Этот мир не выдержит меня. Том 3
Шрифт:
Поднявшись на обломок скалы, я осмотрел окрестности. Ничего особенно интересного в глаза не бросилось — то же озеро, те же камни, те же водоросли и те же тараканы, снующие тут и там. Почти инопланетный пейзаж очень быстро утратил всю свою необычность и стал просто фоном.
— Зачем так быстроу шёл? — с ноткой обиды в голосе спросил морфан, когда краб наконец-то «домчал» его до обломка скалы. — Усачу былоу трудноу угнаться за тоубой!
Он смотрел на меня снизу-вверх. Я находился примерно в трёх метрах над ним.
Сверху стали заметны многочисленные вмятины и глубокие
Сам морфан значительно уступал тем статуям, которые оживил Король нищих. Он был не таким высоким и далеко не таким мощным. То ли неведомый скульптор серьёзно польстил подземным жителям, то ли мне повезло столкнуться с не самым выдающимся представителем этого вида.
Разумеется, я не стал объяснять морфану мотивы своего поступка. Хотя манёвр оказался очень удачным.
Мне удалось одним «выстрелом» прикончить даже не двух, а сразу трёх зайцев. Я покинул потенциально опасную территорию, узнал кое-что интересное о моём новом знакомце и его «милой» зверюшке, и, главное, поменялся с морфаном ролями.
Если раньше он был хозяином ситуации, то теперь занял подчинённое положение.
— Ты оучень плоухая доубыча, челоувечек, — пожаловался морфан. — Оучень беспоукойная…
— Ты сильно ошибаешься, — холодно произнёс я, — если действительно считаешь меня своей добычей.
— Ноу тебя принесла воуда-воудица… Такоув поурядоук…
Морфан, будто бы оправдываясь, пожал плечами. Он всем своим видом говорил, мол, ничего личного — это просто бизнес.
Я в гробу видал подобные «обычаи», но спорить с традициями глупо. Их не «победить» аргументами и доводами разума. Против них работает только страх.
— В тех местах, откуда я родом, тоже есть свой порядок…
Морфан с интересом смотрел на меня, ожидая продолжения.
— И он гласит: если попробуешь ещё раз напасть… — я взял небольшую паузу, чтобы до моего собеседника лучше дошёл смысл. — То мне придётся сперва убить Усача, потом тебя, а следом — всю твою родню до четвёртого колена… И если ты вдруг решишь, что у меня не получится, то вспомни о том, чьей кровью испачканы мои руки.
— Ты прикоунчил поувелителя… — завороженно произнёс морфан.
Не знаю, чего в его голосе было больше — страха или восхищения.
Я многозначительно ухмыльнулся. Пусть кровью были испачканы штаны, а не руки, да и драться с коттаром мне не пришлось, но зачем тощему нудисту знать такие подробности? При этом я даже ни разу не соврал — морфан сам всё додумал, так что с меня, как говорится, взятки гладки.
— Усача не троужь, — добавил вдруг мой собеседник. — Усач — старый защитник. Оун заслужил поукой…
Судя по многочисленным повреждениям, покой Усачу мог только сниться. Но такая забота о питомце в любом случае выглядела очень трогательно… Особенно на фоне того, что о судьбе своих родственников морфан, похоже, вообще не переживал — их возможная кончина его почему-то совершенно не взволновала.
— Не трону, — уверенно произнёс я. — Не суетись, не пытайся меня убить и не называй
добычей — тогда всё будет в порядке. И с тобой, и с твоим пахучим приятелем.— А этоут челоувечек? — морфан кивнул в сторону зажатого в клешне Пуллона. — Оун доубыча?
Я посмотрел в мутные глаза ветерана и кивнул. «Вписываться» за неудачливого мстителя не имело никакого смысла. Я бы и сам прикончил его с превеликим удовольствием.
— Тоугда егоу моужноу соужрать?
Мутные глаза Пуллона прояснились. В них мелькнул почти животный ужас. Он захрипел и даже попытался вырваться, но крепко сжатая клешня не оставляла бедолаге ни малейшего шанса на побег.
— Его — можно, — поразмыслив пару секунд, ответил я. — Но не живьём.
Пусть у нас с Пуллоном не сложилась крепкая дружба, однако отправлять его на съедение заживо было, мягко говоря, неправильно. Интуиция подсказывала, что это не самая приятная смерть, а я никогда не стремился к бессмысленной жестокости. Покойнику же глубоко безразлично, что произойдёт с его трупом.
— Эх… — разочарованно выдохнул морфан.
Моё решение явно расстроило этого «гурмана», но перечить он не посмел. А вот Пуллона новость, наоборот, обрадовала — если, конечно, подобная характеристика вообще уместна, когда речь идёт о человеке, на всех парах несущегося к неизбежной смерти.
Ветеран даже попробовал кивнуть, чтобы выразить мне свою благодарность, но не успел. Морфан хлопнул ладонью по панцирю, краб щёлкнул свободной клешнёй, и голова Пуллона отделилась от тела.
Усач ловко подхватил её в воздухе, распахнул пасть, в которую спокойно могла заехать легковая машина, а затем зашвырнул то, что осталось от ветерана, внутрь себя. Доля секунды и всё закончилось. О бывшем легионере напоминал теперь только сытый блеск крабьих глаз и ничего больше.
Не самая лучшая «эпитафия», чего уж там…
— Воут так воут, — печально подвёл итог морфан, — Раз и нет челоувечка… Теперь Усач сыт, а я всё ещё гоулоуден…
Он внимательно смотрел на меня своими огромными совиными глазищами, в которых читался вполне понятный интерес. Мой собеседник хотел знать, какой эффект на меня произвела столь стремительная расправа над Пуллоном.
— Потерпишь, — с холодным равнодушием произнёс я.
Произошедшее не напугало меня — скорее удивило. Ничего подобного я никогда раньше не видел… Что совершенно не помешало мне держать чувства при себе. Оперативник, который не умеет контролировать эмоции — это плохой оперативник.
А плохой оперативник — это мёртвый оперативник.
— Поутерплю, — смиренно согласился морфан, а затем вдруг, будто бы между делом, спросил: — Челоувечек, а где ты взял кусоучек истинной синевы?
Он с благоговением смотрел на осколок статуи, который я всё это время держал в руках. Его бледный синий свет очерчивал вокруг нас дрожащее пятно.
— Нашёл, — не моргнув глазом соврал я.
«Сапфироглазый» упоминал, что подземные жители поклонялись ему, поэтому признаваться в том, что я ловко разломал статую их божества, было не очень-то дальновидно. Пусть морфан меня боялся, но такое святотатство вполне могло толкнуть его на необдуманные поступки.