Этюды о конце света. Как умирала империя и рождалась Европа

Впрочем, Константин проявил великодушие – остановил сражение, которое рисковало превратиться в простую бойню, и предложил врагам не только жизнь, но и службу. А на таких условиях сдаться было даже почетно. Слово будущий император сдержал – всех уцелевших в битве воинов противника помиловал и включил в состав своего войска.

Максенций погиб – утонул в Тибре, спасаясь бегством. Все пленные твердили, что его утянули на дно тяжелые доспехи. Но Константин не хотел рисковать и полагаться на непроверенную информацию – приказал отыскать тело и принести ему голову врага, которую и показал римлянам. Жители Рима, естественно, открыли ворота перед победителем.

Таким образом, Константин стал августом Запада и соправителем Лициния, которого ему предстояло победить в последующих сражениях через 12 лет.

Именно в связи с этими событиями и возникла легенда о видении Константина перед битвой у Мульвийского моста, о « »

« » – на греческом,

«In hoc signo vinces» – на латыни

На русский это можно перевести так: «Под этим знаком победишь» или «Сим победиши», если использовать более архаичную форму.

Родилась эта легенда, конечно же, под пером Евсевия Кесарийского. Он был лично знаком с императором (после свары тетрархов и победы над Лицинием, Константин, естественно, упразднил тетрархию, хотя институт цезарей-соправителей продолжал существовать), принимал активное участие в его церковных делах, в частности в Первом Вселенском соборе, посвящал ему панегирики. Император тоже очень уважал историка.

То есть, можно себе представить, как в частной беседе за чашей вина Константин рассказывает епископу свой дивный сон, а тот потом его записывает. Можно было бы…

Если не знать, что Евсевий Памфил – отец церковной истории, а Константин – первый император, легализовавший христианскую церковь, поддержавший ее и начавший активное включение церковных иерархов в управленческий аппарат империи.

Если знать это, милая частная беседа о «божьем знамении» превращается в политический акт, очень умный и тонкий стратегический ход, которым Евсевий (с одобрения императора, естественно), закладывает основы будущей церковной и государственной идеологии. То есть, император поддерживает истинную веру, значит, его торжество над врагами есть акт божественного покровительства. Константин – избранник Бога, Всевышний являет ему знамения, дарует ему победы.

Почему для этого была выбрана именно битва у Мульвийского моста?

Есть несколько причин.

Во-первых, фактически, битва за Рим – град апостолов Петра и Павла, с которым связана легенда о «Quo vadis?».

Во-вторых, война с Лицинием для этого не подходила – тут правота Константина была сомнительна, Лициний власть не захватывал, а унаследовал и получил признание своих полномочий от того же Константина. Кроме того, война с ним велась как-то неправильно: первый раз подрались в 314 году и разошлись, а потом схлестнулись через 10 лет, и тоже без особенно ярких эпизодов. Да и отрекшегося от власти Лициния Константин сначала простил и отпустил, а потом приказал задушить. Некрасиво как!

А война с Максенцием была молниеносной и победоносной вопреки обстоятельствам. Чем не пример божьей помощи избраннику?

Вдобавок, репутация Максенция была хуже, чем у Лициния (хотя тот тоже был «хорош»), он был узурпатором, со всех сторон неправым и неугодным.

Так что выбор Евсевия не только понятный, но еще очень правильный, со всех сторон безупречный.

Да еще как красиво: Константин сначала уверовал, а потом стал императором. Не наоборот. Именно поэтому он начал покровительствовать церкви. Блестяще придумано! Браво!

И все-таки…

Евсевий, ученик Оригена, богослов, прекрасно образованный человек не мог не понимать, насколько эта легенда языческая по сути, насколько ничего общего она не имеет с Евангелиями, с Нагорной проповедью.

Низводить Христа до уровня местного божка интригана, который вмешивается в разборку двух претендентов на власть и помогает одному с прицелом на то, что тот легализует церковь – это же язычество в чистом виде. Чем тогда Иисус отличается от гомеровских богов, которые устраивают свары во время сражений ахеян с троянцами и помогают своим любимцам?

Конечно, с точки зрения государства и церкви, как государственного института (естественно, Евсевий и прочие иерархи того времени надеялись на то, что церковь станет не только признанной, но и государственной) – логика железная.

А с точки зрения веры?

Как согласуется покровительство в войне с проповедью мира и прощения врагов?

Как сопоставить «Сим победишь» и «Блаженны миротворцы, ибо наречены они будут сынами Божьими», «Любите врагов ваших и молитесь за тех, кто гонит вас»?

Я понимаю, апостол Павел, видение по дороге в Дамаск.

«Почто гонишь меня, Савл?» – и яростный гонитель становится самым великим проповедником новой веры, фактическим основателем христианских общин, первым миссионером (ведь пока Павел не стал проповедовать у язычников, апостолы так и сидели в Палестине).

Тут все понятно. Логика жизни и смерти апостола безупречна.

А вот легенда о явлении креста перед битвой у Мульвийского моста никак не может связаться в моем сознании и сердце с христианством (не историческим, а тем, что звучит со страниц Евангелий и Посланий).

Она не укладывается даже в августинову логику войны, ибо война между тетрархами была просто борьбой за власть, а необходимой и неизбежной защитой родной земли от посягательств, не борьбой добра со злом.

Где-нибудь в эпосе, жестах, сагах, в сборнике кельтских или германских преданий ей самое место. А вот в истории христианской церкви…

Как христианство вышло из подполья. Медиоланский эдикт Константина Великого

15 июня 313 года римский император Константин I издал Медиоланский (Миланский) эдикт, который объявлял христианство легальным и возвращал христианам конфискованную у них собственность.

Вот его текст, сохраненный Лактанцием и Евсевием Кесарийским:

«Император Цезарь Галерий Валерий Максимиан, непобедимый, август, великий понтифик, великий Германский, великий Египетский, великий Фиваидский, великий Сарматский пятикратно, великий Персидский двукратно, великий Карпский шестикратно, великий Армянский, великий Мидийский, великий Адиабенский, с трибунскими полномочиями в 20-й раз, император в 19-й, консул в 8-й, отец отечества, проконсул; и император Цезарь Флавий Валерий Константин, благочестивый, счастливый, непобедимый, август, великий понтифик, с трибунскими полномочиями и император в 5-й раз, консул, отец отечества, проконсул; и император Цезарь Валерий Лициниан Лициний, благочестивый, счастливый, непобедимый, август, великий понтифик, трибун в 4-й раз, император в 3-й, консул, отец отечества, проконсул – своим провинциалам [желают] здравия.