Если бы я был вампиром

А уж изредка встречающиеся двери по сторонам и вовсе малютки. Всего лишь обычные двери метр на два. Просто убожество. Когда тюремщик подвел меня к одной из таких дверей, я уже устал тащиться по нескончаемому каменному тоннелю.

Обычная, ничем не примечательная «самая худшая» камера. Дверь оказалась не заперта.

Внутри меня ожидал очередной сюрприз. Комната о четырех стенах оказалась хоромами о четырех комнатах, не считая кухни, ванной, туалета и балкона! На стенах красовалось некое подобие обоев успокаивающего желтого цвета.

– Ты тут устраивайся, а я пока пойду доем свой обед. Не ровен час, придут за тобой, а я не на месте. Так и с должности недолго слететь. А меня ведь уже смещали с четырех должностей до этого. Эта работа – мой последний шанс остаться во дворце. Скажу тебе по секрету, не создан я для этих дворцовых интриг. А без них во дворце и года не протянешь. Свой десяток лет я продержался лишь чудом, да и то только благодаря своему знатному происхождению. Эх-х...

Здоровяк понуро вышел из моей камеры, оставив дверь нараспашку.

Я, не поверив глазам, подошел к двери, с минуту смотрел на нее, а потом закрыл. Потом еще немного постоял и дернул ручку. Дверь открылась. Такие тюремные порядки, если честно, меня поразили даже больше, чем все чудеса магии. Нет, умом я понимал, что из дворца мне не выбраться, нужно ведь еще и мимо добродушного тюремщика пройти. Но не закрывать двери камер заключенных, пусть и таких комфортабельных камер, это в высшей степени непредусмотрительно.

Я философски пожал плечами и пошел детально обследовать апартаменты своего временного пребывания.

Первым делом я, как человек, любящий поваляться в постели и помечтать, пошел в спальню. Едва войдя в уютное до безобразия желтое помещение, я остановился как вкопанный. На меня смотрел незнакомый мужчина. Только спустя несколько жутких секунд я понял, что это мое отражение. Дело даже не в том, что у меня была совершенно непривычная старомодная прическа и ширина плеч куда больше привычной. Просто я уже успел забыть, как я вообще выгляжу. Впервые за последние два месяца я смотрелся в зеркало, находясь, правда, не совсем в своем теле. Хотя вообще-то я был копией себя, только представленной... в более выгодном свете, что ли. И плечи шире, И руки потолще, и осанка попрямее. Я даже невольно залюбовался.

Вот занимался бы спортом, был бы таким красавцем, а не хлюпиком-недомерком, которого порыв ветра сдует.

В общем, если говорить честно, то я себе понравился. И странное ощущение чуждости тела само собой исчезло. Это куда лучше, чем каждодневно заниматься спортом. Вот только особой разницы я не ощущал, наверное, сказывается привычка. Ну, привык я быстро уставать и чувствовать слабость в теле после длительных прогулок по длинным коридорам. Новое тело в отличной форме, оно и в сто раз больше пройдет, но попробуй себя самого в этом убеди.

Я тяжело вздохнул.

И тут все не слава богу. Хоть что-нибудь хорошее, не омраченное всякими «но» и «если», в моей жизни будет? Или все так и будет происходить в хаотичном порядке и без моего осмысленного участия. Хотя вообще-то кто в этом кроме меня виноват?

– Эх ты, – повинил я свое отражение. – Что ж ты раздолбай-то такой?

Мое лицо в зеркале хитро сощурилось:

– Это не я раздолбай, это ты раздолбай. Все, последняя стадия! Я наконец-то сошел с ума. Какая досада. Хотя, с другой стороны...

– Что уставился? – продолжило ворчать мое отражение. – Себя никогда не видел?

– Да нет, отчего же, видел. Только привычки разговаривать с самим собой не имел и не буду иметь.

– А спорим, будешь? – тут же прищурилось отражение.

– Фиг тебе, – зло ответил я и отвернулся.

Послышался стук в дверь.

И это камера для содержания преступников? Наверное, это официант с подносом фруктов или даже с деликатесным для жителей этого мира мясом.

Я повернулся к отражению, чтобы спросить его мнение по этому поводу, но оно стояло ко мне спиной. Мне ничего не оставалось, кроме как крикнуть:

– Войдите!

Бесшумно открылась дверь, и в коридоре появился Ромиус.

– Ну как ты здесь устроился? – поинтересовался он.

– Замечательно, – честно сказал я, слегка удивившись его столь быстрому появлению. – Эта «камера» в три раза больше квартиры, в которой я жил в своем мире. Мне даже нравится быть в заключении.

Ромиус усмехнулся:

– Не радуйся, долго тебя тут не продержат. Слушание твоего дела назначено на завтра.

– Нет, правда, мне здесь нравится, – не сдавался я. – Только не кормили пока что.

– И чем ты ему приглянулся? – спросил Ромиус, проходя мимо меня в спальню. – Я видел в коридоре официанта, который нес тебе мясо лично от тюремщика.

Мне оставалось подивиться своей догадливости. Я пожал плечами, забыв о том, что Ромиус стоит ко мне спиной. Когда пауза затянулась, я нехотя ответил.

– Хороший он дядька, вот и все.

– А то! Как-никак мой родственник, – кивнул Ромиус.

– Родственник? – удивленно повернулся к нему я.

Хотя, должен признать, это объясняет его столь быстрое появление. Понятное дело, родственник впустил его без всяких вопросов.

– Ну да, по матушке. Что, не похожи?

– Да не очень, – честно сказал я.

Ромиус встал напротив зеркала, крутанулся на месте, а потом произнес изменившимся голосом, выдающим тревогу:

– Теперь нас не прослушают, я поставил защиту. Дела наши совсем плохи, и, должен признаться, виноват в этом частично я. – Он предупреждающе поднял руку. – Подожди с вопросами. Дело в том, что я пригрел змею на своей груди. Это я настаивал на принятии Зикериула в Академию, хотя Ассамблея и не хотела принимать человека из дворца. Мы давно решили не допускать в Академии интриг и подлости, столь обыденных в стенах Императорского дворца. Но я поступился правилом, потому что Зикериул был очень талантлив. Я понадеялся, что он всецело отдастся Ремеслу, а он внес в наши стены разрозненность и обман. Так что во всем, что происходит сейчас, виновен так или иначе я.

Я во время этого признания со смесью удивления и страха смотрел на свое отражение, скачущее вокруг отражения Ромиуса, ставящее ему рожки и делающее прочие пакости. Неужели я и вправду сошел с ума?

– Мм... можно вопрос? – протянул я.

– Конечно, – сокрушенно ответил Ромиус.

– А у вас не бывает таких странных отражений, которые делают то, чего вы не делаете?

До Ромиуса не сразу дошло, что я спрашиваю его о чем-то совершенно не касающемся его угрызений совести.

– Чего? – переспросил он, оглядываясь на зеркало.