Этюды о природе человека
Шрифт:
Понятно, что при этих условиях мыслители старались другими средствами выйти из великой дилеммы. Поэтому и было создано множество философских теорий для решения задачи: жизнь - смерть.
Вопрос этот имеет первостепенный интерес, а потому я считаю нужным рассмотреть его в особой главе.
Глава VIII
ПОПЫТКИ ФИЛОСОФСКИХ СИСТЕМ
БОРОТЬСЯ С ДИСГАРМОНИЯМИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ
ПРИРОДЫ
Некоторые философские системы тесно примыкают к религиям.- Идеи античных философов о бессмертии души.- Учение Платона.- Скептицизм Аристотеля.- Стоики: Цицерон, Сенека, Марк Аврелий.- Системы современных философов.- Пессимизм и его происхождение.- Байрон.- Учение Шопенгауэра и Гартманна.- Философия освобождения Майнлендера.- Критика пессимизма.- Макс Нордау.- Идеи современных мыслителей о смерти.
Философские системы тесно связаны с религиозными учениями.
Так, например,
Идея о загробной жизни в течение долгого времени составляла одну из главных основ различных философских учений, цель которых была решить задачу смерти. Философы древности представляют нам многочисленные доказательства таких попыток. Платон1, рассказывая трагическую историю смерти своего учителя Сократа, по этому поводу очень определенно высказывает общие им обоим мысли о смерти. Он влагает в уста Федона следующие слова: "Смерть друга далеко не огорчала меня, напротив, судьба его казалась мне достойной зависти при виде его отношения к смерти и ввиду его речей. Стойкость, обнаруженная им перед смертью, убеждала меня в том. что он покидает жизнь не без помощи какого-нибудь божества, которое должно ввести его в другую жизнь и дать ему
1 Платон. Полн. собр. соч., V, Федон. Фр. пер.
141
наибольшее блаженство, которым когда-либо обладал человек" (стр. 12).
Платон приписывает Сократу очень определенное представление о возмездии. "Поистине, - говорит Сократ, - я был бы неправ, не сожалея о смерти, если бы я не ожидал найти в будущей жизни добрых и мудрых богов и людей, лучших, чем на земле. Но знайте, что я надеюсь быть присоединенным к справедливым людям". "Смерть не столь огорчает меня, потому что я надеюсь, что людей ждет нечто другое после этой жизни и что, согласно древнему изречению, добрым будет лучше, чем злым" (стр. 21).
Так как здесь нет речи об истинах, открытых божественным авторитетом, то необходимо было доказать их рациональными доводами. И действительно, Платон всякими соображениями изощряется доказать нам бессмертие души. Он приводит пифагорейские идеи переселения душ и утверждает, что "души, любившие одну несправедливость, тиранию и хищничество, перейдут в тело волков, коршунов и ястребов. Да и куда же могут перейти такие души?" Что же касается душ "тех, которые всегда обнаруживали общественную и гражданскую добродетель, называемую умеренностью и справедливостью", то они войдут в тела мирных и кротких животных, как пчелы, осы и муравьи, или даже вернутся в человеческое тело, чтобы создать добродетельных людей" (стр. 58).
В доказательство справедливости своих воззрений Платон приводит еще закон контрастов. Подобно тому, как сильнейшее вытекает из слабейшего, быстрейшее - из более медленного, так и из жизни должна возникнуть смерть, а из смерти - жизнь. "Поэтому-то, - говорит Сократ, - из умершего возникает все живущее и имеющее жизнь. А следовательно, души наши после смерти находятся в аду". Итак, "мы признаем, что живые так же происходят от мертвых, как и мертвые от живых; это служит неоспоримым доказательством того, что души мертвых существуют где-то, откуда возвращаются к жизни" (стр. 36).
Такого рода доводами старается Платон доказать бессмертие души, составляющее основное начало его философии. Он влагает все это в уста своего учителя Сократа в день его смерти. В своих диалогах он старается ответить на всякие возражения. Но, несмотря на уверенность, с которой он утверждает свое учение, все же от времени до времени чувствуется скептическая нота, звучащая в его доводах; это-то и отличает философию от религии.
Очевидно, что вся система Платона создана для решения задачи смерти. Он неоднократно повторяет, что "настоящие философы всю жизнь свою готовятся к смерти; при этом было
142
бы нелепым, если бы, неустанно стремясь к этой единственно" цели, они устранялись от нее и боялись, когда смерть настигнет их" (стр. 22).
