Это наш дом
Шрифт:
— Скорее всего, во втором герои показаны эгоистами, причем преуспевающими, а мы такого позволить не можем, — вежливо пояснил Даниэль. — Эгоизм должен у народа ассоциироваться с чем-то запредельно подлым и омерзительным. То же самое касается преклонения перед Западом, либерализма и обывательской психологии.
— Ребята, вы что, вообще не смотрели имперских фильмов и сериалов? — изумленно посмотрел на старых приятелей Виктор. — Их же в интернете без счета! Неужели не интересно было узнать, что там снимают? Что пользуется спросом, а что нет? Я, например, очень быстро разобрался. Хотели знать, куда я подевался? Пошел в имперскую канцелярию и попросил направить меня на стажировку к их опытным профессионалам! Поскольку хотел понять, что нужно, чтобы продолжить заниматься своей профессией. Меня без каких-либо проблем направили на Ирину, там с Даниэлем и познакомились. Между прочим,
Киношники смущенно переглянулись. Занятые своими проблемами и переживаниями, они как-то упустили этот момент. Кое-что посмотрели, но не додумались обратить внимание на разницу в идеологии и поведении землян и имперцев. А уж поступить, как Виктор, и вовсе никому в голову не пришло! Причем великолепный ведь выход. Молодой режиссер понял, что не вытягивает, что его проекты новую власть не интересуют, и пошел стажироваться к тем, кто знает, что и как надо снимать.
— Значит, эгоизм, по-вашему, в фильмах недопустим? — хмуро поинтересовался Вадим.
— Абсолютно недопустим, — подтвердил Даниэль. — Как из издевательство над другими людьми. Вспомните советские фильмы, те же чудесные фильмы Марка Захарова. А комедии какие были? «Джентльмены удачи», «Бриллиантовая рука» и им подобные! Сравните с тем полуамериканским дерьмом, которое стали снимать при либералах. Посмотрите наши комедии. Например, «Ирианский гамбит», про земного парня, столкнувшегося с дикими для него обычаями в имперской среде. Как он попадал впросак, до него просто не доходило, что на него запали сразу четыре местные девушки и решили выйти за него замуж. Все вместе. Он не верил, что такое бывает, в итоге попадал в разные смешные ситуации Это из последних. Комедия ситуаций. А старых, привезенных из родной вселенной, вообще тысячи. Есть очень смешные и совершенно безобидные, но несущие определенную мораль. Нам нужно воспитать новые поколения имперцами, и мы этого добьемся, как добились дома. Хотите помочь — добро пожаловать. Вкус у вас есть, ваши фильмы я посмотрел. Неплохие, но совершенно нам чуждые. Если хотите снимать в империи, вам придется забыть голливудские приемы, напрочь забыть. Они вредны.
— Спасибо за разъяснения, — задумчиво произнес Михаил. — Теперь хоть что-то стало понятным.
— Посмотрели бы раньше имперские фильмы, да сравнили их с нашими, давно бы все поняли, — фыркнул Виктор. — Слишком высокого мнения вы были о себе, дорогие друзья. Говорил же вам еще давно, что гордыня ни к чему хорошему не приведет!
— И был прав, — тяжело вздохнул хозяин квартиры. — Хочу спросить еще, что делать нам, продюссерам?
— В империи такой профессии не существует, — покачал головой Даниэль. — У нас вернулись к советской практике директоров картин, занимающихся примерно тем же. Переучиться не проблема. Но учтите, что прав у директора куда меньше, чем у продюссера. А прежде всего он не имеет права навязывать режиссеру свое видение произведения. Я ведь к вам не просто так пришел, а с предложениями. Надо как можно быстрее начинать съемки шести-восьми картин о начальном этапе нашего пришествия, причем от героики и приключений до комедий. Но пока еще не решено, каких именно картин. Предварительное финансирование, если что, выделено. Но фильмы должны быть имперскими по духу, никаких кукишей в кармане и гнусных намеков. Никаких злобных энкаведешников и нелепых имперцев. Учтите, за этим будут внимательно следить искины. От них ничего не скроешь.
Киношники в который раз переглянулись, прекрасно понимая, что от таких предложений не отказываются. Да, придется пересмотреть множество имперских фильмов, чтобы понять, чего от них хотят. Устраивать протесты и пытаться продвинуть чуждую повестку они не собирались, и раньше делали это только под давлением всевластной тогда либеральной тусовки, без одобрения которой фильм не шел в прокат. Сейчас, похоже, все намного проще. Можно просто снимать, не обращая внимания на чье-то «авторитарное» мнение. Им никогда не нравилось требование везде вставлять хороших мигрантов и возвышенных гомосексуалистов. Но сначала, прав Виктор, придется постажироваться у того же Даниэля и других имперских режиссеров. В том, что они справятся, киношники были уверены, каждый считал себя талантливым, а то и гениальным.
Зато имперец смотрел на них несколько скептически, но понимал, что людям надо дать шанс показать себя. Справятся — честь им и хвала. Не справятся? Значит останутся ни с чем.
