Есть памяти открытые страницы. Проза и публицистика
Шрифт:
О нём можно сказать то же самое, что и о Костенском – для Мартынова скорее бы подошла Императорская Академия художеств, нежели Лицей. Хотя Энгельгардт имел на этот счёт иное мнение, он считал, что «он достиг бы большего, если бы воспитывался с мальчиками своего возраста», всё-таки Аркадий был всех моложе за исключением Ржевского.
Пушкин помянул Мартынова в стихотворении «Монах»: «Мартынов пусть пленяет кистью нас…»
А в Лицее Пушкин подарил Мартынову свой рисунок «Собака с птичкой», что, скорее всего, говорило о симпатии поэта к своему однокласснику.
Коллежским секретарём Мартынов поступил в министерство народного
По характеру Мартынов был молчаливым и нелюдимым человеком. От своих лицейских товарищей он отдалялся всё дальше, ограничиваясь служебными и семейными интересами. Однако в день празднования юбилея Лицея в 1836 году он присутствовал на товарищеской сходке у Яковлева, где собрались Юдин, Мясоедов, Гревениц, Яковлев, Мартынов, Корф, Пушкин, Илличевский, Комовский, Стевен и Данзас.
В последний раз Мартынов поймал на себе ускользающий лучик «лицейского солнца», ибо как верно заметил Абрам Маркович Эфрос, «лицейское солнце» горит «лишь отсвечиваясь Пушкиным».
Первый выпуск насчитывает 29 человек, и для всех мы привели их краткие биографические справки. Но на первый курс Лицея было принято 30 человек, и этим тридцатым, неупомянутым был Константин Гурьев, проведший в Лицее около двух лет. Гурьев, крестный сын Великого князя Константина Павловича, славился в Лицее своим дурным поведением и озорными выходками.
В сентябре 1813 года он был исключён из Лицея, однако при этом не утратил связи с одноклассниками, принимая участие в некоторых «лицейских сходках».
Годы жизни Гурьева точно неизвестны, родился он в 1800 году, а умер, по словам Корфа, «задолго до 1854 года».
Служил Гурьев 2-м секретарём русского посольства в Константинополе.
Прощальная песнь воспитанников Царскосельского лицея
Хор
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
1-й голос
О матерь! вняли мы призванью,
Кипит в груди младая кровь!
Длань крепко съединилась с дланью,
Связала их к тебе любовь.
Мы дали клятву: всё родимой,
Всё без раздела – кровь и труд.
Готовы в бой неколебимо,
Неколебимо – правды в суд.
Хор
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
2-й голос
Тебе, наш царь, благодаренье!
Ты сам нас юных съединил
И в сём святом уединенье
На службу музам посвятил!
Прими ж теперь не тех весёлых
Беспечной радости друзей,
Но в сердце чистых, в правде смелых,
Достойных благости твоей.
Хор
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
3-й голос
Благословите положивших
В любви отечеству обет!
И с детской нежностью любивших
Вас, други наших резвых лет!
Мы
не забудем наставлений,Плод ваших опытов и дум,
И мысль об них, как некий гений,
Неопытный поддержит ум.
Хор
Простимся, братья! Руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!
4-й голос
Друг на друге остановите
Вы взор с прощальною слезой!
Храните, о друзья, храните
Ту ж дружбу с тою же душой,
То ж к славе сильное стремленье,
То ж правде – да, неправде – нет.
В несчастье – гордое терпенье,
И в счастье – всем равно привет!
Финал
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Прощайтесь, братья, руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!
Примечание
Впервые прочитано в «Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств» 21 июня 1817 г. как присланная для «Сына отечества» от неизвестного. Написана в апреле – мае 1817 г. для лицейского выпуска 9 июня. Сочинение песни было вначале поручено Пушкину; из-за его промедления, а затем и отказа директор Лицея Е. А. Энгельгардт дал это поручение Дельвигу. Дельвиг также промедлил, и Энгельгардт составил программу песни, а затем сделал замечания к тексту, по которым Дельвиг его исправил. Песня (на музыку В. Теппера де Фергюсона) была популярна среди лицеистов и исполнялась при выпусках. В 1835 г. Энгельгардт издал её отдельной брошюрой, собственноручно литографировав текст.
Забытые литераторы – адресаты пушкинских эпиграмм
«…Сатирой безымянной лик зоила я пятнал…»
«Согласен, что жизнь моя сбивается на эпиграмму, но вообще она была элегией…» – писал Александр Сергеевич Пушкин в одном из своих писем. Пожалуй, эпиграмма в творчестве поэта имела не меньшее значение, нежели элегия, иначе он не упомянул бы их в одном ряду, что само по себе уже говорит о многом. Хорошо известно, что поэта окружали не только друзья, но и ненавидящие его. Врагов, противников, злопыхателей, а более всего просто недоброжелательно настроенных вокруг Пушкина собиралось немало. Объяснить неприязнь к поэту одним только его непростым характером здесь вряд ли возможно, необходимо также иметь в виду и множество иных обстоятельств, связанных более всего с общественным положением Пушкина, нежели с особенностями его поведения и упрямой привычкой ничего не прощать.
Не будем глубоко вникать в личностные проблемы великого поэта, ведь всё-таки говоря о нём, мы в первую очередь думаем о Пушкине-поэте, Пушкине-литераторе, о Пушкине – создателе современного русского языка. Для него любой из существующих литературных жанров не был чужим. Он чувствовал себя одинаково свободно как при написании повестей и поэм, так и при создании небольших по объёму поэтических миниатюр. При этом сами литературные формы и подходы к ним с начала девятнадцатого века претерпевали значительные изменения, и во многом такое происходило благодаря Пушкину.