Эта безумная Вселенная (сборник)

Картин было несколько, и они накладывались друг на друга, но Лоусон привык к этому. Общаясь с различными формами жизни, привыкаешь ко многому… Корабль находился на прежнем месте. Входной люк так и остался распахнутым нараспашку, однако никто не пытался проникнуть внутрь. Солдаты по-прежнему держали кольцо оцепления и поглядывали на корабль. Чувствовалось, зрелище давно стало для них тошнотворным.

Пока Лоусон разглядывал солдат, изображение поползло вниз и переместилось на одного из офицеров. Шмель, передававший картину, подлетел совсем близко. Офицер взмахнул странным оружием, похожим на двойной серп. Лоусон невольно моргнул. Он услышал свист рассекаемого воздуха, но услышал не ушами, а мозгом. Стой он сейчас там, сверкающее лезвие распороло бы ему глотку.

— Когда-нибудь, Лу, я покажу тебе что-нибудь похожее, — подумал Лоусон. — Ты у меня насладишься изысканным кошмарным зрелищем.

— Я таких зрелищ навидался вдоволь, — мысленно ответил шмель. — Когда кто-то удирает от опасности на ногах, а не на крыльях. Ну не кошмар ли?

Шмелиные глаза показали Лоусону небесный простор.

— Не пора ли нам убираться отсюда?

— Не торопитесь, — ответил Лоусон.

Он отключился от сознания Лу и отправился далеко, невероятно далеко. Путешествие не было обременительным. По сравнению с мгновенным контактом разумов, являющихся частями единого целого, скорость света выглядела ползущей черепахой. По совершенству энергетической формы мысль не имела себе равных, оставляя позади свет и тем более — материю.

Энергия, свет и материя — порождения сверхмысли. Пока это лишь гипотеза, но когда-нибудь объединенный разум солярианцев найдет ей подтверждение. Они и так уже очень близки к этому. Еще один или два шага, и они обретут могущество богов. Они установят господство разума над материей и начнут сами создавать необходимые им виды материи.

Разум Лоусона почти мгновенно достиг центра империи нилеанцев. Если бы понадобилось, он с такой же легкостью мог бы преодолеть межгалактическую бездну и оказаться в пределах своей родной галактики. Лоусону достаточно было мысленно представить конечную точку, и его разум увидел кабину корабля, как две капли воды похожего на его собственный. Правда, на борту отсутствовали гигантские шмели, зато сейчас Лоусон видел мир человеческими глазами.

Экипаж этого корабля состоял из человека по имени Эдвард Ридер и четверых бесформенных существ вроде тех, что красовались на дорогом сердцу Лоусона снимке. Они были родом с Реи — одной из лун Сатурна. Впрочем, реанцы — не более чем историческое название, достояние прошлого. Они были солярианцами и иначе себя не мыслили.

Наверное, шмели с Каллисто больше понравились бы ни-леанцам. В отличие от подданных Маркхамвита нилеанцы радовались бы каждому укусу, ибо он вызывал бы у них приятное опьянение. Они не брезговали никакой кислотой, за исключением плавиковой, но даже она считалась у некоторых отчаянных храбрецов пригодным жидким заменителем «спотыкающихся ягод».

Зрение нилеанцев частично захватывало и ультрафиолетовую часть спектра. Чтобы увидеть «призраков», прилетевших вместе с Ридером, требовалось как раз противоположное, инфракрасное зрение. Поскольку нилеанцы таким зрением не обладали, они были не на шутку встревожены появлением странного двурукого существа в окружении непонятных и жутковатых фигур.

Надо сказать, что и человеческое зрение воспринимало уроженцев Реи в виде туманных пятен. Но солярианцам было легче: умственное восприятие дополняло то, чего не видели глаза, а разум «призраков» с Реи давно стал частью общесолярианского разума. Просто у людей и шмелей были не совсем видимые братья, вот и все.

Лоусон мысленно слушал слова Ридера:

— Я только что вернулся с заседания Военного совета. Это моя третья встреча с ними. Главным у них некий волосатый забияка по имени Гластром. Ему не дает покоя навязчивая мысль, будто твой Маркхамвит строит ему козни и пытается заманить в ловушку.

