Есть только ТЫ

empty-line/>

Спустя 4 месяца

Сергей

Сжимаю челюсти до хруста зубов. Надо сдержать поток гнева. Сболтну лишнего — буду жалеть.

Маша поспешно отворачивается, пряча глаза от меня. Снова плачет.

Пздц. Вот и поговорили.

Когда всё успело настолько испортиться? Когда мы перестали слушать и слышать друг друга? Когда мы начали терять друг друга, отдаляясь?

— Маш, я не собираюсь ругаться с тобой, — до примирительного моему тону, как до Аляски пешком, но уже не рычу. — Не хочешь мириться — ладно. Подождём ещё, но сына от меня прятать не надо. Ты же знаешь — хорошим это дело не закончится.

— Серёж…

Её голос потрескивает. Мне жаль, но делать из себя дурака не желаю. Не успокаиваю её.

— Я его не прячу! Как ты мог о таком подумать! Он просто у бабушки…

— А до этого спал долго приболевший. Потом вам занятие плаваньем перенесли. На дне рожденье малышки — подружки были. Уснули днём вместе, а телефон разрядился, домофон отключен, — перечисляю отговорки без особого энтузиазма. Мне охренеть как неприятно. — Я на дебила резко похож стал? Или ты всегда меня им считала?

Смотрю на нее выжидательно. Ответа жду. Давлю на неё преднамеренно.

Маша качает головой отрицательно. По её щекам слезы катятся, сердце мне разрывая. Но… Дам слабину — сына хрен видеть буду.

— Нет, Серёж, нет. Давай я маме позвоню, она Коленьку привезет. Возьмешь его погулять. Я тут просто… — взмах рукой делает в сторону распахнутого окна. — Уборку затеяла… — заканчивает шёпотом, облизывает пересохшие губы.

Губы, вкус которых я помню и никогда не забуду.

— Да нет уж. Не стоит обременять Наталью Леонидовну. Не хочется быть по гроб жизни ей обязанным, — не могу от сарказма удержаться. — Завтра Колю никуда не веди. После одиннадцати заеду за ним.

Маша кивает. Вид у неё такой, словно я посланник апокалипсиса, а она моя жертва очередная. Процесс расчленения предыдущих — видала собственными огромными глазами. В них страха полно.

— Ты в окно что-ли сама лезешь? — оборачиваюсь уже на выходе.

— Я аккуратно. Держусь, — храбрится, но я знаю, как она боится высоты.

— Где робот — мойщик окон? — машинально по сторонам оглядываюсь.

Дарил жене, скоро уже бывшей, этот гаджет домашний после того, как она в окно с десятого этажа чуть ли не выпала. Мамуля её пришла тогда в гости и проводя инспекцию квартиры, установила — окна грязные. С уличной стороны и того хуже — обосраны голубями. Как жить то в такой нечисти? Пришлось лезть и мыть их сиюсекунднейше.

Пришел домой и нашел Машу полуживой, лежащей на диване в трясучке.

Даже сейчас, вспоминая, я перестаю себя контролировать. Каким-то чудом вида не подаю, что лютая ярость потихоньку голову внутри меня поднимает. Ни одной положительной эмоции к тёще я не испытываю.

— Он упал, — Маша меня вырывает из воспоминаний.

— Ты трос забыла закрепить к батарее? — спрашиваю с недоверием.

Чего — чего, а ответственности в Маше через край. Она пока всё не перепроверит несколько раз, ничего делать не станет.

— Нет, он тут упал. В комнате. Когда изнутри мыл. Не знаю почему, всё, как обычно, сделала, а вакуум взял и пропал. Он об пол ударился и теперь моющую жидкость не распыляет, — оправдывается передо мной, словно монстр я, а не мамаша её.

— И почему ты мне не сказала? Зачем опять к этим сраным окнам полезла?

Вывести меня из себя? Дело пары секунд. Не хочется грех на душу брать, но бесит меня эта старая ведьма! Достала — сил нет! Единственный человек, которого я ненавижу.

— Он всё равно не моет так хорошо, как руками…

— Мама твоя так сказала? — презрения не скрываю.

— Серёж, не надо. Пожалуйста! Моя мама не плохой человек.

— Не плохой, если её слушаться беспрекословно. Думай головой своей, — выделяю интонацией последнее слово. — Я тебя очень прошу. Посмотри, — указываю на окно, которое снова обгажено. — Сколько ты времени потратила? А оно снова грязное!

Вижу себя сейчас словно со стороны, глазами Маши, — хищник готовый броситься на жертву, силы последние теряющую. Её испуг ощущаю кожей.

— Серёж, ты в понедельник в суд приедешь?

Маша зачем-то тему меняет. Неужели не видно по мне, что о разводе я сейчас говорить не намерен?

— А что, не терпится поскорее документ свободы получить? — бросаю в ответ холодно.

— С тобой говорить спокойно невозможно, — всплескивает руками. — Почему мы не можем обсудить спокойно?

— Потому что я разводиться не хочу, в отличие от тебя! — сдержанность прощай.

Делаю шаг в сторону Маши, она назад пятится. Боится.

Как же, сука, больно! Не вывожу! Не справляюсь… Она единственный обожаемый мною человек меня боится. Как с этим жить?

Разворачиваюсь и молча к выходу направляюсь. Надеваю куртку. Цепляюсь взглядом за наше совместное фото, стоящее на комоде в прихожей. Надо же. Тут еще есть что-то обо мне напоминающее?!

Выйдя из квартиры, останавливаюсь на лестничной клетке. Варюсь в тупом отчаянии и беспомощности. Не выходит у нас поговорить по душам.

Каждый раз возвращаясь в нашу квартиру, я надеюсь, что нам обоим хватит мозгов удержаться от взаимных претензий и оскорблений. Верю, что любовь победит. Но когда мы оказываемся на расстоянии вытянутой руки друг от друга, я вижу страх в глазах Маши и разлетаюсь на части. Вдребезги. Теряя контроль, пугаю её стократно сильнее. Всё катится к черту… Замкнутый круг!

Вызвав пассажирский и грузовой лифт одновременно, всё равно иду по лестнице, потому что они долго едут! Блд, даже на это терпения нет! Сил ни на что нет!