Этнопсихологическая самозащита и агрессия

В целом идея о защитных функциях культуры этноса и ее отдельных частей, например, этнической картины мира, верна. Но этнопсихолог должен идти дальше и попытаться раскрыть конкретные механизмы этнозащиты против внешних и внутренних угроз, фрустраций и стрессов, что и мы пытаемся делать в данной книге.

Г. Традиция и этнозащита

Одним из первых идею существования особого класса явлений – этнозащитных механизмов – высказал армянский культуролог Э. Л. Мелконян [70] . Он особо отметил этнозащитную функцию культурных традиций. При этом используется идея известного культуролога Э. С. Маркаряна о том, что никакая традиция не может предвидеть все изменения среды, поэтому адаптация с помощью традиции происходит “благодаря индивидуальной модификации традиционных моделей деятельности [71] . ”

70

Мелконян Э. Л. Некоторые аспекты изучения этнических культур. – В сб.: “Философские проблемы культуры”. Изд-во “Мецниереба”, Тбилиси, 1980, с. 119.

71

Маркарян Э. С. Культурная традиция и задача дифференциации ее общих и локальных проявлений. – В сб.: Методологические проблемы исследования этнических культур. “Материалы симпозиума”. Ереван, 1978, с. 85.

Идея состоит в том, что когда этнодифференцирующих признаков недостаточно для сопротивления действию более сильных этносов, могут актуализироваться существующие в латентном состоянии традиции, играя этнозащитную роль.

Специально при этом следует обсуждать роль инноваций в этнозащите. Об этом нам говорят: “…В качестве этнозащитных механизмов могут выступать явления, заимствованные из других культур и представляющие собой в целом инновацию для данной этнической культуры. В случае, если данные механизмы или средства оптимальным образом выполняют возложенные на них функции, они тем самым включаются в основной фонд этнической традиции и в дальнейшем уже сами начинают выполнять роль этнодифференцирующих средств. В способности этнической культуры к своевременной и действенной адаптации к изменяющейся внешней среде можно видеть меру ее пластичности и оптимальной дееспособности как особого социального организма” [72] .

72

Мелконян Э. Л., Указ. соч., с. 121.

При этом, конечно, следует иметь в виду, что инновации бывают не только заимствованными: они могут быть результатами творческого развития самой этнической культуры, ее потенциальных возможностей.

Особенно полезна и требует дальнейшей разработки идея о том, что этнозащитные механизмы со временем могут стать этнодифференцирующими признаками. Это утверждение следует проверять не только при рассмотрении традиций и инноваций, но и всех остальных этнозащитных механизмов, их комплексов и стратегий. Причем данная идея близка к развиваемой в настоящей книге концепции, согласно которой одним из путей формирования национального характера является закрепление в психике этнофоров устойчивых защитных механизмов и их комплексов. Поскольку черты национального психического склада могут выступать в роли этнодифференцирующих признаков, то приведенная идея может иметь значение и при исследовании национального характера. К сожалению, Э. Л. Мелконян пока что не раскрыл все потенциальные возможности, которые содержатся в идее превращения этнозащитных механизмов в этнодифференцирующие признаки.

§ 3.2. Этнозащитная роль языка

А. Язык в процессе психической самозащиты (новая концепция)

Одним из глобальных этнозащитных механизмов является язык народа, который одновременно выступает также этнодифференцирующим признаком. Обсуждение зтнозащитной функции языка начнем с замечательных слов И. С. Тургенева: “Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины ты одна мне поддержка, о великий, могучий, прекрасный и свободный русский язык”. Ясно, что для писателя русский язык был средством психологической самозащиты от фрустраций. В целом, идея о том, что язык является одним из основных культурных достижений народа и служит сохранению его самобытности, его этнических границ, достаточно ясна. Однако задачей психологии является конкретизация этнозащитной роли языка. Мы должны понять, с помощью каких конкретных словесных механизмов он выполняет эту свою функцию на индивидуальном и групповом уровнях.

