Если завтра в поход

В соответствии с директивой Л.З. Мехлиса от 26 мая 1938 г. в учебные планы военных и военно-политических училищ, курсов, военных академий, дивизионных партийных и комсомольских школ, окружных домов партийного образования вводился специальный курс «О методах борьбы со шпионско-вредительской, диверсионной и террористической деятельностью разведок капиталистических стран и их троцкистско-бухаринской агентуры». Каждый судебный процесс, согласно указаниям начальника ПУРККА, предварялся шумной пропагандистской кампанией в армейской печати.

Итог деятельности Л.З. Мехлиса по «выкорчевыванию» «врагов народа» – 3,2 тыс. чел. уволенных из армии политработников только в 1938 г.

Как уже отмечалось, в мае 1937 г. в Красной Армии был введен институт военных комиссаров. Они назначались наркомом обороны СССР по представлению ПУРККА для политического руководства и непосредственного проведения партийно-политической работы в войсковых частях, соединениях, учебных заведениях, учреждениях и управлениях РККА. Наряду с командирами и начальниками военные комиссары несли полную ответственность за воспитательную работу, за политико-моральное состояние, мобилизационную готовность личного состава. В области партийно-политической работы на военных комиссаров возлагалась обязанность по руководству политорганами, партийными и комсомольскими организациями частей и соединений. Они отвечали за организацию и проведение необходимых партийно-политических мероприятий, за агитационно-пропагандистскую и культурно-просветительную деятельность. Комиссары были обязаны систематически информировать командование частей и подразделений, вышестоящие политорганы о политико-моральном состоянии частей и о мерах по устранению «отрицательных явлений». Вместе с командирами и начальниками они аттестовали командно-начальствующий состав, для чего ими представлялись соответствующие политические характеристики. [208]

208

Партийно-политическая работа в Красной Армии… Док. N 24.

Институт комиссаров был введен, в первую очередь, с целью осуществления контрольных, надзорных функций. Налицо был приоритет этой функции над задачей воспитания личного состава, которая также входила в их компетенцию. Примечательно, что подобная тенденция была отмечена соответствующими органами потенциального противника СССР – нацистской Германии. Осенью 1938 г. в недрах германской полиции безопасности была составлена справка, в которой, в частности, утверждалось: в обязанности политсостава РККА входили политический надзор над армией, а также воспитание красноармейцев в духе большевистской преданности системе. [209]

209

Осьмачко С.Г. Указ. соч. С. 137-138.

В приказах наркома обороны (17 ноября, 14 декабря 1937 г.) регламентировался порядок ликвидации некомплекта политсостава высшего и среднего звена, формулировались основные установки по ведению политической работы в РККА. При этом неоднократно подчеркивалась настоятельная необходимость дальнейшего укрепления института военных комиссаров, которое рассматривалось как важнейшее условие усиления партийно-политического руководства и улучшения воспитания личного состава РККА. [210]

210

Русский архив: Великая Отечественная. Т. 13(2-1). Приказы народного комиссара обороны. М., 1994. Док. N 18, 19.

Именно в комиссарах видел Л.З. Мехлис свою опору в осуществлении «чисток» командно-политического состава. На Всеармейском совещании политработников в апреле 1938 г. он ссылался на сталинское определение: «комиссар – глаза и уши партии и правительства». Самим комиссарам он постоянно напоминал об их обязанности «по делам проверять и судить обо всех политических и командных работниках», в том числе и о командирах.

В совершенно секретной директиве от 17 апреля 1938 г. Л.З. Мехлис предписывал начальникам политуправлений округов, армий, комиссарам и начальникам политорганов соединений, частей и учебных заведений дважды в год (к 1 июня и к 1 декабря) представлять в ПУРККА подробные политические характеристики на командиров частей и подразделений, начиная от полка и выше, причем последние об этом могли и не знать.

