Если сердце верит

— Неприятное дело. Даже если бы Лили не была моим клиентом, я бы сочувствовала ей. Я помню Лили еще с детских лет. Она и тогда страдала.

— Из-за заикания? — спросил Джон. В прошлый вечер Лили ни разу не заикнулась. Ему хотелось верить, что ей с ним хорошо.

— Из-за Майды, — сказала Кэсси. Они стояли далеко от всех, так что никто не мог их подслушать, но все же она понизила голос. — Знаешь, у меня тоже были похожие проблемы. Почти у каждой девчонки так случается. Мы с мамой очень трудно переживали мои отроческие годы. Но я помню, что благодарила судьбу, и не раз, за то, что Майда — не моя мать.

— Неужели она была так плоха?

Кэсси сделала страшные глаза.

— Настоящая тиранша. Требовала, чтобы все плясали под ее дудку.

— Почему?

— Точно не знаю. Я только слышала, как отзывалась о ней моя мать.

— И что же она говорила?

— Что Майда с тех пор, как приехала сюда и вышла за Джорджа, вела себя именно так.

— Неужели до рождения Лили она действительно была безупречна?

— Во всяком случае, она культивировала этот имидж. Но кто знает правду?

Джона интересовала именно правда. Люди совершают поступки не просто так. Его мать выросла в семье с широкими социальными взглядами, что впоследствии превратило ее семейную жизнь в настоящую пытку. Ведь Гэс никогда не видел, как ведут себя мужья в обществе, и понятия не имел об этом. Подрастающий Джон ни разу не слышал ни слова одобрения от своего отца, вот почему он надеялся услышать его, уже став сорокатрехлетним мужчиной. А Майда? Майда Блейк стремилась к совершенству. Но Джон не понимал почему.

— Вот именно, кто знает правду? — проговорил он.

— Во всяком случае, не я и не моя мама. — Кэсси протянула ключи от машины приближавшемуся мужу. — Попробуй расспросить Мэри Джоан Свит. Когда-то она была приятельницей Майды.

Мэри Джоан возглавляла Садовый клуб. Даже центр по подбору кадров не нашел бы лучшей кандидатуры. Маленькая хрупкая женщина с седыми волосами, обрамлявшими лицо, с легкими тенями на веках и естественным румянцем на щеках, она напоминала Джону цветок анютиных глазок. Мэри Джоан отличалась общительностью. Пожалуй, она больше разговаривала со своими цветами, чем с людьми. Вот и сейчас, когда Джон направился к ней, Мэри Джоан нашептывала что-то огненно-красному кусту, растущему возле магазина Чарли.

— Да, мы действительно тогда дружили, — сказала она, когда Джон упомянул о Майде. — Я уже была членом клуба, когда она вступила в него. Я была постарше, но мы сразу подружились. Ах, когда Лили вошла сегодня в церковь!.. — Мэри бросила на Джона грустный взгляд. — Бедная Майда.

— Бедная Лили, — возразил он.

— Бедная Майда, — твердо повторила Мэри Джоан. — Ведь она все делала ради дочери. Это всегда была самая большая ее забота.

— А вы верите газетам?

— Не-ет, — протянула старушка, смешно скривив рот. — Хотя оскорбление, несомненно, имело место. Вот еще одно горе в жизни Майды. Сначала заикание Лили. Потом несчастье с Поппи. Вслед за тем смерть Джорджа. И вот снова Лили. — Она покачала головой и, поправив ветку с ярко-красными листьями, пробормотала что-то кусту.

— Что-что? — переспросил Джон.

Мэри Джоан выпрямилась.

— Я сказала, что Майда приехала сюда, надеясь на лучшую участь.

— Лучшую, чем что?

— Чем то, что она получила.

— А что она получила?

Мэри Джоан улыбнулась и, склонившись, ласково собрала ветви и подняла их к центру куста. Потом указала на открывшуюся взору землю:

— Видите эти маленькие росточки, пробивающиеся сквозь почву? Они идут от корневой системы. — Осторожно отпустив ветки, старушка выпрямилась и посмотрела в глаза Джону: — Кто-то, может, и купится на это, но не я. Вы задаете слишком много вопросов, Джон Киплинг, и начинаете говорить как Терри Салливан.

— Он и вам звонил?

— И не только он. Наверное, это естественно, ведь я — председатель клуба, в котором состоит Майда. Но Терри Салливан был самым настойчивым из всех.

— И что вы ему сказали?

— То же самое, что говорю вам. — Тут она гордо приподняла свое похожее на цветок анютиных глазок личико и поджала губы.

— Да, но я не собираюсь писать статью в газету.

— Пусть так, однако, Майда — моя подруга. Я не выдаю чужих секретов.

— А вы знаете личные секреты?

— Конечно. Мы с Майдой знакомы уже тридцать пять лет. — И снова тот же решительный поворот головы, те же поджатые губы.

Джон размышлял, как подступиться к ней, но так и не нашел ни одного корректного способа. Мэри Джоан самодовольно улыбнулась и пошла прочь.

По дороге в Ридж Джон размышлял о том, какие тайны скрывает Майда, но все, что приходило ему в голову, было хорошо известно. Эти мысли отвлекали Джона от той тьмы, которая по мере приближения к цели все явственнее надвигалась на него. Он приветствовал жестом людей на верандах домов, но не видел их глаз и даже не ждал, что кто-нибудь помашет ему рукой. Въехав во двор, Джон взял пакет с продуктами и вошел в дом.

Гэс полулежал на диване в помятых зеленых брюках и оранжевой рубашке, застегнутой не на те пуговицы. Джон просил Дульчи брить Гэса через день, но, должно быть, отец сопротивлялся, потому что на подбородке отросла серая щетина. Со своими криво посаженными глазами и всклокоченными седыми волосами Гэс являл собой самое жалкое зрелище. К тому же носки у него были дырявые.

Это уязвило Джона. Крепко сжимая пакет, он подошел к дивану.

— Что случилось с новыми носками?

— Ш какими новыми ношками? — спросил Гэс, не глядя сыну в глаза.

— С дюжиной пар, которые я в прошлом месяце положил в ящик.

— Я не просил их у тебя.

— Ты не просил, но я купил. Это подарок.

— Мои мне больше нравятша.

— Твои драные.

Гэс посмотрел вверх. Его нижний глаз был наполовину прикрыт.

— А тебе-то што? Хошу ношить драные ношки — и буду. Это мое дело. И шкажи Дульши Хевитт, штобы шуда не ходила. Я уштал шлушать, што мне делать, а шего не делать. И оштавьте меня в покое.

Он казался таким несчастным, что Джон, растерявшись, молча пошел в кухню, которая, как ни странно, была в полном порядке. Скорее всего, Гэс не вставал с дивана с тех пор, как Дульчи ушла, убравшись утром в доме.