«Если», 2017 № 01 (248)

Орбитальный отель Hitton в фильме «Космическая одиссея 2001 года»

Современное представление об орбитальном отеле от компании Space Island Group.

Вестибюль космического «Хилтона» в разработке французского дизайнера Оливье Морга. Создан для фильма Стэнли Кубрика.

Надувная станция от Bigelow Aerospace.

Надувной жилой модуль BEAM для МКС — первое «бревнышко первого орбитального отеля.

Ну а поближе ко дню рождения Артура Кларка не Hilton, а именно Bigelow Aerospace соорудили на орбите… не отель, но хостел. 16 апреля 2016 года космическая миссия SpaceX CRS-8 доставила на Международную космическую станцию экспериментальный надувной жилой модуль Bigelow Expandable Activity Module (BEAM). И успешно надула. Дежурным космонавтам и астронавтам комнатка понравилась.

Как и опасался сэр Артур — целевой краткосрочный прогноз может давать удивительные вариации реальности.

И под занавес поддержим великого сэра Артура в его высказывании:

«Помните — чтение прогнозов опасно для вашего здоровья!.. Относительно некоторых указанных событий (особенно это касается космических исследований) я почти уверен в датах и сроках. Никакого секрета тут нет: «… сами события и технические свершения запланированы уже сегодня, и, если не произойдет ничего экстраординарного, все случится так и тогда, как я предсказываю. Хочу верить, что и в других случаях интуиция меня не подвела, — хотя по поводу многих прогнозов как раз сто раз предпочел бы ошибиться!»

Эдуард Геворкян

АНГЕДОНИЯ

/фантастика

/город-крепость

На переезд Департамента отвели неделю.

Виктор собрался за минуту. Щербатую кружку хотел выбросить, но передумал и сунул обратно, рядом с сумкой аптечного набора, в боковом кармашке которой лежал талисман — костяшка «цзе». Маджонгу он научился раньше, чем писать и читать. Родители держали прилавок на одном из уровней Бункера и сдавали половину комнаты под ночлег. Доход имели не с торговли сувенирами, а с игроков, ночами стучавших костяшками. Родители вниманием не баловали. Ему было около семи лет, когда они исчезли, а вот куда — довелось узнать много позже.

Бункер, огромный подземный город, соорудили в 30-е, в ожидании большой беды после «трехдневной войны» из-за Курил. Началось с мирного заплыва тысяч японцев на Хабомаи. На кадрах хроники они плыли в спасжилетах в сопровождении катеров, и каждый сжимал в зубах цветок хризантемы. Пару катеров пустили на дно, пловцов утонуло без счёта. Выяснилось, что тогдашние власти под шумок хотели за очень большие деньги продать острова японцам. Тогда и началась Реставрация и японцам, как всегда, ничего не досталось. Одни ворчали, мол, реставрация неправильная, так как не восстановлена старая династия. Им возражали, что Государь вроде из Рюриковичей, а по большому счету хрен бы с ней, с династией, лишь бы правитель был хороший.

Детские годы весело прошли на ярко освещенных подземных трассах и в бесконечных переходах с уровня на уровень. В таинственном полумраке технических ярусов, где под ровный гул генераторов, насосов и вентиляционных батарей так интересно играть в прятки, прыгая с трубы на трубу и проползая сквозь узкие щели на служебные уровни с закрытыми секторами.

Сколько людей вмещал Бункер, поначалу рассчитанный на триста тысяч человек, никто не знал. По слухам, около полумиллиона, а то и больше. Часть площадей выкупили корпорации под теперь уже забытые нужды, но кризис сороковых метлой прошелся по многим проектам. Потом кто-то подсуетился, оформил лицензию на реконструкцию, нашлась парочка списанных, но работающих проходческих щитов и Бункер быстро разросся вширь и вглубь. Доступного жилья в столице, как всегда, не хватало.

Старожилы пугали рассказами о том, что скоро дороются до Подземного Моря и тогда всем конец: низы утонут, а верхи всплывут.

Виктор в детстве вылезал на поверхность. Один раз попал под дождь, другой — чуть не замерз в сугробе. Не понравилось, и воздух там — какой-то неправильный, неживой. Годы спустя его все еще раздражали голые пространства, неестественная линейность проспектов и строений, шелест транспорта… А неулыбчивые прохожие пугали своими безрадостными лицами.

