написано более ста повестей и рассказов, а также десяток романов, среди них широко известные «Многорукий бог далайна», «Колодезь», «Свет в окошке», «Имперские ведьмы». Святослав Логинов в течение многих лет является постоянным автором журнала «Если».

Логинов лауреат премий «Аэлита», «Великое кольцо», «Странник», «Интерпресскон», «Звездный мост», «Сигма-Ф», «Портал», «Большой Зилант», Беляевской премии.

Джей О’Коннелл МЛАДШАЯ СЕСТРА СОЛОМОНА

_{/фантастика}

_{/нанотехнологии}

_{/искусственный интеллект} 

— Ваша сестра у двери, — сказал Дом.

— Как она?

— Выглядит взволнованной.

Ну еще бы.

— Впусти ее.

Джин была в своем репертуаре. Нарядилась в стиле конца шестидесятых — цветастая хипповская футболка, застиранная джинсовая мини-юбка, потрепанные мокасины и все дела. Ее светло-зеленые глазищи смотрели на меня сквозь круглые линзы очков с проволочной оправой. Она откинула примерно ярд грязно-блондинистых патл за плечо и уперла руки в бока.

— Я ушла от Питера, — заявила она.

Это я знал.

Мы с Питером были хорошими друзьями до того, как он женился на моей сестре, — тогда, в Прошедшем. Затем он стал моим зятем, и дружба отчего-то увяла. И все же он позвонил мне, когда разыскивал Джин.

— Он жил двойной жизнью. Ты знал? — поинтересовалась она, зловеще прищурившись.

— Конечно же, нет, — солгал я.

Я отнес ее рюкзак в гостиную. Рюкзак был абсурдно громадный, а наверху был приторочен спальник с узором под турецкий огурец. При этом весила эта штука подозрительно мало. Нуль-грав, вмонтированный в алюминиевый каркас?