Это наш дом

– Да-а-а… дела. Значит, тихим ходом можно двигать, да и то, если аккуратно.

– А если вал заклинит, вообще за весла придется браться – по старинке. Весла, кстати, на этой галере есть.

– А кнуты для гребцов? – уточнил Олег.

– Найдем, – подмигнул Платов.

– Ты распорядись насчет хорошего обеда – вон Рита со своей голодной командой готова доски грызть.

– Давно распорядился, как только увидел ваш сигнальный дым на берегу.

* * *

Мэр островитян прожил интересную жизнь. Даже на Земле у него бывали достойные приключения, а уж здесь вообще столько хлебнул всякого, что хоть мемуары пиши. Но некоторые эпизоды описывать в мемуарах было бы затруднительно, иначе бы это выглядело как жизнеописание барона Мюнхгаузена.

Вот и сейчас он переживал именно такой эпизод – с кучей гротескных элементов и неправдоподобным антуражем. Жертва бунтовщиков, восседающая на пьедестале из взрывчатки – слишком сильный ход для правдоподобной мемуаристики. Придется в мемуарах об этом умалчивать.

Как и о вредных привычках своих соратников.

Лом спрятал свергнутого мэра в какой-то низкой кладовке, заставленной разным хламом. Добрыня в потемках присел на штабель кирпичей (ну зачем этим мутным химикам кирпичи в кладовке хранить?) и терпеливо ждал обед. Дождался. Кислый принес глиняную миску с доисторической, почти засохшей кашей, половинку копченого угря, пару луковиц и черствую гороховую лепешку. В качестве подноса химик использовал грязную доску.

Лом, подсвечивая на «поднос» масляной лампой, щедро предложил:

– Угощайтесь.

Добрыня, при свете лампы оглядев свое убежище, удивленно уставился на то, что использовал в качестве стула:

– Это что за ерунда?! Слитки золота?!

– Да откуда у нас столько золота может быть? – возмущенно заявил Кислый. – Это сусаль. Сусальное золото. Его как позолоту можно легко использовать.

– Ну надо же… И зачем же вы, ушлепки, кирпичи позолотили?

– Это не кирпичи, это пикринка прессованная, – пояснил Лом.

– Пикринка?

– Ну кислота пикриновая. Взрывчатка для бомб и торпед. Забыли, что ли? Я ведь сто раз говорил, что она покруче тола и попроще в изготовлении.

– Да нет, я помню, – очень тихо произнес Добрыня, обреченно покосившись на свой «стул». – Лом, а зачем взрывчатку золотом покрывать?

– Да разве это золото? Тут его совсем децел – голимая сусаль. Пикринка ведь капризная зараза и химически активная. Ей контачить нельзя ни с чем, особенно с металлом, иначе пойдет реакция и образуются соли – пикраты. Сама пикринка надежная, по ней можно молотком бить, и стерпит. А вот пикраты не такие – возле них даже чихать нельзя. Надо бы лак придумать, чтобы покрывать им внутренние стенки снарядов, да руки еще не дошли до этого. Вот и пришлось с сусалью и маслом мудрить. Золото ведь химически инертное, так что вряд ли пикринка начнет реагировать.

Пояснения Лома не добавили Добрыне оптимизма. Он с нескрываемой опаской уточнил:

– А вот этой взрывчатки… Вот если вся эта взрывчатка рванет, то что тогда будет?

– Здесь? Здесь вообще ничего не будет. А поселок уцелеет, не переживайте. Так, может, крыши местами посрывает.

Обедать Добрыне резко перехотелось.

– Ребят, а пивка у вас в хозяйстве нет?

– Нет. Но если что, могу в поселок сбегать, у Паука должно быть в заначке, ему для вас не жалко, – предложил Кислый.

– Цыц! В поселок побежишь, конечно, но там про меня ни слова. Так вы точно не знаете, что там вообще творится?

– Откуда нам знать? Мы с утра не выходили, и никто к нам не заходил. Деда Антоныча только видели, этот ходячий радикулит каждое утро по Хрустальной бродит с удочкой. Но он ничего не говорил.

– Кислый, ты в поселок часто бегаешь, все там знать должен. Знаешь, где изба Олега?

– Конечно, знаю.

– Э нет, – Добрыня хлопнул себя по колену, – тебе нельзя с Аней разговаривать, ты же полный дурак, все запорешь.

– А вы записку напишите, – предложил Лом.