Часть ярусов верхних уровней отвели под жилье для беженцев. Граница хоть и на замке, но потоки не иссякают, причем почти все рвутся в крупные города. Москва большая, но не бездонная, вот и устроили под землей карантинные зоны, чтобы потом расселить. Но «потом», как водится, затянулось. А со временем Бункер стал еще и объектом для тургрупп. Сначала водили любителей экстрима, потом вообще народ потянулся. Здесь были свои чайна таун, каирский базар, амстердамский блошиный рынок и много еще чего… Туристов холили и лелеяли, местные карманники обходили их стороной, а пришлых вся майля прогоняла в тычки и пинки. Деньги, оставленными в сувенирных лавочках и в мастерских умельцев, способных сделать всё, от африканских масок до резной мамонтовой кости, кормили немало народу.

Уровень, где прошло детство Виктора, вошел в историю Бункера. Какие-то отморозки заигрались в триаду и похитили с поверхности дочку крупного чиновника. Дочку быстро выкупили, но на два уровня вверх и вниз устроили облаву и за 48 часов всех взрослых вывезли на строительство Красноярского укрепрайона, а детей распределили по государственным и церковным приютам. Опустевшие уровни заселила очередная волна беженцев и дауншифтеров, вернулся кое-кто из старых обитателей. Виктор, как его нарекли в приюте Заволжского монастыря, родителей так и не нашел, да и не искал.

После школы отслужил год в погранвойсках. Хотел остаться в армии, но выехала однажды на их пикет группа борзых польских контрабандистов. Виктор сам не понял, почему номера фур ему показались подозрительными. Перестрелка, легкое ранение, комиссовали с неплохим вознаграждением. Потом Виктор узнал, что начальник заставы был в доле с деловарами с той стороной.

Пару лет мотался у балтийских берегов, подрабатывая на сейнерах помощником механика. Море не нравилось. Много сырой воды, неправильно и неуютно. Перебрался в Москву, с работой здесь хорошо, но с жильем плохо. Спустился в Бункер и немного обмяк, словно вернулся домой после долгого отсутствия. Да так оно, в сущности, и было.

На торговых ярусах стало больше зелени, появились деревца в больших кадках. Потолки жилых уровней подсветили мощными проекторами. Вместо разноцветных фонариков теперь над головами плывут облака, солнце всходит и заходит, некоторые коридоры превратились в джунгли, а переход между шестым и седьмым уровнями — в аквариум с косяками пестрых тропических рыб. Туристов стало больше.

На месте родительского жилья появилась лавочка «Антиквариат Ляо». Сам Ляо, степенно оглаживая длинную седую бороденку, восседал за прилавком в халате, расшитом драконами и змеями. Торговал старыми монетами и ржавым барахлом вроде кованных гвоздей, якобы найденных по время раскопок, позеленевшими бронзовыми канделябрами… Старик приютил Виктора, а тот взамен следил, чтобы посетители не прихватили что-то ценное. На вопрос, есть ли в лавке ценные вещи, Ляо сказал, что самое ценное — радость, которую испытывает покупатель, думая, что за бесценок купил стоящую вещь. «И вообще, — добавил он, — люди спускаются в бункер за праздником, и мы делаем им праздник. Мой покойный папа, Самуил Лазаревич Берг, говорил мне — Лёва, бери пример с цыган, они устроились так, что люди платят, глядя на то, как они веселятся».

Однажды Виктор встретил знакомого по армии. Посидели в ближайшей таверне. Знакомый оказался сыном хозяина и предложил поработать у них. Виктору нравилось у Ляо, но его весьма зрелая дочь стала намекать, что после старого папаши лавке нужен будет крепкий молодой хозяин.

На новом месте он устроился вышибалой. Спальное место в подсобке, через стену — хозяйская семья. Работёнка не пыльная, местные давно притерлись, а шумные туристы из северных стран оттягивались не чаще одного-двух раз в месяц, но вот разнести таверну могли запросто. В эти дни Виктору помогал и сын хозяина. Порой хватало увещевания, иногда приходилось вразумлять кулаками. Битые почему-то всегда возвращались, нравилось им, что ли… Некоторые туристки намекали на совместное путешествие по Бункеру, таких он сплавлял неразборчивому в бабах сыну хозяина.