Это - убийство?
Шрифт:
— Хорошо, — кивнула она. — Я никому об этом не говорила, даже мужу.
— Отлично. И не рассказывайте. До свидания и еще раз спасибо.
Гатри отворил перед ней дверь, и миссис Эллингтон со слабой улыбкой выпорхнула из комнаты. Именно выпорхнула, подумал Ривелл, так похожа она была в этот момент на птичку, которая долго просидела в клетке птицелова и наконец дождалась, когда ее отпустили на волю.
После ее ухода Гатри присвистнул:
— Вот так, дело близится к концу, а? Ривелл, только не задавайте мне вопросов, от которых вы, кажется, готовы лопнуть, а лучше пойдите и договоритесь о моей скорейшей
Ривелл повиновался, а что оставалось делать?
Глава VIII
Сыщик сворачивает расследование
Тело Макса Ламберна отвезли в Дрилл-Холл, где через два дня состоялось заседание суда, оказавшееся намного более людным, чем предыдущие два, ибо присутствовало множество репортеров — газеты уже раструбили о третьей смерти в Оукингтонской школе.
Ривелл сидел в общем зале как простой зритель. Ему заранее сообщили, что показаний от него не потребуется.
На сей раз коронер был пунктуален и скрупулезно точен и даже процедуру опознания проводил так, будто у кого-то сохранялись сомнения по поводу принадлежности тела Максу Ламберну.
После того как присяжные осмотрели тело (хотя осмотр мало о чем им мог сказать), стали вызывать свидетелей. Начали со школьного мажордома Браунли. Он рассказал, где и как обнаружил тело Ламберна Коронер поспрашивал его в основном ради того, чтобы убедить присяжных в своей профессиональной пригодности (во всяком случае, так показалось Ривеллу).
— Значит, вы зашли к Ламберну в свое обычное время?
— Да, сэр.
— Вы дотрагивались до него?
— Я потрепал его по плечу, чтобы разбудить, но не так сильно, чтобы сдвинуть с места.
— Что вы предприняли потом?
— Я бросился за помощью, сэр. Первым я встретил патера Даггата, он как раз выходил из ванной комнаты. Патер велел мне найти директора, а сам позвонил доктору Мерчистону.
— А вы, значит, пошли к директору домой?
— Да, сэр, и директор немедленно явился на место.
Браунли отпустили, и его место занял Даггат. Священник уточнил и дополнил показания Браунли. Третьим свидетелем выступал Мерчистон. Он подтвердил, что его вызвали по телефону, что он прибыл в школу и провел беглый осмотр тела Ламберна.
— Что вы подразумеваете под беглым осмотром? — спросил коронер.
— Это такой осмотр, какой делают на месте происшествия.
— Хорошо. Тогда сообщите нам, к какому мнению вы пришли в результате осмотра.
Мерчистон наверняка тщательно готовился к этому вопросу. Он отвечал медленно, взвешивая каждое слово:
— Мое обследование не позволило мне прийти к какому-либо определенному выводу, поскольку в последний раз я лечил мистера Ламберна много месяцев назад. Тело не повреждено, и вполне допустим внезапный сердечный приступ со смертельным исходом. Однако в сложившихся обстоятельствах я полагаю, что следует довериться патологоанатомической экспертизе.
— Вскрытие делали вы?
— Нет, но я беседовал с доктором, который его проводил.
— Вы согласны с его выводами?
— Вполне.
Следующим свидетелем выступал патологоанатом, полицейский
врач Хэнслейк. Молодой, энергичный человек не стал тратить время на старомодные формулировки, которые так любил Мерчистон. Кратко и бесстрастно он объявил суду, что считает причиной смерти Ламберна передозировку веронала.Как и следовало ожидать, это вызвало в зале сильное оживление. Когда шум улегся, коронер снова обратился к Мерчистону:
— Была ли у мистера Ламберна привычка принимать веронал?
— Я знаю, что иногда ему случалось пользоваться вероналом. Думаю, по причине головных болей и бессонницы. Я его строго-настрого предостерегал не злоупотреблять лекарством, но он заявил мне, что только веронал дарит ему спокойствие.
— В чем была причина его волнений, доктор Мерчистон?
— Труднее сказать, что не могло быть таковой причиной… На войне он был контужен и отравлен газами. Помимо сердечной слабости, особых органических нарушений у него не было, но общее телесное и душевное состояние представлялось мне тяжелым.
— Вы могли бы назвать его неврастеником?
— Когда я обучался медицине, этот термин еще не придумали, но, насколько я понимаю его смысл, — да, Ламберна можно так назвать.
— Могло ли такое состояние привести к самоубийству?
— Возможно. Ничего более определенного сказать не могу.
Коронер обратился к Хэнслейку:
— Вы сказали, это была передозировка веронала. И сильная передозировка?
— Вполне достаточная для человека, не имеющего длительной привычки к вероналу.
— Следовательно, можно полагать, что веронал был принят в такой дозе случайно? То есть я хочу сказать, что умерший не имел намерения покончить жизнь самоубийством.
— Можно полагать и так.
— Есть ли вероятность того, чтобы, приняв такую дозу, остаться в живых?
— Мой опыт недостаточен, и я, увы, не могу дать определенный ответ. Я понимаю, смысл вашего вопроса в следующем: была ли это случайная передозировка или намеренное самоубийство? Думаю, в таких случаях правомерны обе версии.
— Вы сказали, что «эта доза вполне достаточна для человека, не имеющего длительной привычки к вероналу». Вы имеете в виду то, что человек привычный мог принять ее без вреда для здоровья?
— Не обязательно. Наркоманы тоже умирают от передозировки.
— Но умерший не был наркоманом?
— Скорее всего нет.
— Спасибо, к вам больше нет вопросов.
Следующей была вызвана миссис Эллингтон. Она говорила чистым ясным голосом и отвечала на все вопросы без запинки. Да она была в приятельских отношениях с умершим на протяжении нескольких лет и очень сочувствовала ему в его страданиях. Она по образованию медсестра и навещала его, когда он болел. Она была у него вечером накануне его смерти и нашла его в очень тяжелом состоянии.
— А в чем было дело? — спросил коронер.
— Да ничего определенного. Наверно, очередной приступ депрессии.
— В котором часу вы ушли?
— В начале двенадцатого. Я дождалась, пока он заснул.
— Вы знали, что он принимает веронал?
— Я догадывалась, что он что-то принимает. Я не знала, что именно и насколько это вредно.
— При вас он ничего не принимал?
— Нет.
— При вас он никогда не говорил о намерении покончить с собой?
— Нет. Он приходил в отчаяние от многого, но не настолько.