Платон главным образом старается убедить самого себя в существовании будущей жизни: "Я стремлюсь, - говорит он, - убедить в том, что скажу, не только присутствующих здесь, хотя, случись это, я был бы в восторге; но главная цель моя - убедить самого себя. Потому-то, милый друг, я рассуждаю следующим образом, и ты увидишь, что рассуждение это очень близко касается меня: если то, что я говорю, окажется правильным, то следует верить ему; если же после
смерти нет ничего, то я все же буду иметь ту выгоду, что не был вам в тягость своими жалобами в течение того времени, которое мне остается пробыть с вами" (стр. 74).Сомнение, являющееся у Платона только в зачаточном состоянии, у некоторых других философов древности становится гораздо более выраженным. Сначала Аристотель1 допускал существование бессмертной части души рядом с частью смертной. Обе эти части сливались в начале земной жизни и разъединялись в конце ее.
Но Аристотель вскоре покинул эту теорию бессмертия личного сознания. Позднее он очень определенно высказался против платоновской идеи бессмертия души, что не мешало ему верить в нерушимость "деятельного разума", бессмертного духа, продолжающего жить после смерти.
Стоики еще далее развили подобное философское воззрение. Рядом с индивидуальной душой они допускают мировую душу, общее всеобъемлющее начало.
Цицерон2, занятый задачей старости и смерти, также старается оправдать мысль о будущей жизни. "Я убежден, - говорит он, обращаясь к Сципиону и Лелию,- что ваши знаменитые отцы, оба драгоценные моему сердцу, в настоящее время полны жизни, той, которая одна достойна этого названия; потому что тело для нас - род темницы, в которой мы обязаны выполнить тяжкий долг, насылаемый на нас необходимостью" (стр. 269). "Видя деятельность человеческого ума, эту громадную память, обширную предусмотрительность, множество искусств, наук, открытий, я убедился и глубоко уверен в том, что природа, снабженная такими свойствами, не может быть смертной. Душа в постоянном движении; это движение не сообщается ей никакой внешней силой; она сама служит источником его, и никогда ей не будет конца, потому что она не может отрешиться от себя самой. Кроме того, как простое
1 Zeller. Die Philosophie der Griechen, II. Abt. 2, Tubingen, 1862, S. 462, 465.
2 Цицерон. Полн. собр. соч., фр. пер. Париж, 1887, стр. 222-275.
143
вещество, без всякой посторонней примеси она неделима и, следовательно, неистребима" (стр. 270). Такого рода доводами старается Цицерон доказать бессмертие души. "Вот почему,- добавляет он, - старость для меня не только лишена горести, но, напротив, полна прелести". Но в конце концов он сам замечает недостаточность своих доказательств, и скептическая нота становится у него еще сильнее, чем у предшественников; он чувствует себя вынужденным сказать: "Если я ошибаюсь, веря в бессмертие души, то я люблю эту иллюзию и не хочу, чтобы она была отнята у меня, пока я жив. Если после смерти всякое чувство должно погаснуть во мне, как утверждают некоторые полуфилософы, тогда нечего бояться, чтобы после кончины моей они насмехались над моим заблуждением" (стр. 279). С постепенным усилением скептицизма идея бессмертия души в своей наивной и простой форме сохраняется в одних только религиозных догматах. Философские системы более или менее освобождаются от нее, принимая взамен очень туманные пантеистические идеи. Сенека пытается еще отстоять положение о бессмертии души; но, видимо, он не в силах верить в него. Он приводит скорее поэтические, чем рациональные доводы. "Запоздания этой смертной жизни служат прелюдией лучшего и более прочного существования, - пишет он в одном из своих знаменитых писем.
– Подобно тому как чрево, заключающее нас в течение девяти месяцев, не производит нас для вечного обитания в нем, а для мира, в который мы появляемся достаточно сильными для вдыхания воздуха и для перенесения внешних впечатлений, точно так же в течение времени, протекающего от детства до старости, мы созреваем для второго рождения. Новое начало, новый мир ждет нас. До тех пор мы только издали в состоянии выдержать небесное величие. Сумей же, о человек, без ужаса думать о своем решительном часе: он - последний час для тела, но не для души. Смотри на все окружающие тебя предметы, как на обстановку гостиницы; ты должен идти далее. День, которого ты боишься, как своего последнего дня, должен возродить тебя к вечности" (стр. 111).
Но рядом с этими светлыми перспективами у Сенеки проскальзывают мрачные мысли. "Да, - говорит он, - все существующее должно погибнуть; небытие ждет все живущее" (стр. 5). "Каждый день, каждый час открывают человеку его ничтожество; неизменно новый урок, даваемый ему жизнью, напоминает ему забываемую им немощность, и от вечности, к которой его уносит мечта, низводит к мысли о смерти" (стр. 99).
Эти подъемы и понижения приводят к новому, все более и более определяющемуся воззрению; Сенека приходит к следующей формулировке своих взглядов на великий вопрос человеческого существования: "У всех существ есть предназначен