Для этого надо вспомнить, что при рассмотрении защитных механизмов личности мы выделяем [73] , вслед за психоаналитиками [74] , такие вербальные психозащитные механизмы, как интеллектуализация (как средство разделения мыслей от эмоций), рационализация (чаще всего выступающая в форме словесного самооправдания) и другие психолингвистические методы. Эти и другие механизмы действуют как на индивидуальном, так и на групповом уровнях этнозащитных процессов: человек, например, оправдывает как свои личные этнические стереотипы, установки и действия, так и все эти явления, но уже на уровне своей этнической группы.

73

Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности. Изд-во АН Арм., Ер., 1988, гл. 3.

74

Freud A. Das Ich und die Abwehrmechanismen. London, 1946.

С целью дальнейшего углубления исследования этнозащитных функций национального языка мы предлагаем гипотезу, состоящую из следующих утверждений: 1) каждая этническая группа имеет долгую историю психологической самозащиты, которая оставила глубокий след (отложение) в структуре, словарном запасе, идиоматических выражениях, пословицах, поговорках, мифах, сказках и других аспектах словесности данного народа; 2) защитные словесные формулировки являются также вкладом творчески одаренных людей, оставивших в наследство исторические, художественные, философские и другие произведения. В их трудах имеются многочисленные интеллектуализации, рационализации, проекции и интроекции, а также словесные выражения (вербализации) других защитных механизмов и процессов; 3) следовательно, необходимо развивать специальную ветвь психолингвистики, которая должна заниматься изучением этого огромного материала. Эта наука – психолингвистика индивидуальной и этнической самозащиты – должна обнаружить и представить нам, на языке современной психологии, устоявшиеся в языке (словесной культуре этноса) защитные механизмы, их комплексы и стратегии; 4) важной частью нашей гипотезы является следующее утверждение: ребенок в процессе своей социализации, овладевая родным языком, обучается также тем формам, механизмам и стратегиям психической защиты, которые создавались предыдущими поколениями и зафиксированы в национальном языке (а также в фиксируемой языком культуре). Здесь возникает особая и очень интересная проблема: что же происходит, когда человек усваивает ряд иностранных языков, в которых – и в соответствующих национальных культурах – тоже зафиксированы защитные словесные механизмы индивидуального и общеэтнического уровней? Ведь изучение языка другого этноса в определенной мере требует идентификации с ним, формирования (в определенной степени) второго этнического “я” (идентификации) личности. Поэтому в психике полиглотов, как мы предполагаем, должны иметь место конфликты я-образов и соответствующих защитных механизмов и стратегий, которые несовместимы (бывают, конечно, и совместимые). Но в любом случае изучение других языков и культур расширяет репертуар индивидуальной психической защиты. Защита же этноса на уровне индивида может пострадать. Эта гипотеза открывает новые пути исследования целого ряда явлений, в том числе двуязычия (билингвизма); 5) таким образом, каждый язык делает своего носителя способным на определенные формы защитного поведения, дает ему в руки соответствующие средства. Но в этом аспекте возможности разных языков различны; 6) следующим важнейшим утверждением, входящим в состав нашей гипотезы, является следующее: каждый индивид, усваивая структуру (синтаксис) и словарный запас языка, не только усваивает готовые формы, механизмы и даже стратегии психологической защиты. Он приобретает внутреннюю возможность создания новых механизмов и стратегий, приобретает средства и способности для такого специфического вида творчества. Читатель, знакомый с теориями Н. Хомского и с современной психолингвистикой вообще, сразу же заметит, что в данной гипотезе мы конкретизируем ту общую закономерность, согласно которой когда человек говорит, он не столько повторяет уже известные ему предложения и высказывания (количество которых ограничено), сколько создает (генерирует) все новые и новые высказывания из того языкового материала и по тем правилам генеративной грамматики, которые усвоены им в процессе индивидуального развития. Если есть правила и механизмы генерации новых предложений, то мы предполагаем, что есть правила и механизмы, специальная грамматика защитных механизмов и стратегий, которая и порождает новые процессы психологической самозащиты. Итоги этих процессов могут быть не только репродуктивными, но и продуктивными, творческими.

