Если бы мать знала

У нее было достаточно времени, чтобы подумать об этом, прежде чем он вытянул руку и коснулся ее, уничтожив пропасть восемнадцати месяцев. И вновь им нечего было себе сказать. Они были вместе, и пока этою хватало.

– Где ребенок?

– Спит, но скоро проснется.

Спешить было некуда. Их слова звучали банально, как в ежедневном разговоре, словно не было войны и разлуки. Маргарет подняла пальто, которое он бросил на стул у дверей, и старательно повесила в шкаф в прихожей. Затем пошла проверить жаркое, оставив мужа одного, чтобы походил по квартире, вспоминая. Когда вернулась, он стоял у детской кроватки.

Лица его она не видела, да это и не требовалось.

– Думаю, что один раз мы можем ее разбудить.
– Маргарет убрала одеяло и подняла с постели белый сверток. Заспанные глаза с трудом открылись.

– Привет!
– сказал на пробу Хэнк.

– Привет!
– отозвался ребенок громко и уверенно.

Конечно, он уже знал об этом, но услышать самому совсем другое дело.

– Она правда умеет?..
– в восторге он повернулся к Маргарет.

– Конечно, любимый. Но самое важное, что она умеет делать разные милые вещи - порой даже глупые - совсем как другие дети. Смотри, как она ползает!
– Маргарет положила ребенка на большую кровать.

Маленькая Генриетта лежала, подозрительно поглядывая на родителей.

– Ползать?
– спросила она.

– Вот именно. Твой папочка только что приехал и хочет посмотреть, как ты справляешься.

– Тогда положи меня на животик.

– О, конечно же!
– Маргарет послушно перевернула ребенка.

– Что такое?
– Голос Хэнка по-прежнему звучал равнодушно, но какая-то нота в нем заставила атмосферу накалиться.
– Я думал, что сначала учатся переворачиваться.

– ЭТОТ ребенок, - сказала Маргарет, не замечая напряженности, - этот ребенок делает что-то, если хочет этого.

Отец ЭТОГО ребенка с умилением следил, как уловка двигалась вперед, а тело изгибалось дугой, совершая движения поперек кровати.

– Ну и ну, маленькая шельма!
– засмеялся он, расслабившись.
– Она похожа на тех, кто бегам в мешках. Уже вытащила ручки из рукавов.

– Он взялся за узел внизу спального мешка.

– Я сама, дорогой.
– Маргарет попыталась сделать это первой.

– Не глупи, Мэгги. Может, это ТВОЙ первый ребенок, но у меня было пять младших братьев.
– Он улыбнулся ей и потянулся к веревочке, которой был завязан рукав. Развязав узел, принялся на ощупь искать ручку.

– По способу ползать, - сурово сказал он ребенку, когда коснулся рукой подвижной выпуклости на плече, - можно подумать, что-ты дождевой червь, раз вместо рук и ног пользуешься животиком.

Маргарет стояла рядом, смотрела и улыбалась.

– Подожди, пока она начнет петь, дорогой!

Его правая ладонь перешла с плеча вниз, туда, где, он думал, должна быть ручка. Она передвигалась все дальше и дальше по сильным мышцам, которые сжимались, реагируя на прикосновение. Проведя пальцами обратно, он осторожно развязал узел внизу мешочка.

– Она умеет петь и...
– говорила жена, стоя у кроватки.

Он медленно вел левую ладонь по шерстяному спальному мешочку в направлении пеленки, плоско и ровно подложенной под попку ребенка. Никаких складок. Никаких выпуклостей. НИКАКИХ...

– Мэгги, - сказал он, пытаясь вытащить руки из складок чистой пеленки, освободиться от извивающегося тела.
– Мэгги, - повторил он, чувствуя, что в горле пересохло. Слова давались ему с трудом, он говорил медленно, задумываясь над звучанием каждого.
– Мэгги, почему ты... мне... ничем... не сказала?

– Не сказала? Чего, любимый?
– Спокойствие Мэгги было проявлением извечной женской терпеливости в столкновении мужской и детской торопливостей. Ее смех прозвучал невероятно беззаботно и естественно. Теперь все выяснилось.
– Она мокрая? Я и не знала.

Она не знала. Его ладони помимо воли бегали взад-вперед по мягкой кожице ребенка, по извивающемуся телу без рук и ног. О, Боже... Он тряхнул головой, мышцы стиснул горький спазм истерии, пальцы сжали тельце ребенка. О, Боже, она не знала...