Если он поддастся

Вскоре они спустились на землю и спрятались в тени на углу дома, чтобы иметь возможность наблюдать за входной дверью. Прошло какое-то время, и Олимпия успокоилась настолько, что передумала идти прямиком к Добсону и требовать, чтобы тот положил конец всей этой мерзости. Она понимала, что нужно собрать как можно больше информации, чтобы уговорить Добсона прибыть сюда со своими людьми и освободить детей. Конечно, Добсон и так согласился бы приехать – но только из любопытства. Чтобы разгромить это гнездо, ему нужны люди, а тем, чтобы начать действовать, потребуются доводы более веские, чем праведный гнев.

– Эй, Брент… – прошептала она и потянула его за рукав. До нее вдруг дошло, что именно ее обеспокоило в мальчишке. – Ты, случайно, не обратил внимания на речь Генри?

Граф сначала нахмурился и с удивлением посмотрел на Олимпию. Почему именно сейчас она задалась таким вопросом? Но потом мысленно вернулся к их разговору с Генри, и ему все стало ясно.

– Он не похож на уличных мальчишек или на ребенка служанки.

– Вот именно, – кивнула Олимпия. – Возможно, надо было поинтересоваться, откуда он.

– Ты думаешь, его украли и Добсона с его людьми может ожидать награда за него?

– Нет, я не думаю, что его украли. Тем более он сам сказал, что мать продала его за десять гиней.

– Ладно, позже с этим разберемся. Посмотри, кто вышел на арену.

Увидев грузного человека, с великими трудами вылезавшего из кареты, Олимпия зажала рот рукой, чтобы не ахнуть слишком громко.

– Но это же…

– Вот-вот, он самый. Я всегда знал, что он мерзавец, но не думал, что еще и извращенец.

– А может, он пришел сюда за женщиной?

– За девочкой, а не за женщиной. Если мы сейчас приведем Добсона, то этот быстро взлетевший к небесам политик так же быстро рухнет наземь. Не удивлюсь, если узнаю, что именно благодаря ему моя мать получила такую власть.

– Она знает, кто наведывается сюда. Знает и использует их, чтобы добиваться того, чего хочет.

– И ее не так-то просто привлечь к ответственности. Мать вхожа в самые высокие круги и непременно найдет себе заступников. И, конечно же, будет изображать полное неведение и промокать сухие глаза тонким кружевом.

– И еще будет говорить: «Я-бедная-глупая-женщина-доверилась-тому-кто-злоупотребил-моим-доверием». И будет разыгрывать это представление перед толпой. Причем чем больше толпа, тем лучше. – Олимпия улыбнулась, почувствовав, что Брент смеется, – его теплое дыхание коснулось ее шеи. – О!.. Посмотри, это же Минден.

– Вот свинья! А ведь тот, кто только что зашел в это заведение, не пускает Миндена на свой порог.

– Наверняка изображая при этом благородное негодование.

– И наверняка – очень громко.

– Как ты считаешь, мы достаточно увидели?

– Достаточно. Теперь поедем к Добсону.

* * *

– Вы потрясающе выглядите, миледи, – сказал Добсон и усмехнулся, увидев, как насупился Брент. – Что привело вас в полицейское управление глубокой ночью? – Он указал гостям на стулья перед своим столом.

– Не знала, что вы работаете по ночам. – Олимпия опустилась на стул и закинула ногу на ногу, не обращая внимания ни на свирепый взгляд Брента, ни на лукавые огоньки в глазах Добсона.

– Большинство дурных вещей случается ночью, миледи. Должен признаться, что я все-таки не часто работаю по ночам. Просто нужно закончить несколько дел.

– Мы пришли по поводу Доббин-Хауса. Мы думаем, что его владельцы удерживают моих сводных братьев, – объяснил Брент, с удовлетворением заметив, как веселье в глазах Добсона потухло.

– Только успокойте меня, миледи! Вы ведь не заходили внутрь и ни к чему там не прикасались?! – воскликнул полицейский.

– Я лишь прикоснулась к руке маленького отчаявшегося ребенка. Мне очень жаль, что пришлось оставить его там.

– Если вы уверены, милорд, что в этом доме содержатся ваши братья, то мы можем успокоить миледи. Пусть она не переживает из-за того, что не забрала с собой того ребенка.

– Мальчик, с которым она говорила, опознал моих братьев, которых я описал. Он видел, как их привезли туда. Этот малыш совсем не похож на уличного бродяжку, хотя мать и продала его хозяину заведения. Вполне возможно, что его разыскивают и что за него объявлена награда. Я тоже объявляю награду за него. Так что теперь это станет весьма привлекательным делом для ваших парней.

– Для них – да. А для меня – нет. Я разгромлю это заведение и сожгу дотла, но не попрошу ни пенни. Но я не тронусь с места, если все это просто ваши предположения или домыслы. Там ведь можно застать без штанов весьма влиятельных людей, а я люблю свою работу.

– Мы не сомневаемся, – заверила полицейского Олимпия. – И вы тоже поверите, как только сами переговорите с малышом Генри.

– Тогда я должен спросить: что вы собираетесь предпринять в отношении вашей матери, милорд? – Добсон сложил перед собой руки на столе и повернулся к Бренту. – Сейчас у вас есть мальчишка, который сможет указать на нее пальцем, а немного погодя, возможно, объявятся еще несколько человек, которые сделают то же самое.

– Я заставлю ее заплатить за свои преступления, Добсон. Мне будет нелегко, но я намерен довести дело до конца. Тот мальчуган лишь один из многих. Его слово против нее не значит ничего, как, впрочем, и свидетельские показания других детей, а также управляющих из этого мерзкого заведения. А вот что касается высокородных посетителей, которых можно захватить там сегодня, то они очень постараются спасти себя. То, что моя мать шантажировала их, чтобы добиться желаемого, ничем им не поможет. Я лелею мечту, что кто-нибудь из них сможет утянуть ее за собой, но моя мать – женщина коварная. Я думаю, что она тщательно замела следы и прикрыла свои тылы.

– Даже коварные и хитрые, бывает, спотыкаются то тут, то там.

– Очень на это надеюсь. Но не хочу, чтобы стало известно о моем участии во всем этом. – Граф объяснил ситуацию с Агатой. – Ни в коем случае этого не должно случиться. Мне нужно вернуть власть, которую ей удалось у меня забрать, – но вернуть до того, как вскроются все ее проделки. И у меня это получится, если только она будет оставаться в полном неведении о том, что я предпринимаю, если не будет знать, как много мне уже стало известно.