Есть много способов убить поэта

Как много могла бы добавить А.Ахматова, будь она живой, об Одоевцевой, кроме того, что как само собой разумеющееся было коротко отмечено в дневнике биографа Гумилева П.Лукницкого: "По рассказам А.Ахматовой, Н.Гумилев не выделял ее (Одоевцеву - авт.) из круга других барышень - его учениц; каждой досталось его внимание, двух-трех провожаний до дома с увлекательными беседами о поэзии и т.д."

И семьдесят лет из всех барышень только Одоевцева не могла этого простить Гумилеву.

Почему мы серьезно и многократно прислушиваемся к ее словам? Ведь они не более как литературные произведения, и принимать их в расчет следственным органам не было смысла. К тому же в каждом выступлении она "вспоминает" что-то новое. В одном таком воспоминании о виденном ею у Гумилева пистолете, о котором в деле (не странно ли?) не говорится ни слова. Вспоминает она и о найденных и не фигурирующих при этом в деле листовках, и об "очаровательном следователе Якобсоне", на допросах якобы читавшем стихи Николая Степановича (и не знавшем, как мы видим, до конца процесса, как зовут его великого подследственного), и о том, что Гумилев стоял во главе ячейки и раздавал деньги ее членам (по Одоевцевой выходит, что и М.Шагинян - член ячейки), и о многом-многом другом...

А вот что пишет по этому поводу человек, осуществлявший надзор за следствием в органах госбезопасности Г.А.Терехов.

"14 мая 1986 года в "Литературной газете" (No20) прочитал статью Евг.Евтушенко "Возвращение поэзии Гумилева", в которой указано, что русский поэт Н.Гумилев "в 1921 году был расстрелян за участие в контрреволюционном заговоре".

В сентябре 1986 года в журнале "Огонек" (No 36) прочитал эссе

В.Карпова "Поэт Николай Гумилев", в котором также указано, что "Н.Гумилев являлся участником Петроградской боевой организации, активно содействовал в составлении прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент выступления группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности". Далее В.В.Карпов приводит выдержку из высказывания Константина Симонова: "Гумилев участвовал в одном из контрреволюционных заговоров в Петрограде - этот факт установленный. Примем этот факт как данность".

Я сомневаюсь в том, что Евг.Евтушенко, В.В.Карпов и К.Симонов сами изучали материалы уголовного дела по обвинению Н.С.Гумилева. Мне же довелось по долгу службы изучать в свое время все материалы дела, находящегося в архиве. Я ознакомился с делом Гумилева будучи прокурором в должности старшего помощника Генерального прокурора СССР и являясь членом коллегии Прокуратуры СССР.

По делу установлено, что Н.С.Гумилев действительно совершил

преступление, но вовсе не контрреволюционное, которое в настоящее время относится к роду особо опасных государственных преступлений, а так называемое сейчас иное государственное преступление, а именно - не донес органам советской власти, что ему предлагали вступить в заговорщицкую офицерскую организацию, от чего он категорически отказался.

Никаких других обвинительных материалов, которые изобличали бы Гумилева в участии в антисоветском заговоре, в том уголовном деле, по материалам которого осужден Гумилев, нет. Там, повторяю содержатся лишь доказательства, подтверждающие недонесение им о существовании контрреволюционной организации, в которую он не вступил.

Мотивы поведения Гумилева зафиксированы в протоколе его допроса: пытался его вовлечь в антисоветскую организацию его друг, с которым он учился и был на фронте. Предрассудки дворянской офицерской чести, как он заявил, не позволили ему "с доносом".

Преступление совершено не по политическим мотивам. Совершенное Гумилевым преступление по советскому уголовному праву называется "прикосновенность к преступлению" и по уголовному кодексу РСФСР ныне наказывается по статье 88-1 УК РСФСР лишением свободы на срок от одного года до трех или исправительными работами до двух лет. Соучастием недонесение по закону не является. Нельзя смешивать в одну кучу и тех, кто согласился участвовать в заговоре, и тех, кто от этого категорически отказался.

В настоящее время по закону и исходя из требований презумпции невиновности Гумилев не может признаваться виновным в преступлении, которое не было подтверждено материалами того уголовного дела, по которому он был осужден. Любые иные (в том числе и следственные и судебные) материалы, даже если они имеются в других уголовных делах, но не приобщены были в то время к делу Гумилева не могут быть приняты в настоящее время во внимание для юридической (а также и политической) оценки поведения Н.С.Гумилева.

Полагаю, что такие материалы (если они существуют) не могут быть сейчас, шестьдесят шесть лет спустя, направлены в обвинение Гумилева (подчеркнуто мной - авт.), а также использованы литературоведами.

Между прочим в материалах уголовного дела по обвинению Н.С.Гумилева имеется обращение Максима Горького с просьбой в пользу Гумилева.

С глубоким уважением

Г.А.Терехов,

член объединения старых большевиков при ИМЭЛ

при ЦК КПСС, заслуженный юрист РСФСР,

государственный советник юстиции второго класса

Что теперь сказать Карпову, Евтушенко, Симонову, Одоевцевой.

А ведь всерьез размышляли. Вот, к примеру:

"Не берусь выступать в роли арбитра, не будучи знакомым с материалами следствия, но короткое сообщение в газете, где изложена вина Гумилева, за которую он был осужден, дает основание для размышлений".

По поводу данной сентенции секретаря Союза писателей СССР хочется напомнить ему: когда сам В.Карпов, содержался следственном изоляторе особого отдела, где ему, по его рассказам, отбивали почки, вымогая признания в диверсионной деятельности против "отца народов", он ведь прекрасно знал, что в инкрими-нируемом деянии не виновен, однако полагал (что свойственно человеческой натуре), и искренне, видимо, полагал, что ошиблись только в отношении его самого, а что все вокруг действительно враги народа.

В.Карпов расписался не просто в том, что он, - пострадавший от системы, остается ее верным сыном и более того, приверженцем, но, что он либо не читал газету с упоминанием о расстреле Гумилева, а как и все читал только выдержку под No 30 везде публиковавшуюся, либо тем, что в момент написания статьи о Гумилеве (кстати судя по тем же ошибкам, подчас оборотам речи, статью он на две трети списал у Г.Струве из Вашингтонского издания Гумилева 1961 года) он был напуган обрушившимся строем. Иначе я не могу объяснить тот факт, что абсолютно пародийная статья на целую газетную полосу (Карпов говорит о коротком сообщении), рассчитанная даже не на идиотов, и даже не на малограмотное большинство населения России того времени, похожая на рассказ о борьбе чекистов со шпионами в рассказе А.Гайдара "Судьба барабанщика", воспринималась Карповым всерьез.

Однако будем справедливыми, Карпов был первым "начальником литературы", кто взялся открыть Гумилева. Робко, с оглядкой, как бы примиряя власть и Гумилева, Карпов увещевает нас, что Гумилев, хотя и невиновен, все же по старой офицерской дружбе обещал что-то бывшим сослуживцам офицерам.

Нету этого в деле. Прочесть надо было сперва, у А.Н.Яковлева попросить, тот бы разрешил Карпову.

СКАЗКИ

...В интеллектуальной сфере города назревало возбуждение, и, уступив натиску телевидения, я выпустил сперва одну передачу, потом другую и дал еще один очерк о "деле". Очерк начал с с 48-го листа "дела": "Дорогой Котик... ветчины не купила я...колбасу не сердись. Кушай больше, в... хлеб каша пей все молоко, ешь булки. Ты не ешь и все приходится бросать, это ужасно. Целую твоя Аня".