В 1935-1939 гг. для военно-политического состава РККА были введены следующие воинские звания: младший политрук, политрук, старший политрук, батальонный комиссар, старший батальонный комиссар, полковой комиссар, бригадный комиссар, дивизионный комиссар, корпусной комиссар, армейский комиссар 2-го ранга и армейский комиссар 1-го ранга.

В результате «сталинского призыва», инициированного Л.З. Мехлисом, в рядах политсостава появилась и такая «неуставная» должность, как заместитель политрука. Выдвигать на эту должность старались «политически благонадежных», «проверенных товарищей». Однако бывали случаи, когда в низовое звено политсостава РККА попадали люди с еще не устоявшимися политическими взглядами и убеждениями, что объяснялось прежде всего их умением быть осторожными в словах и делах, способностью приспосабливаться в создавшихся неблагоприятных условиях.

Вот лишь один из примеров такого рода «приспособленчества». В мае 1939 г. по «сталинскому призыву» в число «пятитысячников», получивших звание заместителя политрука, был включен А.Т. Семихин, 1918 г. рождения, выходец из рабочей семьи. Семихин окончил 6 классов начальной школы, работал счетоводом в Госбанке, затем, как и Л.З. Мехлис, служил конторщиком. В сентябре 1938 г. призван в ряды Красной Армии и еще до прибытия к месту службы вступил в ряды ВЛКСМ. Служил в артиллерии рядовым хозяйственного подразделения.

А.Т. Семихин быстро смекнул: следует всячески избегать обвинений в свой адрес в «политической и моральной неустойчивости», ибо, по его собственному выражению, «обычно за таковыми устанавливался надзор». И Семихин изо всех сил старался не только участвовать в коллективном чтении газет, журналов, другой литературы, прослушивании радиопередач, но и в регулярном посещении разного рода собраний и лекций. Именно за эту «внешнюю „прилежность“ его в конечном счете и назначили заместителем политрука.

По собственному признанию А.Т. Семихина, на эту должность назначали, как правило, красноармейцев, от которых требовалось немногое: уметь «вести читку газет, литературы, организовывать игры, спектакли». В то же время заместитель политрука не имел никаких административных прав и вынужден был лишь выполнять «указания и приказания политрука подразделения». [211]

Противоречия эпохи 1930-х гг. сказывались на образе действий людей, причастных к партийно-пропагандистской работе. Демонстрация приверженности идее, готовность жертвовать личными интересами сочетались с проявлениями приспособленчества и конформизма. В обстановке систематических разоблачений «врагов народа» и шпиономании формировались такие качества, как бездушие и карьеризм.

211

Фролов Д.Д. Из истории Зимней войны 1939-1940 гг. Советские военнопленные, финская пропаганда на фронте и настроения граждан СССР во время Зимней войны. Сб. доктов. Петрозаводск, 1999. С. 41, 42.

Для корректировки пропагандистской деятельности служили партийные постановления и инструктивные письма, обозначавшие не только общую направленность, но и мельчайшие детали идеологической работы. С конца 1920-х до конца 1930-х гг. было принято свыше 30 постановлений ЦК ВКП(б), касавшихся вопросов пропаганды. Осуществлялись мелочная опека, грубое вмешательство в дела редакций периодических изданий, что приводило к метаниям сотрудников из стороны в сторону. Все это лишало пропаганду маневренности, гибкости и оперативности. Формировался тип политического пропагандиста, который не мог и шага ступить без получения руководящих указаний «сверху». [212]

212

Скуленко М.И. Указ. соч. С. 147.

В условиях сталинского режима существовала своя специфика восприятия пропагандистских установок, в том числе и связанных с подготовкой к войне, которые внедрялись в общественное сознание. Она зависела не только от интенсивности проводившихся политико-идеологических кампаний, но во многом определялась интеллектуальным уровнем и жизненным опытом тех, на кого была рассчитана. А порой и те люди, которые были предназначены для проведения важнейших «указаний партии и правительства», повседневно сталкиваясь с трудными проблемами и обнаруживая «зазор» между пропагандистскими декларациями и жизненными реалиями, проникались сомнением и постепенно превращались в «политически неблагонадежных».