Это останется с нами
Шрифт:
5
Тео
Я подписался на Тиндер. Не знаю, что на меня нашло – я всегда говорил, что ни за что не зайду ни на один сайт знакомств. Я не слишком верю в любовь, но это как с Богом – надеюсь, однажды мне докажут мою неправоту.
Итак, я расположился в своем «авто» и, как и каждый вечер, задавался вопросами, глядя в потолок: Зачем мы здесь? Для чего жить, если все равно придется умереть? Почему я не родился в другой семье? Гаснет ли в холодильнике свет, когда закрывается дверца? – и вдруг почувствовал себя еще более одиноким, чем обычно, а ведь мое «обычно» – уже максимум.
В булочной Валери слушает радио «Ностальжи», и плей-лист полностью оправдывает название: весь день покойники воспевают жизнь. Сегодня во второй половине дня, во время передачи
Я разместил на сайте единственный снимок, который нравится мне самому, – спиной к фотографу, лицом к заходящему солнцу. Его сделала Манон, когда мы приехали в Сеньос [7] , выскочили из автобуса и рванули на пляж. Я тогда впервые увидел море.
7
Французский курортный городок, расположенный на побережье Атлантического океана.
Стоило выдать всю полагающуюся информацию, как по экрану поплыли женские лица. Сначала было забавно. Кто-то хохотал, кто-то занимался аэробикой, йогой, пилатесом. Одни робко улыбались, другие явно перебрали с количеством фильтров, эти позировали с котом, те – всегда с подружками, многие – видимо, поклонницы Дюрера – изображали ожившую Меланхолию [8] .
Я включаюсь в игру и делаю случайный выбор. Иногда ржу, например над некой Марией, у которой во всех декорациях одно и то же выражение лица, или над «Женни65» – она лежит на диване, в дупель пьяная, с бутылкой у губ, не женщина – живая реклама. Забулдыга и Диван. В общем и целом – удовольствие средненькое, как будто выбираешь наимоднейшую кепку на вещевом сайте. Может, дело в том, что я и сам не то чтобы красавец и знаю, что внешность – не главное, или Манон все еще живет у меня в голове, но ощущения скорее неприятные. Я чувствую себя еще более одиноким, думая об одиночках по ту сторону монитора. Собираюсь закрыть приложение и вдруг получаю уведомление. Совпадение! Девушка, которую я лайкнул, лайкнула меня в ответ.
8
Резцовая гравюра на меди (1514) – одно из наиболее таинственных произведений Дюрера, выделяющееся сложной иконографией и неоднозначностью символов и аллегорий.
Из чистого любопытства открываю окно. Псевдоним «Белла», 19 лет. Снимок ступней, зарывшихся в песок. В сообщении сказано, что я могу вступить в контакт. Судорожно размышляю. Я никогда ничего подобного не делал. Первая фраза не так важна, если я никогда ее не увижу, давайте представим, что она окажется женщиной моей жизни…
Она реагирует быстрее меня.
– Привет, все зовут меня Беллой, но ты можешь сам выбрать другое имя, прямо сейчас.
Не знаю, что делать, рассмеяться или отвалить. Она не оставляет мне выбора.
– Извини, я новичок, прочла где-то эту фразу, и она показалась мне забавной, а сейчас написала и поняла: отстой! Ты на самом деле Наруто или это псевдоним?
– Персонаж из манги.
– Знаю… Неудачно пошутила.
Я невольно улыбаюсь. Сам я – спец по неудачным репликам, чувство юмора у меня странноватое, нравится не всем. Надеваю гарнитуру и отвечаю: «Меня зовут Тео».
6
Ирис
Я прихожу к мадам Болье точно в положенный час, открываю дверь и громко, как учила наставница в день инструктажа, подаю голос:
– Добрый день, это я, Ирис!
Она отвечает из гостиной:
– Это ты, шлюшка?
Настроение у нее бодрое.
Четыре утра в неделю я провожу по два часа в обществе дамы с отъездом башки. Готовлю завтрак, помогаю прибраться, иногда веду прогуляться. Следующая помощница сменяет меня после обеда и дожидается возвращения ее дочери с работы. Мадам Болье нас не различает, что очень практично, и называет одним и тем же именем.
Следующий мой подопечный мсье Хамади обезножел после того, как его сбила машина. Потом я бегу к Надие, она чуть старше меня, но ее убивает
рассеянный склероз.– Утомительная у вас работа? – спрашивает она, наблюдая, как я глажу платье.
