Эти двадцать убийственных лет
Шрифт:
Сегодняшний читатель прикоснется в книге к мыслям и чувствам выдающегося современника, наделенного не только уникальным талантом, но и обостренной совестью, особым чувством чести. Прикоснется – и, хочу верить, что-то очень необходимое возьмет себе в помощь.
А читатель будущий обратится к этим беседам, дабы узнать, чем жил в труднейшие годы великий писатель и великий патриот Земли Русской. Конечно, он, писатель Валентин Распутин, – прежде всего и больше всего в своих повестях, рассказах, очерках. Но вот так случилось, что из года в год все последнее время, обозначающееся в 2012-м его семидесятипятилетием, длились и откровенные эти разговоры по самым
Я знаю, ему эта многолетняя работа, которая, надеюсь, еще продолжится, по-особому дорога. Как документ времени? Нет, пожалуй, даже более, гораздо более того. Как свидетельство души во времени. А работал он над текстами этих бесед по-писательски – по-распутински, я бы сказал. Предельно кропотливо и тщательно, выверяя каждое слово и малейший нюанс. Так же, как работает над повестью, рассказом или очерком.
Значит, и это неотъемлемая часть творчества большого русского писателя на крутом рубеже биографии его Родины, которую он любит поистине больше жизни.
Виктор Кожемяко
Валентин Распутин
«С нас хотят содрать последнюю кожу»
Об этой книге
Книга «Боль души» родилась из бесед, которые мы с Виктором Стефановичем Кожемяко ведем с 1993 года. Первый наш разговор состоялся вскоре после расстрела Верховного Совета, а затем появилась потребность его продолжать. Потому что много острых вопросов в нынешней жизни, требующих обсуждения.
И говорим мы обо всем откровенно, до последней откровенности. Скрывать ничего не надо. Они, противники наши, не скрывают ничего – а нам чего же стесняться? Отклики на книгу, которые мы получаем, подтверждают: только так и следует вести разговор.
О состоянии культуры
Постоянная наша тема – это культура. Что происходит с ней в России сегодня? Вот недавно я прочитал слова Тихона Хренникова, сказанные им в прошлом году, накануне смерти. Он сказал: «Нет культуры – нет государства. Есть культура – есть государство». А ведь совершенно точно!
Без культуры ну какое же может быть государство, если нет воспитания? Без культуры ну какое же будет государство, если по телевизору распевают те песни, которые мы слышим, например, в Новый год? Это же ужас! Это прямо-таки голоса с Лысой горы, и причем с каждым годом все «лучше», все больше. И некому, как видно, остановить. Да что там некому – не хотят остановить!
Ведь сколько уже лет творит Швыдкой свое подлое дело в культуре. Мы от Союза писателей отправляли письмо президенту, протестовали, заявляли, что не хотим мириться с таким руководителем культуры. И вот вроде бы пришел новый министр. Но мы же видим: у этого министра культуры нет возможностей влиять на культуру! Потому что все фактически осталось у Швыдкого.
А он явно поставлен для того, чтобы разрушать культуру. Судя по всему, задание ему такое дано, потому и чувствует себя столь уверенно. И ведь он, Швыдкой, не один такой.
То, что
делается сегодня в образовании и культуре, – это все равно что сдирать кожу с человека. Кажется, с нас хотят содрать последнюю кожу, до самого конца. Больно! Духовно и морально невыносимо больно.О нынешней школе
Если же говорить о школе, то там все еще страшнее, гораздо страшнее. На что ребята обречены? С этим так называемым единым государственным экзаменом, с этими «тыками»-тестами разве могут они получить настоящее образование? Неудивительно, что многие из школы выходят просто безграмотными.
Мне известно, что в Московском государственном университете некоторое время назад стали организовывать курсы русского языка для поступающих. Настолько они безграмотны. Не знаю, существуют ли эти курсы сейчас, но какой все-таки тревожный симптом!
Да, русский язык молодые знают все хуже и хуже. В семьях надеются, что государство, как это было при Советской власти, научит детей самому необходимому, а ничего не получается. Школа сегодня для многих учеников – это почти гибель. Много пишут об этом, много говорят. Но все остается без изменений. Потому что государство думает иначе.
Особенно душа болит за деревню, где школы, так называемые малокомплектные школы, теперь сокращаются. Какая же Россия без деревни? Когда-то Шукшин говорил: как ни посмотришь в черной рамке (то есть в газетном некрологе об ушедшем великом человеке) – наш, деревенский.
Мне одна учительница написала из села, как ей приходится хитрить, чтобы увеличить число часов для русского языка и литературы. Пускай, дескать, они там «наверху» свое придумывают, а я действую по-своему. И у меня получается на один или даже два часа в неделю больше, чтобы учить детей родному языку. Но много ли таких учителей? И будет ли их со временем больше?..
Сейчас, говорят, рождаемость повышается, что само по себе, конечно, хорошо. Но ведь детей малых подкарауливают со всех сторон! Швыдкой подкарауливает, нынешняя школа, соблазны всякие. Чтобы сделать не человеком, а неизвестно кем.
О нашей призванности и нашем стоянии
Наверное, я нарисовал довольно мрачную картину. Если продолжать эту «Боль души», то продолжать ее придется, видимо, долго. Однако и стоять придется, поскольку веры в лучшее будущее и надежды терять нельзя.
Стоять надо! Бывает так, и у меня бывает: приглашают куда-то на хорошее дело, а уже устал, уже и годы, и не хочется никуда идти – тянет просто с книжкой посидеть. И отказываешься. А потом совесть среди ночи просыпается: почему отказался? Ведь полезное, нужное дело, о важном будет разговор, а ты все-таки отказался.
Ну да, усталость, возраст, но надо идти до последнего. Носят ноги – иди, есть о чем говорить – говори. Я думаю, это наша призванность: ни в коем случае не молчать, не устраняться, не уходить оттуда, где ты нужен.
И я знаю: так не получится. Как бы мало сил ни оставалось, все равно надо подниматься, и отвечать на вопросы Виктора Стефановича, и во что-то ввязываться, где-то выступать, кому-то помогать.
В книге мы не теряем надежды, что победим. Давайте работать для этого.
Январь 2008 г.
Виктор Кожемяко
Ожидание спасения или катастрофы?
Валентин Распутин и другие в новом документальном фильме «Река жизни»