Если остаться жить
Шрифт:
«Все же я сегодня долго сидела, — оправдывала она себя, — дольше, чем всегда». Было уже около одиннадцати, и гости начали расходиться. Прощаться с гостями Ира не вышла.
— Бедненькая девочка убирать не может, у нее головка болит, — начал злобно Илья Львович, спотыкаясь и таская из комнаты в кухню тарелки.
— Перестань, — тихо попросила Инна Семеновна.
— К черту! Надоело! Не хочу больше паразитов на своей шее держать! — Илья Львович с силой ударил в Ирину дверь. — Ты не думай, — заорал Илья Львович бешено, — что если тебя по радио передавали, то я к тебе стану лучше относиться.
Несмотря на свое опьянение, наверное, Илья Львович все-таки увидел, как Ира побледнела. Он закрыл дверь с такой же силой, с какой и открыл, лег на
Инна Семеновна остановилась посреди кухни и растерянно посмотрела на Сергея.
— Я бы увезла ее в деревню, но ведь она не поедет.
Инна Семеновна никогда не жила в деревне, но почему-то, когда Илья Львович начинал кричать на Иру, ей всегда хотелось убежать с ней в деревню.
— Я ее сейчас успокою, — пообещал Инне Семеновне Сергей.
Увидев Сергея, Ира вцепилась в его руку.
— Ты должен сказать мне, кто из нас прав. Потому что если он прав - сволочь я, если я права — сволочь он.
Сергей попробовал отнять у Иры руку, но понял, что это безнадежно. Он никогда не видел ее в таком состоянии, и ему показалось, что от его ответа действительно зависит что-то очень важное.
— Это жизнь, Ира, — сказал он.
Ира тут же отпустила руку Сергея и легла. Обычно Ира почти никогда не сидела с гостями, она берегла силы для уборки после их ухода. Но Петр Дмитриевич велел бороться — и вот результат.
Из соседней комнаты послышались рыданья Илья Львовича.
— Что я сделал со своей жизнью?.. — стонал он.
— Нет, этого я уже слышать не могу, — сказал Сергей.
А Ира могла, она спокойно слушала всхлипывания отца, она была как мертвая.
— Рассказ твой не передавали сегодня, — Сергей бросил это Ире в лицо.
Ира не поверила: ведь ей сказали, что она получит деньги.
— Деньги! — засмеялся Сергей. — Их может послать любой. Раз я тебе сказал, можешь мне поверить. Я в таких случаях не ошибаюсь.
Но Ира не хотела верить. Ире хотелось писать. У Иры была крохотная надежда хоть чуть-чуть приспособиться к жизни. Сергей разрушал эту надежду. И Ира убедила себя, что это он так. Просто решил отвлечь ее от папиных слов.
Сергей не ушел к товарищу, и ему, как всегда, постелили в кухне. Ира долго думала, может ли она войти к нему, а потом решила, раз он не остался, когда она дала ему слово больше не проверять перед сном газ, то она вправе не сдержать своего обещания. Ира вошла в кухню. Сергей уже успел раздеться и лечь на раскладушку.
— По тебе бы часы проверять, — сказал он.
Уходя, Ира выключила свет. Сергей зажег папироску.
«Ей нужна домработница и отдельная квартира, — думал Сергей, лежа на раскладушке. — Нет, не это… Ей просто надо, чтобы ей верили, что она больна. Черт возьми, кого он лечит, этот Петр Дмитриевич, — дочь или родителей? — негодовал Сергей. — Зачем он им говорит, чтобы они не обращали на Ирину болезнь внимания? Типичный психотерапевт: лечит каждого, с кем разговаривает. Мне он тоже, — вспомнил Сергей, — ответил тогда то, что, по его мнению, должно было меня успокоить. А я вовсе не это хотел услышать от него. Да куда ему понять чужие души!»
Сергей зажег свет. По всему полу валялись его окурки. Сергей толкнул Ирину дверь. Ира не спала.
— Я пришел тебе сказать, что твой врач двуличная скотина…
— Молчи! — взмолилась Ира. — Он меня лечит!
— Он тебя губит!
— Все равно молчи!
— Ладно, только я хочу, чтобы ты знала, никто и никогда не будет к тебе так относиться, как я.
— Надеюсь, будут.
— Я тебе про Марину наврал. Она давно уехала.
— Значит, ты выехал из-за меня?! — с внезапным вызовом спросила Ира.
— Да.
— Чего же ты опять здесь?
— Ты хочешь знать?..
