Если знать

Дан Арму пришлось сделать усилие, чтобы, сохраняя бодрую выправку, пройти мимо офицеров, которые толклись возле кофейного автомата. В конце коридора, где он загибался буквой "Г", Моравский толкнул дверь и пропустил Дан Арма в свой кабинет, крохотный по сравнению с апартаментами генерала.

– Располагайтесь и спрашивайте.

Пальцы Моравского опять держали зажженную сигарету. Кажется, они не расставались с ней никогда.

– Вы пошутили, - неуверенно сказал Дан Арм.

– Нет, и вы это сами чувствуете. Как вам известно, генерал, а может быть, неизвестно, вся генетическая информация человеческого существа заключена в любой из клеток его тела. В любой, а не только в половых. Да, так...

Моравский задумался, его опять окружало струящееся облако. Какая-то феноменальная способность извлекать из обычной сигареты дымовую завесу.

– Некоторые клетки организма так устойчивы, что генетический код сохраняется в них после смерти.
– Моравский зачем-то посмотрел на свои ногти.
– И кому-то в голову пришла эта идея. Были колоссальные, фантастические трудности. Но это неважно. Успех пришел после десяти лет неудач. Остальное - формирование плода, рождение ребенка Наполеона Бонапарта было уже делом чистой техники. Я сам участвовал в опытах и потому знаю.

– Но это же бессмыслица!
– Дан Арм у казалось, что он продирается сквозь пелену кошмара.
– Наполеон был полководцем девятнадцатого века!

– Какая разница? Наследственные задатки нетленны. Остальное формируют воспитание и обстоятельства. Не сомневайтесь, об этом позаботились. Локка-Наполеона подсаживают в седло, неужели неясно? Сейчас представился случай, чтобы он показал себя на деле. Вот и все.

Инстинктом Дан Арм чувствовал, что сказанное - правда. Но принять эту правду он все еще не мог.

– Локк не гений, - упрямо сказал он.
– В нем нет даже таланта.

– Локк-Наполеон талантлив, вы предвзято судите. Впрочем, это естественно. Не гений? Наполеона до его побед тоже не считали гением. Генерал!
– Моравский перегнулся через стол, и Дан Арм снова близко-близко увидел за струящейся пеленой дыма равнодушные ореховые глаза.
– Генерал, вы все-таки не понимаете главного. Локк-Наполеон предназначен для больших дел. Если он справится сейчас, он станет военным министром, что бы вы там ни делали. А в критической ситуации - это предусмотрено тоже - ему позволят стать диктатором. Мы все будем у него в кулаке. Как эта сигарета.

Моравский придавил окурок и энергичным движением растер его.

– Зачем? Зачем? Смысл?
– Дан Арм был так потрясен, что других слов у него просто не нашлось.

– Огромный смысл. Огромнейший. Может быть, среди современных офицеров, рожденных, так сказать, естественным путем, есть люди, потенциально не менее великие, чем Наполеон. Но это игра втемную. А Наполеон уже проверен историей. Известны и сильные, и слабые его стороны, его будущим до известной степени можно управлять, чего, к примеру, нельзя сказать о вас, понимаете? Риск, конечно, есть. Знаете, он в чем?

– В провале операции.
– В голосе Дан Арма прозвучала надежда.

– В этом, разумеется, тоже. И в том, что иное воспитание, иные условия формируют иную личность. Наш Наполеон куда менее симпатичен, чем прежний, например. У него цинизм современного сверхчеловека. Но главный риск не в этом.

– А в чем?

– Подумайте сами.

– Зачем вы мне все это рассказали?

– Чтобы вы не пытались своей бравой грудью остановить мчащийся экспресс.

– И для этого выдали государственную тайну?

– Вот она, человеческая благодарность!
– Моравский встал и, сутулясь, прошелся по комнате. Его расстегнутый мундир был обсыпан пеплом.
– Ах, генерал, все суета сует, кроме чистой совести. Я бы мог промолчать и тем подписать вам смертный приговор, но это мерзко. Поживите с мое, покрутитесь возле этих штучек, - Моравский постучал по панели, - и вы поймете, что я прав.

– Каких штучек?
– машинально спросил Дан Арм, думая совсем о другом.

– Я не показывал вам своей коллекции? Что ж, надеюсь, ее вид смирит вас.

Моравский сделал едва уловимый знак, и снова, как в тот раз, ослабевшая воля генерала странным образом повиновалась. Он встал, подошел к Моравскому. Тот медленно отворил створку деревянной панели. За такими панелями во всех кабинетах находились сейфы. Здесь тоже был сейф с циферблатом на дверце.

– Семь нолей открывают ад, - с грустной торжественностью сказал Моравский, прокручивая диск.

Дверца беззвучно отскочила. Сейф был разбит на несколько ячеек, и в каждой стоял небольшой контейнер. Краем сознания генерал удивился, что он стоит здесь и смотрит на какие-то контейнеры, не имеющие к его трагедии ни малейшего отношения.

– В каждом из них сидит дьявольский огонь.
– Длинные желтоватые пальцы Моравского нежно коснулись крайнего контейнера.
– Вот здесь огонек едва тлеет. Слушайте.

Моравский вынул из кармана плоский радиометр, откинул запор контейнера и поднес прибор к зияющему отверстию. Тишину прорезал слитный треск.

– Такое маленькое, лижущее пламя... Крохотная ампула, ее безопасно взять в руки. Ручная смерть, невидимая, неслышимая, бескровная: подержи ее сутки возле себя - и конец. Давно снята с вооружения. А вот здесь, - палец коснулся соседнего контейнера, - если я его открою, мы в мгновение ока распадемся на атомы. Смотрите.

– Что вы делаете?!
– закричал Дан Арм, видя, что Моравский откидывает запор.

– О, не беспокойтесь, здесь только имитация.
– Моравский покатил по ладони крохотную ампулку с розоватой жидкостью.
– Настоящий у меня один, тот контейнер. Но политикам при показе коллекции я этого не говорю. Знаете, они уходят отсюда очень смирные. Когда опасность касается твоей шкуры, это как-то способствует правильному пониманию вещей. И я сразу вырастаю в их глазах.

Дан Арм не мог оторвать взгляда от перекатывающейся ампулы. Он привык к виду оружия, но слова Моравского были так зловеще спокойны, что имитация уже не выглядела имитацией.

Моравский сунул ампулу обратно.

– Здесь, - он ткнул пальцем дальше, - несколько щепоток ботулина. Если их рассеять по воздуху, земной шар погрузится в вечный сон. Ну и так далее.

Он внимательно посмотрел на Дан Арма.

– Вот теперь уже лучше. Психологи называют это вытеснением. Извините, что я поиграл на ваших нервах, но сейчас вы думаете о Локке-Наполеоне куда спокойнее. Вам придется пройти через унижение, генерал. Но это необходимо.

...Дан Арм опустил стекло до упора и прибавил скорость. Завывающий ветер ворвался в машину, и его упругий порыв постепенно выветривал из сознания липкое колдовство услышанного. Словно испарялась какая-то анестезия; мысли обретали ясность, но одновременно пробуждалось бешенство.