Это было в Коканде

19

– Он мне сказал: "Народ не верит этому правительству". И еще сказал: "Оно не удержится, оно чужое, нет узбека, все татары и евреи".

– Вот как!
– Аввакумов усмехнулся.
– Что еще?

– Все.

– Кто сказал про правительство?

– Самоварчи.

– Ну, а ты как думаешь? Не удержится?

– Нет.

– Почему?

– Богатый - бедный... Бедный - рабочий... О...
– Юсуп печально вздохнул.

– Нет, ты посмотри! Вот бой-парень! Вот это агитатор!
– сказал весело Аввакумов, обернувшись к Лихолетову.

Он сидел вместе с ним на деревянной лавочке около казармы.

Крепость только что образовала отряд в пятьдесят человек. Пришли железнодорожники со своим оружием. Настроение поднялось, и ревком решил направить людей в Старый город для разъяснения событий. Муратов, говоривший по-узбекски, отправлялся на хлопкозавод. Сашка Лихолетов просился на шелкомотальную фабрику.

– Там ведь женщины, - говорил он.
– А женщин я всегда сумею убедить!

От этого, к великому огорчению Сашки, пока отказались.

– Я могу много говорить. Я по-русски говорю мало, а по-узбекски очень много. Очень много! Отправь меня в Старый город!
– сказал Юсуп Аввакумову.

– Кашу ел?
– спросил его Аввакумов.

– Ел, - ответил Юсуп, хотя и не понял, зачем его спрашивает об этом начальник. На всякий случай, в знак благодарности, он похлопал себя по животу.

– А если тебя старый хозяин увидит, тогда что?
– Аввакумов лукаво подмигнул красногвардейцам.

Мальчик побледнел и прошептал:

– Он не увидит.

– А Мулла тебя поймает?
– прибавил ехидно Сашка.
– Он тебе уши-то намнет. Агитатор!

– Нет, - ответил Юсуп, и на щеках, точно ржавчина, выступили два пятна.
– Не поймает! Не боюсь!

– Бояться нечего, а осторожность тоже никогда не мешает, - сказал Денис Макарович, ласково обнимая юношу.
– Осторожненького бог донесет, а смеленький сам наскочит. Тебе сколько годов?
– спросил он Юсупа.

– Пятнадцать.

– Врет он!
– захохотал Парамонов.
– Меньше ему!

– Нет... пятнадцать!
– с негодованием крикнул Юсуп и опять покраснел.
– Я никогда не вру.
– Юсуп презрительно взглянул на вестового.

– А ты еще здесь?
– удивленно сказал Денис Макарович, увидав Парамонова.
– Еще не под замком сидишь?

Парамонов надулся и отошел в сторону, пробормотав:

– Сажать меня не за что!

Через полчаса его все-таки посадили. Аввакумов был неумолим. История с Мулла-Бабой очень не понравилась ему. Он подозревал солдата в том, что тот за взятку отпустил Мулла-Бабу.

Подозрения оправдались. После обыска у Парамонова нашли золотой перстень. Сашка Лихолетов подтвердил, что этот перстень он видел на пальце у Мулла-Бабы. И хотя Аввакумов теперь был рад, что благодаря случайности противники большевиков не получили в руки такой выгодный козырь, как расстрел Мулла-Бабы, но все же это, по его мнению, не должно было избавить солдата от наказания.

– Солдат не подчинился. Факт! Совершил предательство. Факт! Гнать его из рядов!
– сказал Денис Макарович, отдавая приказ об аресте Парамонова.

20

Вышел взвод во главе с караульным начальником для смены часовых. Опасность подтянула людей. Они с преувеличенной внимательностью относились к каждому своему движению и не возражая подчинялись команде. Пулеметы ремонтировались. А когда Артыкматов привел из городской больницы сестру Вареньку Орлову, все сразу поняли, что наступают серьезные минуты. Варенька держала в руках маленький чемодан. За ней стоял Артыкматов с медицинским ящиком на плече.

– Вы сами... по охоте?
– спросил ее Аввакумов.

– По охоте, - ответила Варенька, пугаясь его черных, жестких, провалившихся глаз.
– Меня он привел!
– Она показала на узбека.
– Сказал, что ночью будет резня и, может быть, понадобится медицинская помощь.

Очевидно, на лице Аввакумова промелькнула гримаса недоверия, потому что Варенька обиделась и сухо заметила:

– Вы не знаете, а я-то знаю! Я живу в Старом городе. Да и Артыкматов знает! Вы не смотрите на него, что он такой грязный, он очень умный! Это наш рабочий.

– Рабочий?
– удивился Аввакумов.

– Да. Рабочий при больнице. У него семья большая, человек восемь.

– Так!
– Аввакумов вздохнул.
– Ладно, оставайтесь! Вы из России?

– Нет, я здешняя. Родители были из России. Мой отец служил на дороге конторщиком, на Товарной-Коканд. В прошлом году умер.

– Так, так!
– Аввакумов покачал головой.

Варенька обернулась к Артыкматову и попросила его отнести ящик в амбулаторию.

Аввакумов, разглядывая эту тонкую и скромную девушку в голубой узкой жакетке, в летней юбке, в маленьких ярко начищенных полуботинках, в черных сквозных чулках, в белой подкрахмаленной косынке, подумал: "Чересчур нежна!" Ее руки, пальцы, ноги, мягкие завитки волос, выбившиеся из-под косынки, ее большие прозрачные глаза, кожа на ее лице - все поражало Аввакумова чистотой. Все в ней было как будто с особенной тщательностью промыто, и одежда казалась так вычищенной, что ни одной пылинки не задержалось даже на платье. Отвернувшись от нее, трудно было сказать, какие у нее глаза, кожа, волосы.

Это не понравилось Аввакумову, он про себя обозвал ее чистюлькой. Но некогда было разбираться - кто она, зачем пришла, что у нее в мыслях. Ладно! "Предлагает голову и руки - берем, - решил Аввакумов.
– А там видно будет".

Денис Макарович направил ее в комендантскую и показал ей дорогу.

– Да я знаю, - улыбнулась Варя.
– Там, где комендант Зайченко? Мне ведь туда?
– спросила она.

– Туда. Но коменданта Зайченко там сейчас нет, - ответил Аввакумов и подозрительно заметил: - Он вам родственник?

– Нет. Знакомый.

Варя вытянулась, точно кто-то вздернул ее. Не побледнела, не смутилась, только шире раскрыла глаза и спросила очень твердо и даже с настойчивостью, мало ей свойственной:

– А что с ним?

– Он арестован.

– За что?

– За переговоры с неприятелем.

– За переговоры с неприятелем?

– За измену!
– весело сказал Лихолетов и расхохотался. Он не сводил глаз с девушки.

– За измену?
– испуганно спросила Варя.

– Там выяснится, - нехотя проговорил Аввакумов.