Если спросишь, где я: Рассказы

— Я расскажу вам, что такое настоящая любовь, — сказал Мэл. — Есть у меня один хороший пример. Я вам расскажу, а вы уж потом сами делайте выводы. — Он подлил себе еще джина, бросил в стакан еще один кубик льда и дольку лайма. Мы ждали, потягивая джин маленькими глоточками. Колено Лауры вновь прикоснулось к моему. Я положил руку на ее теплое бедро.

— Что мы вообще знаем о настоящей любви? — снова заговорил Мэл. — Я думаю, что в любви мы все просто новички. Мы признаемся друг другу в любви, и мы действительно любим, кто же спорит. Я люблю Терри, а она меня, и вы, ребята, тоже друг друга любите. Вы, конечно, поняли, о какой любви я толкую. О физической, о том чувстве, которое заставляет тебя выделить из толпы именно этого человека, об ощущении счастья оттого, что этот человек существует на свете. Плотская любовь — ее можно назвать любовью сентиментальной, — в том смысле, что изо дня в день ты испытываешь нежность и привязанность. Иногда мне трудно представить, что я любил и свою первую жену. Да, это так, я знаю, что любил. Я думаю, что в этом отношении я почти как Терри. Я имею в виду Терри и Эдда. — Мэл задумался, потом продолжил: — Когда-то мне казалось, что я люблю свою жену больше жизни. А теперь я ее просто ненавижу. Это правда. Как это объяснить? Что стало с той большой любовью? Что с ней стало, вот что не дает мне покоя. Много бы я отдал за ответ на этот вопрос. Потом этот Эдд. Да, мы опять возвращаемся к Эдду. Он настолько любит Терри, что пытается ее убить, а заканчивается все тем, что он убивает себя. — Мэл замолчал и отпил из стакана. — Вы, ребятки, вот уже полтора года вместе, и вы любите друг друга. Этого только слепой не заметит. Вы прямо светитесь любовью. Но вы оба, до того как встретились, любили кого-то еще. И оба были семейными людьми, точно так же как и мы с Терри. И вы, вполне вероятно, еще до свадьбы кого-то любили. Мы с Терри вместе уже пять лет и четыре года, как женаты. Но ужас в том, — ужас и одновременно благо, некая спасительная сила, если можно так выразиться, заключается в том, что если с одним из нас что-нибудь случится, — простите, что я об этом говорю, но тем не менее… Так вот, если с одним из нас что-то случится, другой погрустит какое-то время, ну, вы понимаете, а потом придет эта спасительная сила, и он вновь полюбит, полюбит кого-то еще. И все это, вся эта любовь, о которой мы сейчас говорим, станет лишь воспоминанием. Может, и воспоминания не останется. Ну что, я не прав? Совсем-совсем? Если вы так думаете, то скажите мне прямо. Мне нужно это знать. Потому что я ни в чем не уверен и сам это признаю.

— Мэл, боже мой, — сказала Терри. Она потянулась к нему и взяла его руку. — Ты что, уже напился? Дорогой? Ты пьян?

— Солнце мое, я просто рассуждаю вслух, — ответил Мэл. — Мне совсем не обязательно быть в стельку, чтобы говорить о том, что вертится у меня в голове. Мы ведь просто разговариваем, правда? — Он посмотрел ей в глаза.

— Милый, я ведь не критикую тебя, — ответила Терри.

Она взяла свой стакан.

— Позволь тебе напомнить, у меня сегодня выходной. Слышишь? Выходной у меня, — сказал Мэл.

— Мэл, мы тебя все очень любим, — сказала Лаура.

Мэл поднял глаза на Лауру. Он посмотрел на нее так, как будто не узнал, как будто это какая-то незнакомка.

— Взаимно, Лаура, — помолчав, выдавил из себя. — Ник, я тебя тоже очень люблю. Знаете, ребята, вы — наши самые близкие друзья.

Он поднял стакан.

— Итак, — продолжил Мэл, — я хотел вам кое-что рассказать. В качестве доказательства своей точки зрения. Все это произошло два месяца назад и до сих пор не выходит у меня из головы, и мне стыдно делается, когда мы рассуждаем так, будто уверены в том, о чем именно говорим, когда речь идет о любви.

— Ладно тебе, — сказала Терри. — Не говори так, будто ты уже напился, ты же почти трезвый.

— Хоть раз в жизни придержи язык, а? — сказал Мэл очень тихо. — Сделай одолжение, просто помолчи минутку, хорошо? Так вот, речь я веду об одной пожилой паре, они попали в автокатастрофу на федеральной трассе. Какой-то парнишка врезался в них, и всю их машину измяло к чертям, и никто особо не надеялся, что они вообще выживут.

Терри перевела взгляд на нас, потом снова на Мэла. Она была не то что обеспокоена, но несколько напряглась.

Мэл передавал бутылку по кругу.