– Идея! Давай бумагу или что у тебя там вместо нее!

– Вот бумага есть. И карандашик свинцовый имеется.

Добрыня недолго размышлял над посланием. Жена у Олега не дура, сама должна придумать способ. Так что текст вышел несколько неконкретным: «Аня, шайка Гната и Абаева убила Левкина и чуть не убила меня. Я чудом спасся. На обеденной рации дай знать мужу, что в поселке не все ладно. Но осторожнее, они без присмотра рацию не оставят. Так что, кроме Олега, никто не должен ничего заподозрить. Придумай что-нибудь, ты же у нас умница. Твой Добрыня».

– Вот, Кислый, эту записку передай Ане. И сделай это так, чтобы никто не заметил. И еще, как передашь записку, сразу разыщи Клепу и скажи ему, что я у вас сейчас.

– Может, и ему записку? – предложил Лом.

– Не надо. Клепа у нас не дурак, сам все поймет и болтать лишнего не будет. Быстро сюда примчится.

– Не хватало нам еще этого гнома для полного счастья, – горестно произнес химик.

Лом Клепу не любил.

* * *

Аня, проверяя качество шва, потянула за ткань. Норма – выдержит. Швейных машинок у островитян нет и когда появятся, тоже неизвестно, вот и работают в мастерской десятки женщин и девушек, вручную обшивая весь поселок. Ткань и нитки покупали в Хамире, но брать там готовую одежду невыгодно. Да и местная мода землянам не по душе. Одни штаны чего стоили – две отдельные штанины, удерживаемые сложными подвязками. Таскать подобный архаизм на себе не хотел никто. Опытные мастерицы кроили ткань, а на работе попроще сидели барышни вроде Ани: на Земле она разве что пуговицу могла пришить, не более.

Работа монотонная, однообразная. Мастерицы скрашивают ее разговорами: здесь располагался главный рассадник поселковых слухов. Немудрено, без малого полсотни женщин и девушек в одном помещении.

Тема сегодня была одна – ночные события. Аня выслушала уже сотню разных версий произошедшего. Так, по одной из них, после заседания Левкин и Добрыня поехали на левый берег, якобы за бабами. Круговские ребята, не потерпев посягательств на свои мужские интересы, отходили гостей дубинами, да так, что переломали Левкину все ребра до смерти, а избитый Добрыня уполз в плавни и где-то там позорно помер. Женское сообщество после короткого обсуждения сочло данную версию неубедительной. Причина проста – не верилось, что маниакально серьезные Левкин и Добрыня решились на такое эротическое путешествие. Своих баб, что ли, им мало было, чтобы за семь верст по чужим бегать?! Да еще и с такими приключениями…

Другая версия намекала на сотрудничество Круга с хайтами. Он якобы, устав терпеть набеги, сумел как-то с ними снюхаться и задумал предательство, после чего начал уничтожать руководство остальных землян. Это вообще не лезло ни в какие ворота, как и гипотеза о тайной гомосексуальной связи Левкина и Добрыни и о ревности к их великой любви со стороны Круга. Тот якобы зарубил Левкина, а Добрыню похитил. Аня, конечно, блондинка, но, выслушав эту шизофреническую версию, не удержалась от дикого хохота, чем вызвала большое неудовольствие рассказчицы.

Понимая, что слушать продолжение рассказа без эмоций не сможет, Аня встала, вышла на улицу. Перекур. Это ничего, что она не курит, – просто подышит свежим воздухом.

Опершись спиной о бревенчатую стену, Аня призадумалась. Несмотря на анекдотичность всех этих сплетен, корень у них один – ночью действительно произошло нечто плохое. Утром поселок разбудил звон сигнального колокола. Перед народом выступил Гнатов: коротко и непонятно он объяснил, что ночью Добрыня и Левкин поехали к Кругову и не вернулись. А теперь нашли тело Левкина, его вроде бы расстреляли из арбалетов южан. Гнатов приказал сохранять спокойствие и заявил, что в отсутствие Добрыни власть в поселке принадлежит какому-то временному военному комитету. Аня даже не поняла, кто в этом комитете состоит. Вроде бы Абаев – тот наводнил поселок своими бойцами, вооруженными самыми настоящими автоматами. Зачем эти автоматчики бродят повсюду, абсолютно непонятно. И вообще она не слишком верила Гнатову. Похоже, он многое недоговаривает.