Есть время жить

— Ну что, Роберт, завтра в путь? — Айвар затянулся сигаретой, на миг осветив в сумерках свое лицо. — Даст бог, через неделю доберемся до Украины. Увидишь своих. Сколько вы уже в разлуке?

— Больше двух месяцев, а точнее, ровно восемьдесят четыре дня.

— Не переживай, скоро встретишься. Несколько дней в пути — пусть неделя, не больше, — и все будет хорошо. Начнем новую жизнь на развалинах прошлого. — Он грустно усмехнулся. — Может, оно и к лучшему — мир перед концом света оскотинился окончательно.

— Может, и так, — я повернулся к Айвару, — не знаю, слишком уж все быстро произошло. Трудно теперь сказать, что лучше, что хуже. Кто прав, кто виноват. У нас ведь не просто так привычную жизнь забрали, и нас перемололо, словно через жернова пропустило. Я по утрам смотрю в зеркало и себя не узнаю. Такое чувство, что себя потерял где-то там, по ту сторону добра и зла. Мне кажется, что мы тоже превратились в зомби, только моральных: потеряв мир, близких, привычную жизнь, мы все еще пытаемся жить. Как зомби, следуя каким-то неизвестным нам законам и рефлексам. Вспомни, однажды такое уже проходили, когда в начале девяностых мы, уже зрелые люди, ломали себя через колено, пытаясь привыкнуть к новой игре по неизвестным правилам, которые нам забыли объяснить перед тем, как раздать карты. Мы и барахтались, каждый как умел. Каждый искал что-то свое. Кто-то нашел, кто-то нет. Сейчас опять то же самое, только масштабы глобальнее. А может, это просто страх…

— А не поздновато нам смысл жизни искать?

— Не знаю. Это как посмотреть. Если как на дорогу, то на первый взгляд смысла нет. Казалось бы, бессмыслица: дорога, в конце которой ты умираешь, но мы все же живем, значит, должен быть этот долбаный смысл! Вспомни эти два месяца, которые мы прожили, — не так уж мало сделано. Дали нескольким семьям надежду на будущее. Кого смогли — спасли, кто был достоин пули — убили. Хороший финал для ремесленников от искусства. Сделали гораздо больше — смогли остаться людьми в этом аду. Может, огрубели и очерствели, но и в мирной жизни мы сентиментальностью не отличались, так что все простительно и понятно.

— Что-то тебя на слова пробило. Боишься?

— Боюсь… Очень боюсь, что могу опоздать или уже опоздал. — Я подошел к краю веранды, закрыл глаза и подставил лицо ночному ветру. Ветер… Теплый весенний ветер. Улететь бы отсюда… Туда, где неторопливо несет свои воды Лета, река забвения. Где есть все и одновременно нет ничего. Есть только наше прошлое, стоящее перед нашими глазами, словно кадры из старого фильма. Господи, сделай так, чтобы не было бессмысленно все, что сделал! Дай силы пройти этот путь до конца…

— Знаешь, ты, наверное, прав… — Айвар помолчал. — Эти два месяца мы жили. Даже, может быть, более осмысленно, чем всю прошлую жизнь. Пусть это время было жестоким, страшным, пусть у нас не было великих целей, но ты прав — был смысл. Причем, — улыбнулся он, — более осязаемый, чем спокойная старость двух стариков, где-нибудь в парке, на скамейке в компании шахмат и валидола. Была дорога… Пусть она и остается. Кто знает, куда она нас приведет.

— Знаю куда. — Я улыбнулся. — Туда, где нас ждут.

Роберт

9 мая, утро

— Ну что, боярин, готов к труду и обороне? — входя в комнату, спросил Айвар. Чисто выбритый и подтянутый, словно в старые добрые времена, перед началом нового, интересного проекта.

— Всегда готов! — Я усмехаюсь и поднимаюсь ему навстречу.

— Ну раз готов, пошли. Перед дорогой хлопнем по рюмке кофе и в путь?

— Потопали, — хлопаю его по плечу и, выходя из комнаты, оглядываюсь. Тепло здесь. Тем самым внутренним теплом, которое отличает дома, в которых всегда царила любовь. Мир изменился, люди… Люди тоже изменились. А дом — нет, даже несмотря на решетки на окнах и легкий запах оружейного масла.