— В тот вечер я был на домашнем дежурстве, — продолжал он. — Это было в конце мая или в начале июня. Мы с Терри только сели за стол, чтобы поужинать, и тут мне позвонили, из больницы. Рассказали о том, что случилось на трассе. Пьяный парень, подросток, на отцовском пикапе врезался в эту машину со стариками.

Им лет по семьдесят пять было. Парню — восемнадцать или девятнадцать от силы, он, как было записано в протоколе, «скончался по дороге в больницу». Руль ему грудную клетку пробил. А пожилая пара — оба остались живы. Да, представьте себе. Но у них чего только не было — множественные переломы, внутренние кровоизлияния, порезы, контузия, рваные раны и у обоих еще и ушиб головного мозга. Уж поверьте, все это ничего хорошего не сулило. Плюс возраст — он им на руку не играл. И должен заметить, ее состояние было гораздо тяжелее, чем у него. У нее еще был и разрыв селезенки. Обе коленные чашечки раздроблены. Но старики были пристегнуты ремнями, и одному Богу известно, это их спасло от неминуемой смерти или что-то другое.

— Ребята, да это звучит прямо как реклама Совета безопасности, — вмешалась Терри. — Выступает ваш делегат, доктор Мэлвин Р. Макгиннис, — она рассмеялась. — Мэл, иногда ты перегибаешь палку. Но я люблю тебя, милый, — сказала она.

— И я тебя люблю, милая, — ответил Мэл.

Он потянулся к ней через стол, Терри подалась навстречу. Они поцеловались.

— Терри права, — сказал Мэл, вновь присаживаясь на стул. — Ну-ка быстро пристегните ремни! А если серьезно, то эти старички были в очень плохом состоянии. К тому времени, как я туда добрался, парнишка уже был мертв. Он лежал на каталке, у обочине. Я осмотрел стариков и сказал сестре из скорой, чтобы она связалась с больницей — пусть подготовят невропатолога, ортопеда и пару хирургов, к тому времени, когда мы туда доберемся.

Он сделал еще глоток.

— Я постараюсь покороче. Мы доставили их в операционную и полночи трудились над ними как проклятые. У этих несчастных оказался невероятный запас сил. Такое не часто встречаешь. Мы сделали все что могли, и к утру шансы у них были примерно пятьдесят на пятьдесят, у нее, может быть, чуть меньше. И ведь оба дотянули до утра. Ну, мы их перевели в отделение интенсивной терапии, и там они пролежали около двух недель, и с каждым днем чувствовали себя лучше и лучше. В общем, через две недели мы отвезли их домой.

Мэл замолчал.

— Так, ребята, давайте-ка добьем этот дешевый джин. Потом сходим куда-нибудь поужинать. Мы с Терри знаем одно подходящее местечко. Вот туда мы все и пойдем, в это наше новое местечко. Только чур! не раньше, чем опустеет эта долбаная бутылка.

Терри вставила:

— На самом деле, мы там ни разу не ели, но выглядит место просто здорово. Ну, снаружи выглядит.

— Я люблю поесть, — заметил Мэл. — Если б можно было начать жизнь с начала, я бы стал поваром. Правда, ведь, Терри? — спросил Мэл.

Он засмеялся. И бросил в стакан кубик льда.

— Терри знает. Спросите у нее. Но вот что я вам скажу. Если бы я мог прожить другую жизнь, оказаться в другом времени, то вот что: я бы, конечно, стал рыцарем. Под всеми этими доспехами чувствуешь себя в безопасности. Пока не изобрели порох, мушкеты и пистолеты, рыцарям жилось отлично.

— Мэлу очень хочется скакать верхом на лошади с копьем наперевес, — объяснила Терри.

— Повсюду носить с собой платок дамы сердца, — подхватила Лаура.

— Или саму даму, — сказал Мэл.

— Как тебе не стыдно, — пожурила его Лаура.

— А я думаю, что в те времена ты был бы рабом, а им не так уж хорошо тогда жилось, — сказала Терри.

— А рабам никогда хорошо не жилось, — парировал Мэл. — Но рыцари тоже кому-то подчинялись. Ведь так все было? Каждый был чьим-то вессалом. Ведь так, Терри? Но что мне нравится в этих рыцарях, — помимо дам сердца, конечно, — их доспехи, попробуй такого рань. Машин ведь тогда не было. Никаких пьяных сопляков, которые в тебя въедут ни с того ни с сего.

— Вассалы, — поправила Терри.

— Что-что? — переспросил Мэл.

— Вассалы, — повторила Терри. — Они назывались вассалами, а не вессалами.

— Вассалы, вессалы, — ответил Мэл. — Какая на хер разница? Ты же поняла, что я имел в виду. Ладно. Я, короче, необразованный. Вот свое дело я знаю. Я кардиохирург, это понятно, по сути, просто механик. Влезаю внутрь, удалбываюсь как не знаю кто пока чиню, но чиню. Черт!

— Да, от скромности ты не умрешь, — сказала Терри.