Есть что скрывать

– Ее убили? Когда, черт возьми, вы намеревались мне об этом сказать?

– Кто сообщил вам эту информацию? – спросила Барбара.

– Не все ли равно?

– Нет, поскольку речь идет об убийстве.

– Почему вы не говорите мне, что происходит, сержант… Простите, как вас зовут?

– Хейверс.

– Сержант Хейверс. Почему вы не говорите мне, что, черт возьми, происходит? Тео была в больнице. Она была…

– …в коме после удара по голове.

Карвер на секунду умолк.

– Удара по голове? Как удара по голове? – Он непроизвольно бросил взгляд на телефон.

– Кто вам звонил?

– Сестра Тео, Розальба. Она сказала, что приходила полиция и сообщила им новости. Почему мне не сказали? Потому что мы расстались? Или вы думаете, что я с ней что-то сделал? Вы к этому ведете? Вы меня слушаете, да? Я вошел в квартиру. Нашел ее на полу в туалете. Ее вырвало в унитаз. Она сказала, что ее тошнит и у нее кружится голова. Я хотел вызвать неотложку, но она отказалась. Сказала, что ей нужно просто прилечь, и я помог ей.

– В документах указано, что она была в пижаме. Вы ее так и нашли на полу в туалете?

Карвер снова глотнул пива.

– Нет. Я… Послушайте, я раздел ее, но это не то, что вы думаете.

– Что я думаю?

– Что это имеет отношение к сексу. Что я ею воспользовался. Нет. С этим было покончено. Так она хотела. Но она мне не безразлична, и я переодел ее в пижаму, достал из аптечки две таблетки парацетамола и уложил ее в постель.

– А потом ушли? Вы так и не узнали, зачем она хотела вас видеть?

– Нет.

– Что именно? Не ушли или не узнали, зачем она хотела вас видеть?

– Она не сказала мне, о чем хотела поговорить.

– Вы уложили ее в постель и ушли?

– Нет. Часть ночи я провел рядом с ней.

– Вы провели часть ночи с бывшей женой?

– Я не хотел оставлять ее одну. Уложил в постель, лег рядом и заснул. Не собирался, но так получилось. Когда я проснулся… не знаю… около половины четвертого… она спала, и я не стал ее будить. Положил ее мобильник рядом с кроватью и ушел.

– Почему вы не попытались ее разбудить?

– Зачем? Я же сказал, что она спала. Не было никаких причин будить ее посреди ночи.

– Даже для того, чтобы поговорить о том, ради чего вы бросились в Стритэм? Разве вам не было любопытно? Сдается мне, что было.

Барбара видела, как у него на лбу, у самой линии волос, выступил пот. В комнате было жарко, так что этому можно было найти объяснение. Хотя дело скорее в волнении, а не в температуре воздуха.

– Если б я не заснул… если б настоял на том, чтобы отвезли ее в больницу, как и собирался… – Росс умолк, а затем продолжил, словно не слышал вопроса об отсутствии любопытства к тому, о чем хотела поговорить с ним жена: – Вы сказали, удар по голове. Какой именно?

– Раздробивший череп. Ее ударили чем-то тяжелым. Вы знаете, что такое эпидуральная гематома? – Увидев, что он кивнул, Барбара продолжила: – Это ее и убило.

Карвер посмотрел ей в глаза.

– Это не я. Я ни за что на свете не ударил бы Тео. Я любил ее. Я хотел ее вернуть.

– Как вы узнали, что она в больнице?

– От ее родителей. Они мне позвонили. Сказали, что она в больнице и что ей делают томографию. Когда я туда приехал, ее уже перевели в реанимацию…

– Они просили вас приехать, ее родители?

– Что? Просили меня? Нет. Но я должен был. Я должен был быть там. Я не понимал, почему при обычном падении нужно делать томографию мозга, почему она в коме и… все остальное.

– Все остальное – это ее смерть.

– И то, что было перед ней: аппарат искусственной вентиляции легких, мониторы, дефибрилляторы, системы жизнеобеспечения…

– И смерть мозга, – бесстрастно прибавила Барбара, пытаясь оценить его реакцию. Она хотела, чтобы ее слова прозвучали как можно резче, хотела понять, что он знает. Карвер выглядел искренним – как и большинство психопатов. Они умеют притворяться нормальными.

– Ничего не хотите добавить? – спросила она. – О своей жене? А о вашем браке?

Карвер покачал головой.

– Честно говоря, мне хочется проснуться и обнаружить, что все это был страшный сон.

– Как и всем нам, – согласилась Барбара.

Пембери-Эстейт Хакни Северо-восток Лондона

Тани понимал, что только он один стоит между сестрой и намерением Абео отдать ее какому-то старому нигерийцу, достаточно богатому, чтобы уплатить запрашиваемую цену. Он также знал, что Монифа позволит это сделать, хотя ей нужно всего лишь собрать два чемодана, один для Сими, а второй для себя, и покинуть Мейвилл-Эстейт, пока Абео нет дома.

А дома его не было почти все время. Теперь, когда вторая семья была обнаружена и ее уже не было нужды скрывать – по крайней мере, от Тео, – Абео, по всей видимости, решил проводить с ними больше времени, почему-то уверенный, что ни Монифа, ни Тани ничего не расскажут Сими. Он приходил домой только для того, чтобы снять пропитанные кровью рубашки и фартуки, которые Монифа послушно стирала и гладила. Поразмыслив, Тани понял, что Абео приносил Монифе для стирки вещи своей второй семьи, и мать стирала и гладила их, что объясняло ту гору одежды, над которой она трудилась.

Ему не потребовалось много времени, чтобы придумать еще один способ воздействовать на отца. Поэтому в тот день, ближе к вечеру, Тани ждал появления отца в Пембери-Эстейт, чтобы сделать свой ход. В бакалейном магазине он не появлялся ни сегодня, ни вчера – не хотел встречаться с отцом, пока не поймет, что делать дальше. Теперь он был готов. Теперь он прятался в Пембери-Эстейт – в таком месте, чтобы видеть лифт, на котором Абео поднимался к своей второй семье. Когда это наконец произошло, в конце дня, Абео выглядел усталым, но на нем была свежевыстиранная и отглаженная рубашка, так что Ларк и ее дети были избавлены от неприятного вида крови животных на его одежде, груди и бедрах. Тани ждал. Он хотел, чтобы отец расслабился, прежде чем перейти в наступление.

Через двадцать пять минут после прихода Абео Тани направился к лифту. Было уже поздно, и другие жители дома входили и выходили из него, так что он вошел в кабину вслед за женщиной с многочисленными сумками, кивнул в знак приветствия, нажал кнопку третьего этажа и поехал наверх.

Большая часть дверей внешней галереи были открыты. Как и дверь квартиры второй семьи его отца. Тани слышал щебетание детей, голос Абео, отвечавшего им, потом женский голос:

– Да, вот так. О, любимый мой… – Затем смех. – Щекотно! Нет, нет! Абео, перестань!