Это было в Одессе
Шрифт:
Легкая дрожь пробежала по телу Анны Ор: это было напоминание о тридцати шести прожитых годах, первое напоминание о том времени, когда потухнут прекрасные, популярные в половине мира глаза и пожелтеют матовые смуглые плечи, заставляющие маслиться жирным блеском посетителей лож в кинотеатрах.
Совершенно неожиданно для себя самой Анна Ор опустила голову на мраморный подзеркальник и заплакала, вздрагивая голыми плечами и часто всхлипывая, как плачут дети…
Через час, кутаясь в соболий палантин, откинув назад голову с тугим, стянутым сзади узлом черных волос, с золотой лорнеткой у глаз
Лисье лицо Маршана было настороженно. Казалось, он нюхал воздух, чуя приближение врага. Он поднялся, встречая Анну Ор и, опустившись снова на стул, сказал тихо:
– Необходимо поговорить…
Анна Ор кивнула головой.
Маршан резко сказал лакею:
– Бутылку поммери, и не стойте возле столика, как привидение.
Его голос выдавал нервное напряжение.
Лакей исчез.
Маршан говорил вполголоса, наклоняясь к Анне Ор. Она слушала внимательно, делая вид, что разглядывает зал. Дважды она холодно ответила на поклон: один раз кинорежиссеру, заместителю Джутича, в другой раз Сергею Казарину, вошедшему в зал с компанией офицеров, поместившихся за центральным столом.
Оркестр заиграл «Типперери», два английских офицера подтягивали за соседним столиком:
– Ах, далеко ли до Типперери…
Чей-то пьяный голос кричал:
– Лакея, дайте мне лакея!..
Под звуки оркестра Анна Ор сказала:
– Я не могу выполнять подобных поручений. Я не обязывалась…
Лисье лицо Маршана вытянулось:
– Вы должны…
Анна Ор нагнулась к нему и сказала раздельно:
– Полковник, вы забываете, что со мной нельзя обращаться, как с мелким агентом вашей разведки, я попрошу вас не забывать…
Лакей поставил на стол ведерко, наполненное льдом, с торчавшей в нем бутылкой поммери, и два бокала.
Маршан сказал:
– Можете идти…
Когда лакей отошел, он добавил:
– Но и вы забываете, что я не из людей, способных отступать. Черт побери, вы это должны знать!
Глаза Анны Ор встретились с глазами полковника Маршана. И этот взгляд сказал лучше слов Анне Ор, что месть полковника Маршана была бы беспощадной и более жестокой, чем расправы с туземцами в колониях Франции. На мгновение она почувствовала себя в капкане.
Это ощущение не раз приходило последнее время к Анне Ор…
Она сказала коротко:
– Хорошо…
Маршан кивнул, его глаза заискрились: борьба возбуждала его.
Мимо столика прошли Гаввард и Томсон. Полковник Маршан приподнялся, приветствуя их. С усмешкой он сказал Анне Ор:
– Наши друзья-британцы кажутся сегодня озабоченными. Держу пари, что ими овладело такое же беспокойство, как и мной…
Затем он добавил:
– Я провожаю вас сегодня домой…
С отвращением и покорностью Анна Ор сказала:
– Хорошо…
– Что касается до дела, то вы приведете его в исполнение завтра же. Это срочно…
Она кивнула головой, подумав:
«Он начинает распоряжаться мною, как вещью… И спасения нет, потому что у Гавварда то же самое… В сущности…»
Она отпила глоток колючего холодного вина из стакана:
«В сущности – я погибла… Спасения неоткуда ждать. Я погибла, и никто мне не поможет. Если не Маршан –
то Гаввард разделается со мной…»Чинный и корректный полковник Маршан приподнялся. Его лисья физиономия лоснилась лукавством:
– Мы поедем, не правда ли?..
Он бросил деньги на стол и помог Анне Ор накинуть палантин, который она отбросила на кресло.
Садясь в автомобиль, полковник Маршан коротко сказал шоферу:
– «Европейская»…
И, обернувшись к Анне Ор, добавил:
– Сегодня сыро. Не простудитесь, дорогая…
Его короткий смешок дополнил: полковник Маршан испытывал большое удовлетворение, видя, как подчинял себе непокорного агента, очень строптивую, привыкшую к самостоятельности и красивую женщину.
Он еще раз коротко рассмеялся: подобного рода переживания составляли главную цель существования полковника Маршана, он был полной противоположностью Гавварду: то, что было для Гавварда долгом чиновника и изредка спортом, было для полковника Маршана наслаждением большим, чем его любимое поммери во льду…
Красное кепи с черным шнурком оттеняло седые виски полковника Маршана, офицера колониальных войск французской республики, прозванного в колониях «лисицей Маршаном»: он поцеловал руку Анны Ор у сгиба локтя и, ловя в темноте автомобиля блеск ненавидящих глаз, сказал шепотом:
– Этот Казарин – странный малый… Вы разобрались в нем?
– Я не любопытна…
– За исключением, надеюсь, случаев, когда это требуется, не правда ли?
В номере гостиницы он снова рассмеялся коротким прерывистым смешком: полковник Маршан чувствовал себя прекрасно, куря сигару и глядя, как раздевалась у зеркала Анна Ор…
Глава 7
Леди Эдит Холлстен, известная достаточно своей экстравагантностью в самых широких кругах Лондона благодаря прессе, почти еженедельно сообщавшей о новой эксцентричной выдумке дочери лорда Холлстена, вроде ее намерения поехать на Версальскую конференцию и лично заявить Вудро Вильсону о своем критическом отношении к его политике – леди Эдит Холлстен еще лишний раз доказала, что ее замыслы всегда отличались новизной и неожиданностью…
По крайней мере, лорд Холлстен опустился в кресло и, глядя изумленными глазами на леди Эдит, спросил:
– В такое время?..
– Время довольно подходящее, – упрямо ответила леди Эдит, поправляя белокурую прядь волос.
– В Константинополь?
– И дальше… Милорд, я люблю спорт…
Леди Эдит была единственная дочь лорда Холлстена и ей разрешалось многое: но это было чересчур.
Лорд Холлстен встал во весь рост и заявил:
– Я не позволю тебе ехать в такое время на Восток.
– Я поеду!
– Я запрещу Министерству иностранных дел дать тебе пропуск.
– Я поеду без пропуска.
Это было выше сил лорда Холлстена. Без пропуска Министерства иностранных дел, как авантюристка! И потом это совершенно невозможно, за отбывающими следят.
Леди Эдит сказала упрямо, сверкнув зеленоватыми глазами:
– Я поеду…
Лорд Холлстен снова сел.
Он подробно нарисовал леди Эдит картину огромной борьбы, идущей на Востоке, столкновения интересов двух могущественных держав, еще не законченной войны.