Если сердце верит

— Вы были с ним?

Он снова кивнул и огляделся:

— Тут нет особого беспорядка. У него под конец даже на это не оставалось сил. Идите домой, Дульчи, к детям. — Джон хотел побыть один.

Чувствуя необходимость чем-то заняться, Джон прошел к платяному шкафу в спальне. Ему хотелось, чтобы Гэс выглядел прилично. Внутри висел плащ, памятный Джону со времен детства, пара рубашек и — что уж вовсе невероятно — несколько платьев матери. И еще тут был костюм, подходящий для похорон. Джон провел рукой по оттопыренному лацкану пиджака.

Под ним что-то было. Джон распахнул полы. На вешалке под костюмом висел непрозрачный пластиковый пакетик. Джон достал пакет и открыл его. Внутри оказалась подборка газетных вырезок. Одни из них уже пожелтели от времени, другие были совсем свежими. Заботливая рука аккуратно разложила их по хронологии и, казалось, старательно разгладила каждый листок.

Джон просмотрел вырезки, одну за другой, и сердце у него защемило. То была полная коллекция его работ, сохраненная отцом, который ни разу — ни разу! — не сказал, что любит Джона.

Он застонал от острой боли, но это не принесло облегчения. Посмотрев на вырезки, снова застонал.

Не в силах больше стоять на месте, Джон вышел и начал расхаживать по темному двору, вдоль стенки, которую еще так недавно строил Гэс. Он вспомнил предсмертные слова отца.

И внезапно Джон все понял и ощутил неимоверную жалость к этому человеку, страдавшему всю жизнь. Гэс родился в те времена, когда на внебрачных детей смотрели косо, поэтому всегда считал себя недостойным. Да и сам Джон любил Гэса лишь потому, что он — его отец… Джон опустился в траву на колени и тихо заплакал о том, чего не видел, не знал и не делал раньше.

Он не помнил, когда плакал в последний раз, но слезы приносили такое облегчение, что Джон не сдерживал их, пока они сами собой не иссякли.

Потом он медленно поднялся, вытер глаза, вошел в дом и плеснул холодной водой себе в лицо.

Осторожно сложив газетные вырезки в пакет, Джон повесил его на ту же вешалку, чтобы похоронить вместе с Гэсом. Отыскав чистую рубашку, галстук, нижнее белье, носки и туфли, Джон отнес все это в машину и поехал домой. Здесь он повесил одежду в гардероб и принял душ.

Тело Джона было еще влажным, когда он выплыл на середину озера в своем каноэ. Студеный воздух холодил кожу, но сильные равномерные взмахи весла быстро согрели его. Добравшись до гагар, Джон остановился. Все четыре птицы сегодня вечером были на месте. Они медленно двигались по воде, время от времени ныряя или оглашая ночную тишину такими первозданными криками, что у Джона замирало сердце.

Времени здесь будто вовсе не существовало, поэтому казалось, что смерть — лишь продолжение жизни. Возобновляясь из года в год, жизнь шла своим чередом, и эти две юные особи тоже явились на свет, чтобы продолжить свой род. Да, выдавались и трагические годы, когда волной уносило гнезда или молодняк становился жертвой хищников. Но во всем этом был смысл и свой особый извечный порядок.

Ощущая потерю и обретение, Джон снова опустил весло в воду и направился дальше. Крики гагар летели ему вслед, мягко стелясь по поверхности озера, по всем его излучинам и изгибам, до самой Тиссен-Коув.

Лили сидела на краю причала и встала, как только Джон подплыл, словно ждала его все это время. Когда каноэ скользнуло вдоль пристани, она приняла веревку и привязала ее к столбику.

Через секунду Джон выбрался на пристань, обнял Лили, и это показалось самой естественной, самой правильной вещью, какую он когда-либо делал. Сейчас Джон не думал о своей книге. Не чувствовал себя двуличным или корыстным. Его мысли и его сердце пребывали в полном согласии.

Он обнимал ее крепко и долго, покуда озеро не закружилось, и не закричали гагары. Джон поцеловал ее, потом еще и еще. После третьего поцелуя пробудилось желание.

Лили повела его к дому, вверх по лестнице — в мансарду, в кровать… И снова все казалось естественным — и то, как они разделись, и то, как прикасались к интимным местам, спеша к заветной цели. Джон ощущал покой, исходивший от Лили, умиротворение и надежду. Только войдя в нее, он успокоился, хотя и чувствовал, что жаждет продолжения.

Лили в последний раз глубоко вздохнула, тихо вскрикнула и расслабилась.

Джон тоже вытянулся, не желая отдаляться от нее. Потом прижал Лили к себе, но так и не произнес ни слова. Он ласково целовал ее, прижимая к груди и думая, что был бы абсолютно счастлив, просто лежа рядом с Лили Блейк всю оставшуюся жизнь.

Но через несколько минут Джона снова охватило возбуждение. И она тоже была готова. Ей нравилось все, что он делал, и тогда, и после.

Наконец, вымотавшись, он успокоился. Согретый ее теплом и ароматом любви, Джон провалился в сон. Такой глубокий, что он не слышал больше ни звука.

«Я в цехе. Закончу в четыре».

Лили положила записку на подушку, потом снова взяла в руки и приписала свои инициалы, окружив их похожим на сердечко завитком. Она не знала, как вести себя утром после такой ночи. Не представляла себе, что будет, когда он проснется. Но Лили обещала Майде выйти сегодня на работу.

Надев плащ с капюшоном, резиновые сапоги и перчатки, Лили постепенно пришла в себя. Думала о сегодняшней ночи и о предыдущей. Она думала о двух минувших неделях и старалась найти во всем какую-то связь. Лили казалось, что она прожила за это время целую жизнь. Но оставалось очень много нерешенных проблем. Как разобраться в них? Как справиться с ними?

Майда приготовила сандвичи и накрыла ленч на веранде. Она не спрашивала о вчерашнем. Ни о Гэсе, ни о Джоне, ни о Терри. Полдень стоял туманный и тихий. Лили даже обрадовалась, когда пришло время возвращаться в цех.

Рабочий день пролетел незаметно и близился к концу. Лили сняла спецодежду и мыла пол из шланга, когда на пороге цеха по производству сидра появился Джон. Вид у него был смущенный. Он не знал, что говорить и что делать. Лили быстро завершила дела, умылась и вышла к нему на улицу.

Теперь они были любовниками. За этот день Лили приучила себя к этой мысли.

— Пройдешься со мной? — спросила она, улыбнувшись. Джон просиял, и лицо его выразило искреннее облегчение. Через минуту они уже шли по плотно утрамбованной гравиевой дорожке между рядами аккуратно посаженных яблонь. Даже сейчас, когда солнце было скрыто туманом, яблоки источали сладкий аромат.

Лили подошла к дереву, поискала яблоки получше среди тех, до которых могла дотянуться, и ловко сорвала два, оставив черешок на ветке, как ее учили много лет назад. Протянув одно из яблок Джону, Лили огляделась. Возле некоторых деревьев стояли лестницы, под другими — ящики для яблок.