Полицейский офицер Майк Харторп огляделся, привык соблюдать осторожность в этих трущобных районах, невзирая на то, что уже много месяцев местные негры не
решались ни на кого нападать — имперские дроиды внимательно наблюдали даже за заброшенными домами и при любом нарушении закона без излишних формальностей расстреливали нарушителя. О таком понятии, как негритянские банды, ранее терроризировавшие Детройт, в городе давно позабыли — не осталось в живых ни одного из бандитов, их просто перебили. Всех до одного! Новая власть была лютой и абсолютно безжалостной, а полицейский не обманывался, хоть бывшая территория США формально и не входила в империю, но все равно принадлежала ей. Об этом говорили рубли вместо долларов, да и жалование чиновникам и прочим городским служащим платили тоже имперцы. Полицейским, впрочем, тоже, причем очень щедро платили, раз в пять больше, чем при демократах.— Эй, Майк, будешь? — окликнул его напарник, Джереми О’Брайен, — протягивая пакет с бутербродами, которые его жена умела делать, как никто. — Вчера в супермаркет завезли имперские мясо какого-то зартака и овощи с Ирины, очень дешевые, Луиза взяла на пробу, отличные оказались. Только пряные чуток. Но мне нравится. А мясо вообще супер.
— Благодарю, — взял один бутерброд офицер, ему неловко было объедать парня, но жены, которая готовила бы, у него не было, приходилось питаться по забегаловках, которых за последнее время в городе развелось множество. — А вкусно, ты прав. Вот все у них, гадов, вкусно! Умеют, этого не отнимешь.
— А какая служба спокойная при них стала, — заметил ирландец. — Ни тебе убийств, ни грабежей, ни терактов, ни изнасилований. Черножопые сидят в своих районах тихо, что те сычи, и носа наружу не кажут. Даже в магазинах воровать перестали. Мне такая жизнь нравится!
— Только какой жестокостью она достигается… — вздохнул Майк.
— Тебе что, жалко бандитов и насильников? — изумился Джереми. — Сам будто не мечтал раньше их перестрелять!
— Мечтал, — не стал спорить офицер. — Но все равно, слишком жестоко имперцы действуют. Вот высокопоставленных сволочей они правильно повесили, эти еще и не то заслужили. Как вспомню, как прокурор Хайриш отмазывал бандитов, так тошно становится. Зато как он чудно дрыгал ногами в петле! Полгорода рукоплескало, так эту сволочь нежно «любили».
— Да меня больше радует, что верхушку слонов и ослов повесили, не разбираясь, кто там и что, всех скопом, — хохотнул ирландец. — Кстати, мы с женой подумываем об эмиграции. На новую планету, Владию. Там климат, как в Калифорнии. Я звонил в службу занятости. Узнав, что я полицейский, сразу предложили службу в местной милиции, а Луизе работу в школе. Дом дают, но не сразу, колония новая, с полгода все будут жить в палатках. Зато, благодаря этому, можно в будущей столице пристроиться. Пока еще думаю, но все больше склоняюсь к мысли, что надо ехать. Что меня тут ждет? Ничего. Жена детей еще хочет, но понимает, что не поднимем, даже при нынешных зарплатах не поднимем. А там без проблем — имперское гражданство второго класса сходу. А это, сам понимаешь, почти все бесплатно, плюс еще жалование.
— Если все уедут, кто тут останется? — хмуро спросил Майк, вспомнив, что больше двух десятков знакомых уехало на разные планеты.
Имперцы предлагали просто царские условие, неудивительно, что люди велись на это. Еще один его сослуживец, Айвен Харвист, не так давно перебравшийся на Лейту, прислал несколько писем с фотографиями и видеозаписями о том, как ему там живется. Они настолько впечатлили полицейских в участке, что еще несколько решились на эмиграцию. А ведь едут не только полицейские, но и врачи, учителя, продавцы, рабочие и многие другие. Детройт, и так бывший наполовину пустым, после прибытия «Снегиря» пустеет с каждым месяцем все стермительнее. Эдак в нем скоро и вовсе нормальных людей не останется. Причем уезжает белое население, негров, сидящих на пособии, хитрые имперцы не берут, паразиты не нужны и им. Да те, впрочем, и не пытаются. Трясутся от страха после того, как новая власть перебила банды и прекратила воровство. Не так давно компания негритянской молодежи попыталась набрать в супермаркете продуктов без оплаты по старой привычке, так ни один живым не ушел. Сорок три обугленных трупа.
Против нормальных, работающих чернокожих Майк никогда ничего не имел, даже дружил с несколькими коллегами из них. А вот паразитов не любил, очень сильно не любил.
— Внимание! — вдруг загорелся перед полицейскими голоэкран, они уже привыкли к такому поведению имперских дроидов, хотя сперва шарахались от внезапно возникающих в воздухе изображений. — Начался бунт в трущобах. Предупредите население, сюда движется толпа вооруженных погромщиков. Вызываю помощь.
— Фак ю! — выругался офицер. — Этого нам только не хватало!