Этюды Черни

– Кто? – не понял Сергей.

– Зайчик.

Зайчик – это было не прозвище, а фамилия парня из десятого «Б» класса. Он был высокий, красивый, холеный, лощеный и всеми этими качествами, Сергею казалось, словно бы боролся со своей фамилией, которую, наверное, считал для себя оскорбительной.

Только теперь Сергей понял наконец, что произошло. Он почувствовал, как в виски, в глаза, в уши ударили изнутри его головы жгучие токи. Токи ярости – он знал их удары.

Он достал из кармана пачку бумажных платков, разорвал упаковку и подал платки Нине.

«У Саши там, в Волынском, тоже платка не было, – в мгновение мелькнуло у него в голове. – А у меня после похода по всем карманам – платки, вода, пистолет…»

Это была несвоевременная мысль.

– Нина, – спросил Сергей, – как это получилось?

Он подвел ее к подоконнику.

– Я… я, может быть, сама виновата. – Она откинула голову назад и промокнула нос. – Он отвечал по «Войне и миру» и говорил такую мерзость… И в таких, знаете, Сергей Александрович, выражениях… Что князь Андрей был просто лох, и Пьер тоже, и Толстой все выдумал, а на самом деле они все Наташу по разу каждый… а уж потом начали всем рассказывать, что будто бы они в нее влюблены, а если они это не сделали, то, значит, они и не мужики… – Она говорила быстро, всхлипывая, и все промокала кровь бумажными платочками. – Ну вот, и я не удержалась. Я ему сказала, что он все это говорит, потому что сам является полным ничтожеством и обо всех судит по себе. Конечно, я не должна была такое говорить ученику, тем более при всем классе, тем более при его болезненном самолюбии!

– И он вас ударил? – уточнил Сергей.

– Да… Размахнулся и ударил кулаком в лицо. И… и я выбежала, и вот…

Она разрыдалась.

– Идите домой, Нина, – сказал Сергей.

– Но как же уроки… – начала было она.

– Идите домой. Идите в травмопункт. Проследите, чтобы написали, что это удар кулаком.

Она послушно кивнула. Она пришла на работу после института полгода назад, и Сергей сразу подумал, что таких девочек сейчас, наверное, выращивают где-нибудь в инкубаторе: маленькая, звонкоголосая, уверенная, что мир не то что не без добрых людей, а в основном из добрых людей и состоит.

Конечно, Зайчик – подросток. Конечно, нервы и гормоны, то есть наоборот, гормоны и нервы.

– Я только шубу в учительской возьму, ладно? – сказала Ниночка. – Как же я пойду раздетая?

Она еще не успела привыкнуть к тому, что они с Сергеем Александровичем коллеги, а не взрослый с невзрослой.

– Возьмите, – разрешил он.

Ниночка скрылась за поворотом коридора. Сергей подошел к двери, из которой она только что выскочила.

За дверью стояла тишина. Он вошел.

В классе все сидели по своим местам и молчали. Вот этого – молчания, оцепенения – Сергей от них не ожидал. В десятом «Б» училось человек десять из его турклуба. Они сплавлялись с ним на байдарках по Чусовой и жили в палатках на Байкале. Конечно, это не пуд соли, съеденный вместе на войне, но все же.

– Что вы молчите? – сказал Сергей притихшему классу. Токи ярости били ему в глаза, и он не различал лиц. – По-вашему, такое может быть?

– Не может…

Он не расслышал, кто это сказал. Но кто бы ни сказал – слишком робко.

Леха Зайчик сидел за первым столом. Он всегда садился впереди, несмотря на свой немалый рост. Ему так нравилось.

– Пойдем, – сказал Сергей, глядя на него.

Зайчик хотел ответить что-нибудь наглое или глумливое, это было понятно по тому, как он крутнул головой. Но не ответил, а встал и пошел к двери. Сергей пропустил его перед собою.

– Не собираюсь я с вами разговаривать! – сказал Зайчик, когда они оказались вдвоем в коридоре.

– Собираешься, – сказал Сергей.

Он взял Зайчика за локоть и повел в противоположную от учительской сторону. Он был старше, сильнее и не думал этого скрывать.

В конце коридора было что-то вроде аппендикса с дверью. Дверь вела в техническую комнату, где хранились швабры и тряпки. Сюда мало кто заглядывал и точно никто не заглянул бы до перемены.

– Ну и чего?

Зайчик прищурился, сплюнул. Он никогда этого не делал – может, просто брезговал вследствие своей лощености. Будь Сергей в обычном состоянии разума, он понял бы, что это трусливая бравада. Собственно, он и сейчас это понимал, но сейчас его разум был пронизан токами ярости и не руководил его поступками. Что-то другое ими руководило.

Он ударил Зайчика по лицу. Несильно и без замаха, но кулаком. Он хотел попасть не по носу, а по скуле – так и попал.

Зайчик ожидал чего угодно, но не этого. Он даже не вскрикнул, так ошеломил его удар. Удар в лицо не может не ошеломить, даже если исходит от обыкновенного одноклассника, от которого ожидаешь чего угодно.

Зайчик замотал головой. Губы у него задрожали. Как дрожали они у Ниночки. Да, удар по лицу на всех оказывает одинаковое действие. Хотя Ниночку он ошеломил, конечно, сильнее.

– Такое наглое хамло, как ты, сначала должно получить по морде, а потом все остальное, – сказал Сергей.

Ярость в нем утихла – остался только разум.

– В-вы что?.. – пробормотал Зайчик.

– Сам понимаешь, что, – сказал Сергей. – Извинишься перед Ниной Евгеньевной?

А что здесь было объяснять? И так все понятно.

– Да!

Зайчик выкрикнул это поспешно и тонко, в самом деле по-заячьи.

– Она только что вышла из школы. Догонишь, – сказал Сергей. – И очень тебе советую убедить ее в том, чтобы она выслушала твои извинения перед всем классом.

В окно коридора он видел, как Зайчик выскочил на крыльцо, огляделся. Ниночка уже выходила из двора. Он догнал ее. Она обернулась, вскрикнула. Зайчик принялся что-то ей говорить, размахивая руками от волнения.

«Интересно, что бы я делал, если бы он сказал, что извиняться не будет?» – подумал Сергей.

Но тут же понял, что сказать этого Зайчик не мог. Действительно, гормоны и нервы – он и сам был потрясен и не знал, как выйти из тупика, в который сам же себя загнал… Но хотеть выйти из тупика – это одно, а выйти из него – совсем другое. Из своего тупика Леха Зайчик должен был не выйти, а вылететь – от удара по лицу. Должен был на себе ощутить, что это такое.