Если враг не сдается

— Всё?.. Я думал, ты никогда не кончишь. А если на машине?

— Опасно, Адлан. Половина наших в розыске. А постов ДПС на пути хватает. Опознают одного и провалят всё дело. Лучше по «железке». Я узнавал, на 630-м «Самара — Оренбург» милиции нет, даже перед отправлением вагоны не проверяют. Билеты брать необязательно, проводники с удовольствием берут наличными, причем в два раза дешевле, чем в кассе. Тенишев может подтвердить, он часто в ту сторону мотается.

— Хамзат приедет только завтра. Что конкретно ты предлагаешь?

— Разбиться на несколько групп. Одна группа поедет перекладными: на электричке до Кинеля, оттуда до места на «коротеньком». Вторая сядет на 630-й — на вокзале. Третья — на станции «Безымянка»: это единственная остановка в Самаре. Следующая остановка в Кинеле, где сядет четвертая группа, которая приедет туда на электричке. Таким вот образом и не вызывая подозрений, намотают на колеса все 120 верст.

— Не вызывая подозрений?.. Это когда пятнадцать человек выйдет на одной станции?

— На разных, Адлан, и в разное время. «Коротенький» прибывает на Заливную в половине седьмого вечера, «Самара — Оренбург» — в половине десятого. Мы с Лешей поедем на «КамАЗе» — так и так нам оружие и взрывчатку везти. Мы подбираем первую группу в Заливной, ждем 630-й, забираем вторую и едем в Немчанку, чтобы подобрать остальных — всего-то десять километров. Мы поедем пустые, на выезде из города гаишники редко останавливают порожние грузовики. За рулем славяне, чего еще надо? Проскочим все посты. А от Богатого до Борского нет ни одного. Завтра же можно и начать.

— Ни завтра, ни послезавтра не получится. Хамзата и Руслана придется ждать. — Но дело даже не в них, размышлял Магомедов, а в Эльвире, которая завтра утром вылетает из Стамбула. Без ее участия теракт был бы ущербным: лишь два десятка «собак», «гоблинов», российских спецназовцев.

Адлан потер небритый подбородок и долго смотрел на молчавшего Кацапа. Косицин во время безудержной речи товарища лишь кивал головой.

— А теперь давай с самого начала, — сказал он Червиченко и положил перед ним лист бумаги. — Рисуй станции, ставь расстояния. В этом деле осечек быть не должно. Если что, шкуру с тебя спущу, понял?

10

Чечня

Завершающаяся неделя в Чечне и радовала, и огорчала одновременно. Боевики активизировали минную войну: за пять дней 14 подрывов автомобильной техники. В результате чего девять человек погибли, 12 ранены. Саперы обезвредили более 130 взрывных устройств, в том числе 18 фугасов. Боевые столкновения федеральных сил с боевиками отмечены в Октябрьском и Ленинском районах Грозного, в Веденском, Ножай-Юртовском и Шалинском районах Чечни. Сорок боевиков убиты, двое взяты в плен. 10 апреля в Аргуне было обезврежено взрывное устройство, снабженное фотоэлементами. В районе селения Мурушкин Хутор в ходе разведывательно-поисковых мероприятий обнаружен заминированный схрон боевиков. На перегоне Аргун — Джалка саперы обезвредили фугас нажимного действия. На автомобильной трассе Аргун — Меекер-Юрт найден РПГ-7, снабженный пусковым устройством с таймером. В Грозном ликвидировано бандформирование эмира джамаата Руслана Эдилова. Эта банда причастна к нескольким террористическим актам, в частности к взрыву пассажирского автобуса, в результате которого погибли шесть и были ранены десять строителей, а также к подрыву автомашины с военнослужащими. На все вертолеты армейской авиации из состава ОГВ на Северном Кавказе установлено дополнительное оборудование, предназначенное для защиты от ПЗРК. В прошлом месяце из республики к местам постоянной дислокации отправились более 2 тысяч военнослужащих, а также около 400 единиц военной техники. В то же время Чечню уже покинули более тысячи военнослужащих. Объединенная группировка сейчас насчитывает около 80 тысяч военнослужащих и сотрудников силовых ведомств. Замминистра обороны Игорь Пузанов заявил, что в Чечне федеральным войскам противостоит около тысячи боевиков. [4]

4

*По материалам приложения к «Независимой газете» «Независимое военное обозрение».

Руководитель оперативно-следственной группы Главного разведывательного управления полковник Артемов расположился в кабинете начальника армейской разведки ОГВ на Северном Кавказе. С сугубо официальных, информационных строк Михаил Васильевич переключился на должностные, или служебные. Перед ним лежал рапорт командира отряда особого назначения майора Николая Свидина, которого и поджидал Артемов. Майор Свидин со своим батальоном, усиленным тремя расчетами АТС-17, проводил операцию по блокированию крупкой банды боевиков в Автурах. Согласно боевому распоряжению Командующего ОГВ №... «отряд Свидина в составе трех разведгрупп на 4 вертолетах Ми-8 десантировался посадочным способом в районе с.Автуры».