Сергей подошел к Ире. Ира сидела на диване не двигаясь. Сергей нагнулся, обнял и поцеловал ее. Ира вырвалась и, размахнувшись, дала Сергею пощечину.
— Ты что, озверела?!
Ира выбежала на улицу.
Было уже больше двенадцати часов ночи. Ира шла по городу, высоко запрокинув голову.
Глава четвертая. Месть
С того дня, когда Ира, лежа в десяти шапках, с рефлектором и наглухо заклеенными окнами, поклялась всем отомстить, прошло уже много лет. Теперь в шапках Ира выходила только на улицу, рефлектор убрали на антресоль, а окна были заклеены как у всех — бумажными полосками. Но когда Ире говорили что-нибудь обидное, Ира уходила к себе и повторяла всегда одно и то же: «Терпи, терпи, Ира, будь спокойнее и терпи. Теперь уже не так долго терпеть, скоро ты поправишься и всем отомстишь, всем, всем». Это была психотерапия, эта фраза придавала Ире силы, от этой фразы Ира успокаивалась. Ира никогда не думала о том, как она будет мстить. Одно то, что она решилась мстить, звучало для нее так весомо, что она не думала уже ни о чем другом. Людей Ира не любила. Ей не за что было их любить. А если бы и было за что, то любить она бы все равно не могла, потому что ей нечем было любить. Ира уже давно разучилась испытывать нормальные чувства. Когда Иру обижали, у нее начинались спазмы. Но ведь спазмы — не настроение, спазмы — это физическая боль. Иру, вероятно, легко было бы заменить машиной, которая при перенапряжении отдельных ее участков говорила бы: «Больно». Разве можно разжалобить обиженную машину? Конечно, нельзя. Вот так и Иру никогда не удастся разжалобить. Никакие силы не могут задобрить ее сердце. Оно никогда не сможет забыть всех издевательств, которые ему пришлось перетерпеть. В этом Ира уверена. Только в этом. А вот в то, что она выздоровеет и сможет отомстить, Ира мало верит и говорит себе об этом только для того, чтобы успокоиться.
Но никто и не собирается задабривать Иру. Илья Львович поминутно раздражается. Инна Семеновна целыми днями бегает по делам своих подопечных. Вот и сегодня ее нет весь день. Сегодня она занята делами Галины.
Галина появилась у них полгода назад, и, когда она появилась, Ира, увидев ее, почему-то спряталась в свою комнату и не выходила оттуда, пока Галина не ушла. А когда Галина ушла, Ира стала умолять Инну Семеновну не заниматься Галиниными делами. Чтобы успокоить Иру, Инна Семеновна дала Ире слово вообще не пускать Галину в дом. Но каких слов не давала Инна Семеновна Ире, даже и не вникая в суть Ириных просьб, заранее зная, что логики в большинстве из них нет и искать ее там не надо. А надо просто вовремя успокоить Иру, чтобы потом делать все так, как и надо делать.
И конечно же Галина стала приходить, и конечно же Инна Семеновна стала заниматься ее делами.
А Ира не то чтобы забыла свое первое впечатление, какое произвела на нее Галина, и не то чтобы она смирилась с этим впечатлением, а просто оно теперь уже не так сильно ее волновало, как в первый момент. И столько на это впечатление легло новых впечатлений, что то первое стало каким-то далеким и не очень реальным, и уж, во всяком случае, оно не было достойно затраты того количества сил, какое надо было затратить, чтобы претворить в жизнь Ирино нежелание видеть Галину. А вскоре и вовсе Ира привыкла к Галине, и ей уже было странно, как это она могла противиться ее пребыванию в их доме.
Инна Семеновна умела уважать человека, несмотря на массу недостатков в нем, и старалась, зацепившись за любые достоинства, вытянуть его.
И хотя Инна Семеновна как бы и не обратила внимания на первую реакцию своей дочери по отношению к Галине, однако она и сама прекрасно видела недостатки у Галины. Только они ее ничуть не смущали, а, наоборот, заставляли еще больше заботиться о Галине, ибо Инна Семеновна установила, как она считала, точный диагноз: все Галинины недостатки проистекают оттого, что у Галины нет жилья, что она скитается. Будь у Галины свой дом, она бы не была ни такой истеричной, ни такой надменной, ни такой бесцеремонной, ни такой подхалимкой. В общем, Галина была бы вовсе не Галиной, если бы у нее была своя квартира. И Инна Семеновна решила помочь Галине получить квартиру.