"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.
Шрифт:
Эта новая подлость... была развенчана следствием... Я решил на этот раз окончательно и бесповоротно вполне честно сознаться во всех моих антигосударственных преступлениях, назвать всех известных мне участников заговора, выдать все его планы. Прошу предоставить мне возможность, ввиду многочисленности фактов, о которых я должен показывать, продиктовать мои показания стенографистке, причем заверяю Вас честным словом, что ни одного факта не утаю, и у Вас не будет ни теперь, ни позже никакого основания упрекнуть меня в неискренности данного моего заявления. Тухачевский. 27.5.37»[54].
Сделав
Он сдавал своих подельников без жалости. На вопрос: «Кто им лично был завербован в заговор?» — Тухачевский ответил: в 1932 году — Фельдман, Смолин, Алафузо; в 1933 году — Ефимов, Путна, Эйдеман и Вакулич; в 1934 году - Якир, Горбачев, Примаков, Аппога, Василенко, Белицкий; в 1935 году — Корк, Сергеев, Чайковский, Вольпе; в 1936 году - Инно. Кроме перечисленных лиц, он назвал среди завербованных бывшего заместителя начальника ВВС РККА Наумова и начальника Научно- исследовательского химического института РККА Рохинсона.
В этот же день Тухачевский сделал признания и о террористических намерениях заговорщиков. Он показал: «Одновременно готовились террористические акты против членов Политбюро ЦК ВКП(б). Основных террористических групп было три: одна из них возглавлялась Горбачевым, в нее входили Егоров и Петерсон; вторая возглавлялась Туровским, в нее входили Шмидт и Зюк. Эта группа готовила совершение террористического акта против Ворошилова. Третья группа была организована Примаковым в бытность его в Ленинграде».
Реагируя на предложение следователя «назвать всех известных ему заговорщиков», Тухачевский показал, что в заговор вовлечены: комдивы Савицкий (нач. штаба ЗакВО), Давидовский (командир 11-го механизированного корпуса) — со слов Фельдмана, Кутяков, Воронков (командир формируемой химической дивизии ПВО), Егоров (начальник Военной школы имени ВЦИК), Петерсон (со слов Горбачева), Лапин, Д. Шмидт, Туровский, Зюк, Розынко, Ольшевский, Козицкий, Тухарели, Ольшанский, Щеглов и др.
Вглядываясь в пространные списки фамилий военных, названных Тухачевским и его подельниками, не может не возникнуть естественное недоумение. В чьей голове вообще могла позже возникнуть даже мысль о реабилитации участников группы Тухачевского? Ведь если даже допустить, что заговора не было, то уже сама выдача следствию других лиц является преступлением. По юридическим меркам это оговор и клевета. Но по моральным - подлость.
28 мая в Москве был арестован командующий Закавказским военным округом И. Э. Якир, а на следующий День в Вязьме та же участь постигла командующего Белорусским военным округом Уборевича. Участник расследования Зиновий Ушаков позже так описал свой успех: «Я переехал с Леплевским в Москву, в декабре 1936 г. ... я буквально с первых дней поставил диагноз о существовании в РККА и Флоте военно-троцкистской организации, разработал четкий план ее вскрытия; и первый же получил такое показание от бывшего командующего Каспийской военной флотилией Закупнева... я шел уверенно к раскрытию антисоветского военного заговора. В то же время я также уверенно
шел по другому отделению на Эйдемана и тут также не ошибся.Ну, о том, что Фельдман Б. М. у меня сознался в участии в антисоветском военном заговоре, на основании чего 22 числа того же месяца начались аресты Ефимова и др., говорить не приходится. 25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который сознался 26-го, а 30 я получил Якира. Ведя один, без помощников эту тройку и имея указание, что через несколько дней дело должно быть закончено для слушания, я, почты не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков»[55].
Действительно, Зиновию Ушакову было трудно. Меняя показания, подследственный стремился сбить его с толку. Очередное «покаяние» Тухачевский написал 29 мая. В нем он признавался, что, «несмотря на его обещание говорить правду, он снова дал неправильную информацию». Впрочем, недостатка информации к этому времени у следственного аппарата уже не было. Офицерам ГБ оказалось достаточно четырех дней, чтобы набрать претендентов на скамью подсудимых, причем не для одного процесса.
Арестованный одновременно с Тухачевским 22 мая 1937 года литовец Эйдеман первоначально был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД, а на следующий день его перевели в Лефортовскую. 25 мая он написал заявление на имя Ежова. Как и его сообщники, в нем он сообщал о своем согласии «помочь следствию» в раскрытии преступления.
Следствие по делу Эйдемана вел майор ГБ Агас. Агас (Мойсыф) Вениамин Соломонович родился в семье еврея-приказчика, и в 1905–1907 годах жил с отцом в США. Работу в органах ГПУ УССР он начал в 1925 году.
В мае 1931 года его перевели в центр, назначив помощником начальника ЭКО ПП ОГПУ по Московской области. В феврале 1933 года он стал секретарем заместителя председателя ОГПУ, а с 10.07.34 по 28.01.37 год - секретарь заместителя наркома внутренних дел Агранова. В январе 1937 года он получил пост заместителя начальника 5-го отделения ГУГБ, на котором прибыл до 28 марта 38 года.
А в 1937 году протокол допроса Эйдемана Ежов направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу 28 мая. Нарком писал в сопроводительном письме: «Направляю протокол допроса Эйдемана Р. П., бывшего председателя Центрального Совета Осоавиахима СССР, от 27 мая с. г. Эйдеман показал, что был вовлечен в антисоветский военно-троцкистский заговор Тухачевским и проводил активную вредительскую работу. Как участников военно-троцкистского заговора Эйдеман назвал Фельдмана, Ефимова, Петерсона, Корка, Горбачева, Фишмана, Осепяна и Вольпе. (...)Прошу санкции на арест всех названных Эйдеманом участников заговора в системе «Осоавиахима». Далее были перечислены, фамилии еще 13 работников Осоавиахима, названных Эйдеманом.
В тот же день, 28 мая, «по приезде в Москву» из Ленинграда, арестовали и командарма 1-го ранга Якира, ранее, с мая 1935 года, занимавшего пост командующего Киевским военным округом, а на следующий день на станции Вязьма был арестован другой командарм 1-го ранга — командующий Белорусским ВО Уборевич, ехавший в Москву из Смоленска в салон-вагоне своего поезда. Доставленные во внутреннюю тюрьму НКВД Якир и Уборевич содержались в одиночных камерах за литерными номерами.
Но, еще не зная об аресте своих сообщников, глава заговора расширял свои признания. В протоколе допроса Тухачевского от 29 мая 1937 года зафиксировано: «...Военный заговор возник в 1932 г. и возглавлялся руководимым мною центром. Должен сообщить следствию, что еще задолго до этого я участвовал в антисоветских группировках и являлся агентом германской разведки.