Это лишь игра

Зато в понедельник идем с ним в школу, и никакой легкости я больше не чувствую. Наоборот – на сердце неспокойно. Я не знаю, что это – страх или ожидание чего-то плохого. Петька уверяет, что договорился с пацанами, и те пообещали меня не трогать. Но меня, по-моему, еще больше удручает это его «договорился».

Когда заходим в класс, я первым делом встречаюсь взглядом с Горром. И на душе становится еще беспокойнее, хотя он просто смотрит на меня и молчит. Смотрит лениво, расслабленно, но так, словно что-то этакое про меня знает.

Зато Гаврилов, увидев нас, сразу же вопит на весь кабинет:

– О, Черный! Говорят, что ты вчера Третьякову зажимал. Сосались прям на крыльце школы.

Класс взрывается протяжным: «О-о-о-о!». И следом со всех сторон сыплются смешки и улюлюканье.

– О-о-о! Наша тихоня отжигает!

– Черный, ну как она? – спрашивает Ямпольский. – Норм или так се?

– Сам проверь, – смеется Михайловская.

– Обязательно!

– Идите в ж***! Чего вы как дебилы? – отбивается Петька.

А я слова сказать не могу, меня захлестывает жгучий стыд. Хоть всё это и неправда, но у меня аж лицо горит.

– Эй, Третьякова, – зовет меня Михайловская. – Давно у вас с Черным любовь?

Я на автомате оглядываюсь, но снова напарываюсь на взгляд Горра, сосредоточенный, пристальный, без тени насмешки, хотя весь класс потешается. Но взгляд его вдруг обжигает сильнее, чем глумливые смешки остальных.

Я поспешно отворачиваюсь и приказываю себе не реагировать на идиотские выпады. Петька кому-то что-то еще отвечает, а я сижу прямо, будто ничего не слышу, будто происходящее меня не касается.

Наконец входит математичка, и все постепенно замолкают, во всяком случае пошлости с мест больше не выкрикивают. А следом за ней вбегает Соня.

Как же я ей рада! Хоть и сижу пока, словно кол проглотила. Но я, правда, очень-очень ее ждала.

– О, Шумилова, здорово! Поправилась? – приветствует ее Михайловская.

– Ты чем болела-то? – спрашивает Ларина.

Соня недоуменно хлопает глазами, обычно ни Михайловская, ни, тем более, Ларина ее в упор не замечают.

– Бронхитом, – отвечает она неуверенно, потом устремляется к нашей парте. Сгоняет Петьку со своего места, усаживается рядом, что-то радостно щебечет. А я лишь вымученно ей улыбаюсь. И невольно подмечаю, что наши переглядываются, подают друг другу какие-то знаки.

– Боже, как я устала сидеть дома! – восклицает Соня. – Уже на стены чуть готова была лезть с тоски…

И тут мы слышим за спиной голос Ямпольского:

– Сонь, привет! Давно тебя не было…

Сонька округляет глаза почти в панике. Наклоняется ко мне и взволнованно шепчет:

– Это же Антон, да? Антон со мной заговорил! О, боже! Боже! Я сейчас умру…

– Сонь, – снова зовет ее Ямпольский.

– Мамочки… – бормочет она в возбуждении. – Я не могу оглянуться. Я… боже… у меня руки дрожат…

У нее и впрямь нервно подрагивают пальцы.

– С возвращением, Сонь, – вкрадчиво и ласково произносит Ямпольский.

– Что? Что мне ему ответить? – частит Сонька.

Но тут раздается звонок, математичка поднимается из-за учительского стола и призывает всех к тишине.

22. Лена

Заканчивается алгебра, еще никто не успел разбрестись, и в класс входит новая англичанка, Олеся Владимировна.

– Прошу минуточку вашего внимания, – с улыбкой произносит она.

Но наши продолжают собирать тетради и учебники, с шумом, со смехом, с разговорами, и даже не реагируют на нее. Будто её не слышат и не видят. Специально, конечно.

Даже Наталья Алексеевна, математичка, от такой наглости вскипает.

– Одиннадцатый «А»! А ну быстро сели по местам! Это что еще такое? С вами разговаривает учитель, а вы! Как не стыдно!

Наши замолкают и усаживаются, точно одолжение делают. Англичанка пытается улыбаться, как будто этот момент ее никак не задел. И тон ее всё такой же доброжелательный.

– Как вы уже знаете, меня поставили вашим новым классным руководителем, – говорит она, не замечая кривых ухмылок. – Еще раз представлюсь для тех, кто не запомнил – зовут меня Олеся Владимировна. С английской группой мы немного познакомились на прошлом уроке и еще успеем пообщаться на следующих, а вот с китайской группой… В общем-то, поэтому я и решила вместо завтрашнего урока иностранного языка устроить вам всем небольшую экскурсию. Так что познакомимся поближе в неформальной обстановке, и заодно узнаем что-то новое. А отправимся мы с вами в Знаменский монастырь. Кто-нибудь там был? Нет? Поверьте, там очень красиво, необыкновенно и… словами этого не описать. Вы сами всё увидите и прочувствуете… С учителем китайского я уже договорилась. И родительский комитет поддержал идею и даже выделил нам деньги из фонда класса на автобус до монастыря. Так что завтра после пятого урока собираемся во дворе школы.

– Ой как здорово! – восклицает Соня. – А с собой ничего брать не нужно?

– Только хорошее настроение, – улыбается ей Олеся Владимировна.

***

После четвертого урока на обед никто не идет. Только мы с Соней, вдвоем из всего класса. Даже Петька вдруг заявляет, что его подташнивает. Ну и ладно, думаю. Ещё лучше, что мы с Соней будем в столовой одни – потому что за это утро наши парни уже достали меня своими пошлыми выпадами по поводу несуществующего поцелуя с Петькой. Да и с Соней хочется поболтать по душам. Я ужасно соскучилась.

Мы с ней уже выходим из кабинета, как её окликает Ямпольский:

– Сонь, ты что, тоже идешь в эту хрючевальню? Делать тебе нечего.

Сонька теряется. Смотрит то на него, то на меня почти в панике. А Ямпольский продолжает:

– Не ходи, Сонь. Лучше присядь со мной. Расскажешь что-нибудь… Хочешь шоколадку? У меня сникерс есть. Любишь сникерс?

Она, бедная, стоит в полуобмороке. С открытым ртом и ошарашенным взглядом. Я тяну ее за руку и, можно сказать, силой вывожу в коридор.

– Лен, ты слышала? У меня же не глюки? Антон меня позвал посидеть с ним… Боже, у меня сейчас сердце разорвется!

Пока мы идем в столовую, она без умолку говорит про Ямпольского. Да и потом тоже – к еде она даже не прикасается.

– Антон постригся… ему так очень хорошо… У него красивые уши и шея. Правда?

– Не обращала внимания, – пожимаю я плечами. А сама думаю: какой же мерзавец этот Горр. Не успела Сонька прийти, как за нее сразу же взялись. И нашел ведь, куда бить – подослал Ямпольского. И плевать ему, что она его действительно любит, и всё это потом разобьет ей сердце. Сам бесчувственный и чужие чувства для него ничего не значат.