– Не жалуюсь.
– И давно вы занимаетесь этим неблагодарным трудом?
Я жму на кнопку, утюг плюется паром, и вопрос остается висеть в воздухе. Слава богу, а то я совсем не умею врать. Никогда не умела. Скажу правду, ей захочется знать больше. Десятилетний сын Надии читает, лежа на животе на диване. Идеальный способ сменить тему.
– Что за книга? – спрашиваю я.
– «Красное и черное», – отвечает пацан не поднимая глаз.
Улавливаю сарказм и решаю поддержать игру.
– Закончишь, переходи к Прусту. Это легкое чтиво, но оно подготовит тебя к встрече с «Тинтином».
Он наклоняет голову и встречается со мной взглядом. Я читаю в нем недоверие и высокомерное презрение. Мальчик захлопывает книгу, встает и уходит из гостиной, но я успеваю увидеть на обложке фамилию Стендаля. Его мать пожимает плечами.
– Повезло, что я знаю его с рождения, не то решила бы, что сына подменили! В его возрасте я читала «Великолепную пятерку» Энид Блайтон.
– А я задавала трепку моей Барби за свидания с Кеном.
Она хохочет, берет свои трости, поднимается и тоже покидает комнату.
Когда я выхожу от Надии, на улице все еще жарко. Она живет в XVII округе, до моего дома оттуда час пешего хода. На тротуарах полно народу, все возвращаются с работы – в разном темпе, в зависимости от степени усталости. Кажется, по статистике около десяти миллионов французов одиноки. Разглядываю окружающих, пытаясь определить, у кого из них нет близких. Является ли размашистая походка желанием поскорее увидеть родных? Если человек тащится медленными шагами, значит ли это, что он оттягивает вечерний тет-а-тет с собой любимым? Я только что в течение шести часов составляла компанию одиночкам. Какая ирония… Стою на переходе, а когда человечек на светофоре зеленеет, иду дальше – не торопясь, нога за ногу.
7
Жанна
Жанна три месяца не переступала порог второй спальни, впервые так долго обходясь без шитья. Она раздвинула шторы, впустила в комнату свет дня и как будто вернулась в знакомое место после долгого отсутствия, хотя чувствовала себя одновременно своей и чужой. Она обвела взглядом машинку, оверлок, кусок бежевой вискозы с меловыми пометками, провела пальцем по деревянному рабочему столику, доставшемуся от матери, погладила ладонью стопку отрезов на стеллаже, покрутила в пальцах катушку ниток. Это было ее логово, ее убежище. Спроси кто-нибудь несколько месяцев назад, без какой комнаты в квартире она никогда бы не сумела обойтись, ответ дала бы мгновенно: без второй спальни. И все-таки решение было принято.
Она надела плащ и вышла на улицу. Пальцы нащупали в кармане квадратные листки бумаги с текстом объявления. Какое-то время назад почерк у Жанны изменился, стал неразборчивым, буквы будто жались друг к другу, но когда она писала этот текст, очень старалась. Виноват был артроз, обострявшийся в дождливые дни. Раньше она все время жаловалась на боли в костяшках, считала их свидетельством упадка сил и увядания. Началось со зрения, на пороге сорокапятилетия. Однажды утром она проснулась в зыбком тумане и ужасно запаниковала: с ней случилось что-то серьезное, зрение не падает так резко, – но офтальмолог успокоил и переубедил ее, сказав, что это частое явление. Жанна смирилась с очками, восприняла их как уступку: отныне ее организм нуждается в подпорках, чтобы осуществлять функции, с которыми до сего момента справлялся самостоятельно. Чувство ущемленности росло по мере того, как во рту появлялись коронки, приходилось следить за уровнем холестерина в крови, пить препараты от высокого давления, а потом заменить тазобедренный сустав и носить ортезы. Десять лет назад опухоль в правой груди свела все эти огорчения до уровня досадных помех, но после выздоровления они вернулись – медленно и коварно, заняв прежнее место. Жанна клялась себе не заморачиваться и в конечном итоге не просто смирилась с ними, но и научилась радоваться: жизнь вошла в прежнюю колею. Сейчас она не думала ни об артрозе, ни о гипертонии – только о зияющей пустоте, оставленной уходом Пьера. Мельчайший кровеносный сосуд, самая крошечная клеточка, миллиметр кожного покрова стоял навытяжку и собирался с силами, чтобы дать коллективный отпор тоске. Чувство потери казалось непобедимым.