Если путь осязаем

Чуть повзрослев, лет в четырнадцать, юноша начал примерять на себя роль добытчика, уговаривал старших приятелей брать его с собой на подработку, вскоре уже ловко управлялся с шиномонтажом и покраской кузовов. Парень быстро осваивал полезные мужские ремесла. Руки у него росли из самого правильного места. Дома всегда всё было отремонтировано, заменено, всё всегда работало. Замок поменять, кран, или стиральную машину подключить, да хоть новый дом с нуля построить – всё у него получалось быстро и четко.

Учителя любили этого улыбчивого, толкового парнишку, пусть и не раз журили за прогулы. Говорили про него: «Светлая голова схватывает всё на лету, но шалит, оболтус».

Марк вообще умел всё делать играючи. Кира сразу это отметила и подумала:

– Как же повезет его жене, легко будет с таким. Вот бы мне такого.

Подумала, сдунула ресничку с правой кисти прямиком в небесную канцелярию. В тот день там трудился особенно ответственный регистратор входящих. Он грамотным росчерком переправил пожелание на исполнение, и совсем скоро в статусе напротив него загорелось зеленой отметкой «задуманному быть».

Познакомились будущие супруги за год до поступления Киры в иняз дождливым осенним вечером после курсов. Девушка вышла с одногруппниками на крыльцо, прикрытое коротким козырьком. Стихия заливала переулок непроходимой рекой. Зонт по закону подлости предательски висел дома в коридоре. Соседку по парте, Лизу, уже ждал парень. Накрыл ее своей курткой, и они побежали к машине. Все остальные будущие языковеды поспешили к метро так быстро, что Кира не успела опомниться и присоседиться к чьему-нибудь зонту. Она стояла теперь одна, курила и ждала, когда кто-то выйдет из оставшихся в здании и поделится с ней зонтом.

Вдруг машина, в которую села Лиза, моргнула фарами, и соседка по парте крикнула в щель приоткрытого окна:

– Давай к нам, промокнешь.

Садиться в чужую машину было страшновато. Лизу она знала всего несколько недель, ухажера видела пару раз. Но болеть уж очень не хотелось в начале учебного года, поэтому Кира поспешила в салон зеленой девятки. Оказалось, что внутри помимо известной парочки был еще и водитель, коротко стриженный, ироничный Марк. Обаяние его тут же развеяло страх, и девушка назвала свой адрес:

– Да, ладно? Правда, Усиевича?

– Ну да, а что? Далеко?

– Да нет. Просто я на Часовой. Выходит, мы с вами в одном районе. Значит, будем дружить.

С первой же встречи Кира взяла красавчика на заметку и томилась в ожидании дня, когда заветный трофей окажется у ее ног.

– Разве так могло быть? – спросила саму себя Ника вслух. – Разумеется, нет. Такие, как Кира, и не надеются, что на них хоть кто-то обратит внимание, не загадывают невозможного и ничего похожего ждать не могут. Пусть лучше будет так:

Желание Киры было зарегистрировано еле различимой надеждой на то, что Марк хоть раз посмотрит в ее сторону. Мысль была брошена вскользь и тут же забыта ее автором, но не регистратором. Для него такие вот мысли были лакомым кусочком. Искренние бескорыстные волеизъявления направлялись в отдел особой важности на оперативное исполнение.

И вот совсем скоро Марк посмотрел на Киру раз, затем еще раз и вскоре ни на кого, кроме этой милой, стремительной, легкой, звучно поющей и играющей на фортепиано девочки, он уже не смотрел. Через пару месяцев теперь уже влюбленный юноша отправил свое твердо озвученное желание быть рядом с ней всё тому же регистратору. И тогда уже их обоюдность была отмечена статусом «встречно задуманному быть».

Ох, какое же это было счастье исписывать блокноты его именем, ждать встреч после курсов, украдкой касаться его ладони, сидя рядом в машине в тени ветвистых тополей, ходить вместе точить коньки, часами болтать по телефону и не бояться выходить одной из квартиры. Она спрятала за плечами Марка свою странность и непохожесть и отныне была под его всеми признанной защитой. Какое же счастье было обладать самой красивой и хрупкой девчонкой, оберегать ее, прикасаться к ней, целовать ее, балдеть от ее прелести и невинности. Их счастье было разным с самого начала.