Почерк у комбата странный, отметил полковник Артемов. Не мельчи — сказал бы он майору, будь он на месте учителя. Буковки, выведенные шариковой авторучкой, мелкие, но широкие, словно объемные. Трехмерные — пришло сравнение. Вот говорят, по почерку можно определить характер человека. Полковник улыбнулся, соглашаясь: можно, если прочесть досье на этого человека, написанное его же рукой.

Полковник Артемов, ответив на приветствие комбата и указав место за столом, отметил его нервозность, вызванную усталостью, суетливые движения рук. «Как и я, без работы жить не может», — похвалил и себя, и собеседника полковник.

Михаил Васильевич начал беседу с напоминания о том, что во время спецоперации, проведенной майором Свидиным, в плен сдались два боевика. Один из них — Леча Мавлидов — вчера был обнаружен в камере временного содержания мертвым.

— Порвал рубашку на полоски, сплел веревку и вздернулся, — детализировал полковник, как раз прибывший из Москвы затем, чтобы лично побеседовать с задержанным Мавлидовым.

Майор пожал плечами и приподнял бровь.

— Надеюсь, рубашка была не моя.

А его холодный взгляд мог поставить точку в едва начавшейся беседе: «Туда ему и дорога».

— Он так и не успел дать показания, — продолжил полковник, понимая, что показания не успели взять силовики.

Нужно было колоть Мавлидова сразу, зацепившись за его «чистосердечные признания», сделанные в первые минуты после сдачи спецам комбата Свидина. Именно настрой чеченца на сотрудничество с правоохранительными органами и успокоил последних. Они дали ему передышку, и Леча перекрыл кислород и своим дыхательным органам, и органам правопорядка. Шустрый парень. По большому счету бандит не знал, что ему делать и как себя вести. Поначалу он просто спасал свою шкуру, а после, когда сказал "а", пораскинул мозгами: продолжение для него «смерти подобно». И сделал выбор: сам наложил на себя руки, как никто другой понимая, что его предательство принесет ему куда большие мучения: через неделю или две его бы порезали на гуляш в той же камере братья по оружию, которые продолжали камуфлироваться под местных омоновцев. Они и тело Мавлидова забрали так оперативно и закопали так глубоко, будто опасались, что горловая опухоль Лечи может пойти на убыль и он разговорится.

— Припомните, — попросил полковник комбата, — слово в слово, что сказал Мавлидов, когда сдавался в плен.

— Я писал об этом в отчете: всего несколько слов.

— Вы давили на него?

«Глупый вопрос», — пожал крутыми плечами комбат. Чеченец, глянув на сержанта по кличке Мамай, звеньевого одной из разведгрупп, едва не наделал в свои вонючие подштанники и освободил память от всех «показаний, заблуждений, паролей и явок». В руках громилы-спецназовца бандит видел не автомат, а косу, не бандану на голове, а черный капюшон. Потому второпях выковыривал из своих мозгов «ценную информацию». Действительно ценную, на ее основании в штаб-квартире ГРУ было проведено оперативное совещание и принято решение о разработке преступной группы, названной внутриведомственной. Собственно, задачи такой группы вычислить было легко: изучать биографии бойцов (а значит, делать запросы по линиям МВД, ГУВД, УВД, что также значит, что в войсках и силовых структурах действует разветвленная сеть чеченского криминалитета), вербовать, подкупать молодых солдат, шантажировать, используя для этого всевозможные рычаги, включая и девушек-чеченок, которые во время увольнительных солдат и курсантов знакомились с ними, вступали в интимную связь и прочее. Возможно, не один попался на такой крючок.

Некогда Леча Мавлидов входил в один из отрядов Аслана Масхадова, а когда при «чеченском Бисмарке» осталась по большому счету пара охранников, не готовых, однако, умереть за «президента, парламент и суверенитет», Мавлидов переметнулся на сторону Шамиля Басаева и встал под знамя так называемого объединения Высшего Военного Моджлис-уль-Шуры. В отряде, который был уничтожен комбатом Свидиным, Леча Мавлидов исполнял роль комиссара и разжигал и так горящую зеленым пламенем ненависть к кафирам — неверным. А сдаваясь им в плен, отчасти сдал и своего босса, готового на одной ноге ковылять в «светлое шариатское будущее». По словам «комиссара», в учебном центре войск спецназа Приволжско-Уральского военного округа у Шамиля Басаева есть свой человек, на которого делается ставка в очередном теракте, и он в свое время принимал участие в спецоперациях федеральных войск в Чеченской Республике.

— Всё-таки, — настаивал Артемов, — может быть, Мавлидов назвал имя или хотя бы звание человека Басаева в учебном центре спецназа?

— Нет, — покачал головой майор Свидин. — Я бы запомнил. — Как не усомнился бы относительно правдивости чеченца. Во-первых, «дух» был напуган, а в таком состоянии ложь читается по глазам. Во-вторых, он точно назвал дислокацию учебного центра войск спецназа, фамилии и звания командира и начальника штаба этой войсковой части. И последнее: Леча не знал эту «моль» по имени, иначе выложил бы все подробности еще до помещения его в изолятор временного содержания. Имя человека, на которого делается ставка в крупном теракте, редко произносится даже в узком кругу Басаева, резонно предположил полковник Артемов. На то она и «моль», чтобы незамеченной делать невосполнимые бреши; «моль», адаптированная к превентивным мероприятиям, как настоящая — к нафталину и нюхательному табаку.