Естественные причины

Она еще раз посмотрела на снимок в рамке. Рот такой же, глаза тоже, но лицо в ежегоднике было значительно круглее. Как будто кто-то обточил девичью простоту Конни.

Роза положила ежегодник на кровать и закончила осмотр комнаты. Ничего другого интересного она не нашла ни в книжном шкафу, ни на полу. Она открыла небольшой чуланчик. Рядом с двумя платьями для беременных висели довольно шикарные костюмы, все шестого размера, и лежало не меньше дюжины различных туфель. Если Роза видела одежду Конни, которую та решила не перевозить к Билли Молинаро, то, значит, бывшая вспомогательная работница кафетерия и член кулинарного клуба превратилась в очень хорошо одетую даму.

На полу чуланчика, как и по всей комнате, валялось много мягких игрушек. Роза так никогда и не узнает, что привлекло ее внимание или какой инстинкт заставил ее нагнуться и раздвинуть кучу плюшевых зверюшек. Но там под медведями, снежными леопардами и птицами стояла коробка от обуви, перетянутая резиновыми кольцами.

А внутри этой коробки находился дневник.

* * *

Мэт порадовал свою секретаршу тем, что сразу после обеда отпустил ее домой. Потом он разделил с Сарой бутерброд с мясом и поджаренные в масле картофельные палочки, которые он купил по дороге, и некоторое время болтал с ней на совершенно несущественные темы.

– Вам обязательно надо скоро отправляться в больницу? – спросил он, наливая в две чашки кофе из электрического кофейника.

– Мне надо провести запись некоторых пациентов для их посещения на дому, кое-что надиктовать и забрать свой велик. Но еще немного я могу побыть здесь.

– Хорошо. Нам надо кое-что обсудить.

– Например, отказ от этого дела?

– Например, мне бы хотелось яснее понять, как функционируют страховые компании вроде ОВМЗ.

Сара видела, как на протяжении последних шести недель нарастало напряжение у ее адвоката. При их первой встрече, ее невиновность... все это дело... казались настолько очевидными, настолько простыми. А теперь? Теперь она отпила кофе и попросила его продолжать.

– Во-первых, – сказал он, – хочу, чтобы вы знали, что я чувствую какую-то грязную возню во всем этом деле, думаю, кто-то подставил Квонга Тян-Вена, чтобы и он сам, и вы выглядели виновными за случившееся с тремя женщинами с ВСК.

– Но при сложившихся обстоятельствах у нас нет доказательств, что мы с ним не несем ответственности. У нас только слово Тян-Вена.

– И его семьи. Мы можем подготовиться к защите, основанной на предпосылке, что кто-то пытается взвалить на нас вину. Но такая защита обречена без знания, кто это делает и почему.

– Значит, если мы перенесем это в суд, то проиграем.

– Сара, мы действительно в трудном положении. – Он смолк, сжав кулаки.

– Но послушайте, – встрепенулась она, – не вы ли говорили мне, что чаще всего правовая система способна отсортировать правду от неправды?

– Чаще всего не значит – всегда. В данном случае дело обстоит не так просто. Тян-Вен дышит на ладан. Он часто теряется. Может быть, я смогу получить справку от доктора, чтобы не тянуть его в суд для дачи показаний. Но это, может быть, и не удастся, потому что в последнее время он несколько окреп. Но даже если это получится, Мэллон просто возьмет у него показания на дому, возможно с видеозаписью. Так или иначе, но присяжные заседатели смогут близко и лично познакомиться с ним, как они выражаются.

– Но как Мэллон объяснит, что так много, женщин, принимавших мои лекарства, не столкнулись ни с какими проблемами?

– Он объяснит, что не та травка или несколько трав оказали воздействие на одних женщин и по каким-то причинам не сказались на других. В такой ситуации он просто должен отреагировать наиболее эффективным образом. И необязательно правдиво. И когда на их стороне Лиза Грейсон, а Квонг Тян-Вен на нашей, и когда присяжные заседатели склонны думать, что речь идет об удовлетворении претензий к страховым компаниям с несметными фондами, а не к живым рядовым людям, то боюсь, что дело сведется к тому, что нам придется доказывать, что мы не виноваты. Теперь я понимаю тактику Мэллона.