Во дворе уже стояли наши соседи. Линас, Каролис, даже Эдгар пришел, что меня слегка удивило. Вида в сторонке, как всегда, мнет платок и украдкой вытирает глаза. Аста грустная и почему-то смущенная. Вот глупышка — мы же не на тот свет собрались.

— Заправлен под завязку, проверена запаска и техталон! — Каролис цитирует слова старой, еще времен афганской войны, песни и забирает у меня сумку, чтобы положить ее в машину. Вот чудак — мы же не паровозом едем, чтобы меня в купе усаживать.

Альгис, оглаживая свои рыжие усы, стоит у машины. У него на плече пушистым столбиком сидит Левка. Ну блин…

— Сейчас возьму и расплачусь, — усмехаюсь я. — Ведь не в кругосветку уходим. А вы тут устроили, понимаешь, проводы в ссылку.

Усаживаемся в машину. Айвар ставит пулемет между коленями и ерзает на сиденье, устраиваясь поудобнее.

— Ну что, Робби, от винта?

— Пожалуй, что да, — говорю я, но, вдруг вспомнив, выбираюсь из машины и иду к Альгису, на ходу расстегивая карман жилета.

— Дядька, тут записи мои, дневник, — подаю ему потрепанный ежедневник. — Ты же любишь мемуары читать. Вот и прочтешь на досуге. Будет чем заняться, пока мы не вернемся.

Он берет у меня из рук записи, словно принимает эстафету. Я на миг задерживаюсь, оглядев людей, стоящих вокруг него, и, неожиданно даже для себя, широко улыбаюсь…

14 декабря, вечер

Если бы не чугунная печка, стоявшая около самого окна, и картонная коробка с дровами, то ничего необычного в этой комнате не было. Разве что здоровенный сибирский кот, усевшийся у самой печки, который с удовольствием ловил остатки тепла. Можно было предположить, что это хозяин квартиры, которому лень подняться, чтобы подбросить дров в почти погасший огонь. За окном сгущались сумерки и декабрьская метель швыряла снег в окна, забранные снаружи железными, грубо сваренными решетками. Но вот кот оглянулся, потянулся всем телом и, задрав пушистый хвост, не спеша направился к входной двери. Еще через пару минут щелкнули замки, и в дом, тяжело ступая, вошел человек, от которого пахнуло морозом и трубочным табаком. Тщательно заперев за собой дверь, он опустил на пол тяжелый рюкзак.

— Ну что, кот, не было у нас гостей? Вижу, что не было, ты молодец, настоящий охранник. — Мужчина присел на стул, стоявший здесь же, в прихожей, и, расстегивая куртку, устало оперся на стену. — Я сейчас посижу немного, и будем ужинать, печку натопим…

Кот запрыгнул к мужчине на колени и потерся мордой о пышные рыжие усы, словно соглашаясь с таким планом на вечер.

— Ну что, Левка, соскучился без хозяина? Задержались, наверное. Бывает. Ничего, придет весна, и вернутся наши парни, Роберт, Айвар, не переживай. Знаю, что ты без них скучаешь. Ничего, — погладил он заурчавшего кота, — вернутся.

Эпилог

Командиру в/ч номер… подполковнику Рушмину А. Г.

от командира 4-й поисковой группы ст. л-та

Петкевича Ю. М.

Рапорт

Докладываю, что мною в составе группы (список л/с) при проведении поисково-разведывательного рейда в г. Речица Гомельской обл. в квадрате 76–14 (Светлогорское шоссе, д. 7) было обнаружено место боестолкновения бандгруппы, находившейся в розыске, с группой неустановленных лиц. На месте столкновения обнаружено 8 (восемь) трупов. После проведения первичных мер опознания удалось выяснить, что один из уничтоженных — лидер бандгруппы N. N., находившийся в розыске за совершение особо опасных преступлений на территории Гомельской области Республики Беларусь. Другие трупы опознать не представилось возможным по причине сильных повреждений в результате взрыва. Также на месте столкновения был обнаружен поврежденный а/м с регистрационными номерами Литовской Республики, личные вещи, документы и различное стрелковое оружие. Фотодокументы, списки и схемы прилагаются.