Эти двери не для всех

– Молодец, – сказал Зубков. – Быть тебе на развороте. И еще короткое интервью.

Строк на сорок… Идите, призер. Вас ждут заслуженные почести.

И подтолкнул его к пьедесталу.

Он осторожно ступил тяжелыми ботинками на скользкий, наспех сколоченный помост, пожал руки киевлянину и Рессону.

– Третье место занял, – торжественно крикнул в микрофон парень в BASKе, – Александр Берг, Москва!

Испанская партия, декабрь 88-го

"ШАХМАТЫ В ПЯТНИЦУ"

Папе с любовью

Отец спросил Бравика:

– Ты ждешь кого-то?

– Никон звонил, – сказал Бравик. – Сказал, что он недалеко, на Балаклавке. Скоро заедет.

Бравик, сопя, сдвигал кресла к журнальному столику.

– Я вам не помешаю? – спросил Израиль Борисович.

Он собирался смотреть телевизор.

– Ну что ты, пап, – сказал Бравик. – Никон не по делу, он просто так. Мы поговорим, в шахматы сыграем… Можно взять твой коньяк?

– Конечно, конечно… Бери. Ты вроде говорил – Володя больше у вас не работает?

– Он перешел в Первую Градскую… – Бравик поднес торшер к столику. – Он, папа, теперь большой человек. Старший ординатор.

– Он защищаться-то думает, твой большой человек?

– Нет, не думает, – покачал головой Бравик. – Не хочет. Говорит, что ему это не нужно. Может, и не нужно…

– Какая у него категория?

– Высшая… Пап, а тройник где?.. У него высшая категория. Через несколько лет станет заведующим, а большего ему и не нужно. Наш Никон не честолюбив. То есть абсолютно… Я его недели три не видел. Нет, правда, мы тебе не помешаем?

Это был пятничный вечер. Мама пошла в театр, на Таганку, на "Деревянных коней", а Бравик с отцом холостяковали, сами приготовили ужин – поджарили шпикачки, которые отец купил в "Праге", открыли банку соленых огурцов, болгарское лечо.

Поели, Бравик помыл посуду Отец хотел посмотреть телевизор, показывали "Июльский дождь" с Визбором и молодой Ураловой.

Это был тот редкий вечер, когда отец оказался дома уже в шесть часов. Обычно он возвращался из института к восьми.

Бравик взялся было читать статью Морозова в "Урологии и нефрологии" (интересная, новаторская статья, пространная, живая… но к опусам доктора Морозова Бравик относился скептически еще потому, что сам Морозов ему не очень нравился – Бравик не любил маниакальных людей), но тут позвонил Никон и спросил, можно ли ему заехать. И Бравик стал готовить для них с Никоном "уголок". Он всегда, когда приезжал Никон, готовил "уголок". Сдвигал кресла к журнальному столику, включал торшер, ставил на столик пепельницу для Никона, пару рюмок, коньяк, блюдце с нарезанным лимоном и шахматы – если Никон был не прочь сыграть.

Сам Бравик спиртного почти не пил, но ставил рюмку и для себя и растягивал эту рюмку на весь вечер. "Ну ты и зануда…" – говорил Никон, глядя на то, как Бравик лихо расправляется со своей рюмкой.

Иногда они играли в шахматы, иногда просто разговаривали, а Никон при этом просто выпивал.

Бравик был человек несветский. Он редко ходил в гости, вот разве только у Сеньки Пряжникова бывал почти каждую неделю. Младший брат Бравика, Паша, жил у своей жены. А Бравик жил с родителями в Чертаново и поэтому редко принимал гостей. Но Никон, Сергеев и Тёма Белов к нему заходили на огонек.

– А что Володя делал на Балаклавке? – спросил отец.

– Он в спортзал ходит… Бугай такой… Штанги тягает, гири…

– Тебе бы тоже не помешало…

– Что "не помешало"?

– Физкультура бы тебе не помешала, Гриша. Можно по утрам делать пробежки…

– Ой, папа, я тебя умоляю…

Бравик был низкорослый, полный, не любил всякой физкультуры, не участвовал в походах на байдарках по Оке, опасливо косился на Сашку Берга, когда тот возвращался со своих гор и показывал всей компании фотографии каких-то немыслимых круч… И на Никона Бравик тоже опасливо косился – на Никона, громилу и драчуна. Никон ходил по вечерам в зал тяжелой атлетики в Битцевском спорткомплексе. "Иначе я начинаю толстеть", – говорил Никон.

Никакой физкультуры Бравик не признавал. Он почти не пил, не курил, он был холост, его не интересовали "приключения тела".

Зато он очень много оперировал, делал сложные пластики, выстаивал по шесть-семь часов у операционного стола. Он в двадцать пять лет защитил кандидатскую, у него была на подходе докторская, и отец был им вполне доволен.

Вскоре пришел Никон.

– Привет, Бравик, – сказал Никон. – Здрасьте, Израиль Борисыч.

– Сколько лет, сколько зим, – приветливо сказал отец. – Давно тебя не было, Володя.

Никон снял ботинки и стал осторожно снимать куртку – он едва помещался в маленькой прихожей.

– Все, Израиль Борисыч! Поменял я место работы, – сказал Никон.

– Слышал, – сказал отец. – Это как – повышение?

– Пожалуй что повышение.

Никон наконец разделся и вошел в комнату.

– Израиль Борисыч, курить можно? – спросил Никон.

– Кури, – сказал отец.

Никону в их некурящем доме разрешали курить.

– Чай будешь? – спросил Бравик.

– Буду, спасибо… Старый, в большую кружку, ладно? И с лимоном… А Галина Николаевна где?

– Галина Николаевна пошла в театр, – сказал отец. – А мы холостюем. Ты ужинал?

– Да нельзя мне ужинать, – досадливо сказал Никон. – Катюха мне салатики делает по вечерам. Морковка, капустка…

– Гриша! – позвал Бравика отец. – Ты слышишь? Салатики…

– Папа, я тебя умоляю! – отозвался из кухни Бравик.

Домашние всегда следили за Бравиком – чтобы он не очень полнел. С самого детства. Восьмилетним толстячком, сидя за семейным обеденным столом, маленький Гриша медленно, как бы небрежно, мазал кусок хлеба маслом, поддерживал разговор с мамой, "рассеянно" отвечал, а сам молниеносно переворачивал в пальцах хлеб, как опытные картежники переворачивают колоду, и так же медленно начинал намазывать с другой стороны.

Когда Грише было десять, родители приехали навестить его в пионерском лагере.

– Мальчик, – позвал Израиль Борисович пробегавшего мимо пионера. – Мальчик, ты Гришу Бравермана знаешь? Из второго отряда?

– Ага, – ответил пионер и закричал: – Сорок два! Сорок два! Иди сюда! К тебе родители приехали!

Подошла пионервожатая.

– Вы к кому, товарищи?

– Мы к Грише Браверману, – сказал Израиль Борисович. – Скажите, девушка, а что значит "сорок два"?

– Ну, понимаете, товарищи… – пионервожатая помялась. – Детям свойственно давать прозвища сверстникам.. Мы не видим в этом ничего страшного…