Он взял бейсбольный мяч и перчатку, начал ходить по комнате, кидая мяч одной рукой и ловя его другой, продолжая рассуждать вслух:

– Эта милая молодая художница с двумя здоровыми крепкими руками и здоровым плодом полностью доверилась доктору Саре Болдуин. Доктор Болдуин делает что-то непривычное и необычное с этой милой беременной молодой художницей с двумя сильными руками... что-то, что далеко выходит за рамки норм, принятых среди врачей. И вдруг эта милая молодая художница теряет своего ребенка и правую руку. Поскольку ничего другого не произошло во время беременности этой симпатичной молодой художницы, постольку доктор Болдуин должна доказать суду, что не она виновница этой трагедии.

– Звучит ужасно.

– С юридической стороны это небольшое передергивание в конце называется так – «вещи и дела говорят сами за себя». Это – ствол юридического ружья, в который ни один адвокат защиты не хотел бы заглядывать. Но это случается – во всяком случае, я читал об этом в отчетах о судебных разбирательствах случаев преступной небрежности при лечении.

– Я полагала, что невиновна, пока не будет доказано обратное.

– Если Мэллон убедит судью согласиться с принципом «вещи и дела говорят сами за себя», а мы не сможем доказать, что вы невиновны, тогда мы и спеклись. Более того, если мы проиграем в этом случае, то почти наверняка другие две семьи нацелятся на остатки ваших страховых средств и на любое другое имущество, которое у вас есть или когда-либо может быть. – Он перестал ходить по комнате и опустился в кресло.

– Как вы думаете, что делать? – спросила она.

– Перед тем как я отвечу на этот вопрос, вам надо узнать еще об одном. Это связано с Уиллисом Грейсоном и беспокоит меня почти с начала нашего дела. Наконец, сегодня, когда я увидел в зале суда его и его армию адвокатов, думаю, я понял, в чем дело, Сара: ему мало, чтобы вы проиграли это дело, он хочет вас похоронить.

– Не... не понимаю, – произнесла она, вся похолодев.

– Насколько я понимаю, у Грейсона денег больше, чем у Христа, правильно?

– Полагаю, что так.

– Уверен, что он ничего не имеет против получить шестьдесят процентов огромного гонорара присяжных заседателей. Но догадываюсь, что это все равно не сравнится с процентами, которые набегают на суммы, находящиеся на его личном счету. Как я представляю себе расклад, Мэллон стремится сорвать куш, но сорвать его с вашей больницы. Но Грейсону – подавай вас или любого, виновного в трагедии Лизы, чтобы устранить этого человека на долгий, долгий срок.

– Не могу поверить в это. Уиллис Грейсон собрался погубить меня. Это безумие, просто безумие. Но знаете ли вы, Мэт, что меня убивает в этой чудовищной истории? То, что даже я не знаю, оправданы ли намерения отца Лизы или нет.

– Я уже сказал вам, что думаю об этом.

– Знаю. Что же мы должны делать?

– Ну, мы можем попытаться договориться о полюбовной сделке, не признавая своей вины. Не уверен, что смогу купить на это ОВМЗ, Мэллона или Грейсона, но кто знает. Это вроде мексиканской ничьей. Наша сторона заявляет, что мы могли бы выиграть дело в суде, но расходы по судопроизводству оказались бы выше, чем по полюбовной сделке. Другая сторона утверждает, что хотя и нет признания вины, но тот факт, что ОВМЗ заплатила, говорит об их правоте, когда ни подали судебный иск. Потом взаимная риторика прекращается, и обе стороны возвращаются к своим делам. Не успеешь оглянуться, как волнение на поверхности воды пропадает и озеро восстанавливает свою обычную спокойную гладь.