— Здесь такая же комедия. Маркхамвит засадил меня в камеру и теперь решает, как быть дальше. Ждет знака судьбы или чего-то подобного.

— Меня бы здесь тоже с удовольствием упрятали подальше, — сообщил разум Ридера, даже не спросив, как Лоусон переносит тяготы заключения. — Думаю, их удерживает только одно: они не знают, что делать с остальными. — Взгляд Ридера переместился на призрачную четверку. — Ребята немного показали нилеанцам, какие чудеса умеют вытворять рассерженные духи. Они отключили свет во всем городе. Охранники едва не свихнулись и принялись палить по своей малой луне. Было очень смешно, но нилеанцы почему-то не смеялись.

— Мои спутники здесь тоже не вызывают бурю восторга. — Лоусон помолчал. — Хуже всего, что обе стороны постоянно подозревают друг друга в обмане, считая солярианцев уловкой врага. Им не до наших требований. Самое скверное — все это может продолжаться до бесконечности. Маркхамвит в полнейшем замешательстве. Его единственная тактика — тянуть время.

— Гластром и Военный совет делают то же самое.

— Ограничьте их время, — коротко, но настойчиво потребовали мысли четверых «призраков».

— Ограничьте их время, — эхом отозвались мысли нескольких шмелей.

— Дайте им всего лишь одну единицу времени, — подтвердили мысли немногочисленных солярианцев, разбросанных по здешней галактике.

— Дайте им всего лишь одну единицу времени, — согласился мощный коллективный разум солярианцев по ту сторону межгалактической бездны.

— Думаю, лучше предупредить их немедленно.

Лоусон увидел глазами Ридера, как тот встал и направился к открытому люку. Ридер не опасался, что, выдвигая ультиматум, он рискует своей жизнью. Он не имел возраста, поскольку был частью громадной общности. Будучи ее частицей, он мог не опасаться смерти — ведь он принадлежал к бессмертному целому. Как и Лоусон, Ридер воспринимал себя так: я плюс все остальные люди и плюс все остальные существа и сущности. Индивидуальное «я» может бесследно сгинуть, но Солярианское Содружество вечно и неуничтожимо.

Пора от слов переходить к делу. Лоусон оборвал мысленный поток и вернулся в камеру. Он встал, зевнул, потянулся и подошел к решетке.

— Мне нужно немедленно поговорить с Маркхамвитом.

Надзиратель опустил свиток на пол и обреченно вздохнул. Только размечтался о покое, как на тебе!

— Когда будет нужно, Великий Правитель сам пошлет за тобой, — сказал надзиратель. — А пока можешь отдыхать. Ложись и спи.

— Я не сплю.

— Спать нужно всем, — поучающим тоном произнес надзиратель, — Бессонница ни к чему хорошему не приводит.

— Говори за себя, — посоветовал ему Лоусон. — Я никогда в жизни не спал и, как видишь, жив и здоров.

— Даже Великий Правитель спит, — торжественно объявил надзиратель.

Но и эта, казалось бы, неопровержимая истина не убедила Лоусона.

— Ты видел это собственными глазами? — спросил он.

Надзиратель недоуменно глядел на него, будто искал в словах

Лоусона замаскированное оскорбление в адрес вождя.

— Мне приказано следить за тобой, пока Великий Правитель не пожелает снова тебя увидеть, — не найдя ничего лучшего, сказал надзиратель.

— Прекрасно. Тогда сходи к нему и узнай, не желает ли он меня видеть.

— Я не смею.

— В таком случае позови сюда кого-нибудь, кто посмелее тебя.

— Я позову начальника охраны, — быстро сообразил надзиратель.

Он скрылся в коридоре и вскоре вернулся с начальником охраны — более рослым, толстым и угрюмым типом. Он сердито посмотрел на узника и пробасил:

— Из-за какой еще ерунды ты меня беспокоишь?

Лоусон мастерски изобразил нарастающее изумление.