На момент знакомства Марк учился в техникуме по специальности «автомеханик». В девяностые поток иномарок быстро набирал обороты. Это было то самое перспективное направление для дальновидного Марка. Да и любил он пропадать в гаражах, перебирать старые тачки. Возвращать их обратно в строй.

Все удивлялись самостоятельности и не соответствующей возрасту ответственности парня. Другие вон, кто у родителей на шее висит до тридцати, а кто спивается уже к выпускному. А наш сам шел своей дорогой и ни от кого не ждал ни поддержки, ни помощи. Уверенно шел, не спотыкаясь, словно бы знал всю свою жизнь наперед, будто бы уже тогда видел себя владельцем крупного дилерского автоцентра.

Помимо прочих достоинств у красавчика, казалось, были способности ко всему: готовил вкусно и с выдумкой, всегда был душой компании, в футболе – первый, в игре на гитаре – лучший. Девицы по нему сохли и сами кидались самцу под ноги. Природный магнетизм Марка моментально подчинял себе всех, кто находился в его поле зрения. Мечта, а не мужчина. В чем тут подвох, шестнадцатилетняя Кира еще не понимала. Но не было сомнений, что такой боец далеко пойдет. Мощнейший потенциал. Перспектива! Бери и лепи.

Так девушка и поступила, едва закончив одиннадцатый класс. Пока несравненный Герман всё ходил вокруг да около, искал или избегал причин и поводов для встреч, сомневался, опасался, а часто просто слонялся без дела, Кире хотелось жизни: событий, перемен, активного исследования и познавания. Психоэмоциональный ритм того самого особенного, самого непонятного, самого желанного Германа никак не совмещался с ее стремительным желанием жить взрослой самостоятельной жизнью. Девушка была уверена, что этот кареглазый умопомрачительно вкусный мистер «всезнайка» никогда не сможет ускориться и оторваться от своих друзей и маминой опеки. Что вся его глубинная трагедия (черт знает, в чем она заключалась), весь его бездейственный подход к жизни («пусть будет как будет» или «всё само как-нибудь решится», или «бесполезно менять и меняться, мир рухнул, и я вместе с ним») – всё это никак не способствовало их сближению. И пусть на уровне общности восприятия и на уровне моментального сцепления того, название чего девушка тогда еще не знала, Кира с Германом сливались в единое целое, едва они пересекались взглядами, пусть эмоциональные децибелы зашкаливали от одних только по большей части невинных мыслей друг о друге, не говоря уже о коротеньких моментах близости – их общее будущее было так же нереально, как если бы Герман разучился убегать от ответственности и возлагать решения важнейших задач на авось. Он просто не умел жить иначе. Незачем ему было уметь. Бабушки, дедушки, мама и даже до целых семнадцати лет папа – все носились вокруг единственного чада с бубнами и плясками. Велосипед хочет – пожалуйста, магнитофон – вот тебе, джинсы пятые – без проблем. Образцовая семья. Бабушка – медик, дедушка – летчик-герой, папа небольшой, но начальник, мама в министерстве. К чему напрягаться в такой компании? Германа всё более чем устраивало. Добиваться, взрослеть, вставать на ноги ему было ни к чему. Футбол, диван, музыка, книжка – эти невинные подростковые страсти владели Германом до появления его основной страсти. Но об этом позже.

А Кира не умела жить так невыносимо медленно и бесцельно, как Герман, и не хотела размазывать свою жизнь по бесконечному бутерброду под названием «подожди, как-нибудь потом».

Ох, уж этот Герман… ему было, во-первых, страшно получить от ворот поворот, при этом еще и будто бы лениво и напряжно даже задумываться о том, что Кира ждет его и что ему надо бы хоть разочек-другой обернуться в ее сторону, по-мужски уверенно вглядеться в нее, обнять, почувствовать ее трепет. Вместо этого их первый поцелуй на выпускном на глазах изумленных был таким, словно он украл его, словно ему нельзя ее целовать, будто запрещено показывать, что он претендует на ее близость. Укоряющие взгляды тех, кто знал и донес Герману об отношениях Марка и Киры, связывали молодого человека по рукам и ногам.