Если брать еще более частный аспект данной проблемы, то можно сказать, что, во-первых, существует общая способность создания новых защитных механизмов и, во-вторых, частные способности создания новых рационализаций, проекций, словесных форм агрессии (например, инвективов), регрессивных форм высказываний и т. п. Генеративная грамматика каждого языка дает его носителю подобные общие и парциальные способности; 7) развиваемая здесь концепция должна опираться на все то, что известно о психо-логике. Ведь каждый словесный процесс психологической защиты обладает своей особой логической структурой, которая с точки зрения формальной логики может показаться бессмысленной или хотя бы просто ошибочной. Например, рационализации часто алогичны, парадоксальны и т. п. Они психо-логичны. Именно психологическая логика является если не всей, то хотя бы подсознательной генеративной грамматикой, порождающей защитные процессы и механизмы. Она должна быть исследована также на материале сновидений; 8) наконец, мы считаем, что структуры психо-защитной грамматики и психо-логики, как и генеративной грамматики, в определенной мере даны в наследуемой структуре мозга, они в определенной мере наследственны. Вот почему говорящие на разных языках и живущие в разных этнокультурных средах люди, осуществляя психологическую самозащиту, создают не только этноспецифические, но и общечеловеческие, обобщенные (и общие) вербализованные защитные механизмы – рационализации, интеллектуализации, словесные формы агрессии и другие.

Именно благодаря этой обобщенности мы понимаем, что представители других народов осуществляют (и создают) рационализации, проекции, интеллектуализации, словесные формы проекции и агрессии и другие словесные конфигурации защитных механизмов и их комплексов. Эти вербальные формы защиты более или менее точно переводятся на другие языки. Однако раскрытие этнической специфичности этих механизмов и их комплексов – одна из важнейших задач этнопсихолингвистики. Иначе говоря, мы как бы объявляем начало зарождения новой науки – этнопсихолингвистики, в частности – этнопсихолингвистики защитных процессов.

Б. Об одном примере “лингвистической этнозащиты”

Этнозащитные процессы связаны с национальным языком и по-другому. О чем идет речь, хорошо видно из следующих фактов, касающихся армянского языка.

Много веков Армения жила в зависимости от завоевателей – иранцев, арабов, римлян, турков. Однако армянский литературный язык в основном сохранил свою чистоту. Интересные примеры приводит известный специалист по армянскому языку Эд. Агаян. Вот некоторые из них.

Из арабского языка армянский язык заимствовал 702 слова, из которых в современном литературном языке используются только 53.

Из турецкого языка в течение веков было заимствовано армянами около 4000 слов, но из них в современном армянском языке не используется ни одно [75] !

Следует иметь в виду, что в настоящее время заимствованные из других языков, особенно из языков отсталых народов, слова чаще всего используются в устной речи самых низких слоев общества (простолюдинов из среды крестьян, ремесленников, деклассированных и девиантных групп), а также более широкими слоями народа, но… в ругательствах!

75

См.: Агаян Эд. Введение в языкознание. Ереван, с. 519 (На арм. языке)

Мы считаем, что такая строгая селекция слов и выражений является результатом этнозащитной установки на воздействия извне. И в связи с этим специально хочется отметить, что пора избавиться от еще бытующих иллюзий о “благородстве простого народа”. Простой народ легко склоняется к засорению своего языка, легко ассимилируется, как только этого требуют его материальные интересы. Простые люди особенно быстро ассимилируются, когда случайно оказываются в составе правящей элиты меньшинства и в маргинальном состоянии. Самозащитный потенциал нации сосредоточен в основном в типичной национальной интеллигенции и части политических лидеров.