Ева

— Смотри, вот едет коляска. Наезжает на камень. Ребёнок выпал. Где, где его голова? Опять едет. Опрокидывается. Где голова?

Она подумала: здравствуйте, дорогие мои паранойя и галлюцинации. И посмотрела в окно по привычке, оставшейся со времён психического здоровья. А там бабушки скрутили муляж ребёнка из тряпочек и ходят, роняют. Вместе с коляской. Грейпфрут изображает детскую голову, самая опасная роль. Эксперимент проверяет, можно ли с такой матерью остаться дурой на всю жизнь.

Недавно я ночевал в том доме. Девочке Лёле уже шесть лет. Она сервировала стол и подписала каждую салфетку большими буквами: ЛЁЛЯ. Чтоб никто не сомневался, кто тут самая воспитанная барышня.

Я смотрел и думал. Вот у меня тоже дети. Девочка и девочка. Алика худая и всегда голодная. У неё такой интересный желудок, еда пролетает, не задевая пищеварительных изгибов. Маша наоборот, может питаться одним лишь запахом от яблок. Мы живём в уютной квартире рядом с автотрассой. Гости сразу видят, хозяйство ведёт мужчина. Занавесок у нас нет. В ванной их съел хомяк, в кухне сами передохли. В большой комнате сохранились, но висят криво. Девочкам была нужна фата для свадеб. Однажды Алика поскакала навстречу единорогу прямо с занавеской на голове. От стены оторвалась штанга, упала на Машу, сломала корону. Так началась женская борьба за трон.

Я эту штангу прикручивал трижды, всё равно кривая. Пусть висит, как ей удобно.

По квартире бродит кот, источник шерсти. Линяет. Зато видно, что он не фонограмма.

И у нас есть кукольная коляска. Однажды Ляля уселась в неё, как шмель в колокольчик. И попросила отвезти в аэропорт. Игра называлась «быстрое такси». У Маши стиль езды немножко кавказский. Алика не удержалась, вышла в повороте прямо в шкаф. Звук был, будто грохнули в шаманский бубен. После аварии Лялю пожалели, подули в ушибленный лоб — и вот оно опять побежало расти и развиваться. Никаких издевательств над грейпфрутами, каскадёрских дебютов перловки. Ноль капель валерьянки растревоженному отцу.

По вечерам мы поём колыбельные песни. Соседка при этом стучит снизу. Ей кажется, у нас дискотека. В ритм не попала ни разу. Однажды она поймёт, это русские люди так энергично успокаиваются перед сном.

Бэссамемуча

Мне встречались женщины, лёгкие на поцелуй. Помню, одной я успел сказать лишь «Послушай, Марина» и она сразу укусила меня за губу. На женском языке это означает «Я тебя тоже лю».

Но это редкость. Чаще бубнишь от растерянности героические саги, при том глядя пристально ей в губы. Целовать и страшно, и непонятно с какого места начинать. А ещё бывают такие коленчатые барышни, с ними вообще каменеешь.

Для сложных случаев у меня есть отвлекающая история. Если вы её слышите, значит мы с вами сидим на диване, и я боюсь целоваться.

Вот эта история.

В условиях монгольской зимы воинский устав велит справлять нужду, не обращая внимания на ветер и мороз, балансируя при этом на птичьей жёрдочке. Солдаты страшно мёрзнут в районе попы и боятся упасть в ужасную пропасть. У птиц те же упражнения получаются непринуждённо. И невольно начинают растягивать межсервисный пробег. Избегают этой опасной процедуры. Они ходят до ветру лишь в крайнем случае, при прямой угрозе лопнуть. К концу службы личный состав обучается терпеть высокое давление целую неделю. А когда припёрло, отстреляться за три секунды.

Мы жили в железной будке на колёсах. Мы были связисты на полевой станции Р-410. Нашему старшине не было чуждо всё человеческое. Однажды ночью он поднял экипаж по тревоге, выгнал на мороз, а сам отложил на газету личинку. Свернул и выбросил в окно. Потом включил вентиляцию, и в будке стало как в весеннем лесу. Никаких признаков причастности старшины ко всему человеческому. Подчинённые вернулись, уснули и ни о чём как бы не догадались.

А утром буря стихла. Небо стало голубое с редкими белыми прожилками. И приехал генерал с проверкой. Он построил экипаж перед будкой и стал рассказывать про свою жизнь.

Он прослужил двадцать пять лет.

Видел, как в Воронеже часовой занимался онанизмом на посту. И так уснул. В положении «стоя», с хозяйством наружу. А разводящий подумал «какая гадость» и шлёпнул спящего товарища по спящему члену солдатским ремнём. Часовой от боли и непонимания стал стрелять, ни в кого не попал, но для дивизии это был позор.

Генерал видел, как в Якутии прапорщик ставил водку на мороз, водка делалась куском льда. И хитрый прапорщик применял её как закуску к обычной, жидкой водке. Скоро к этому прапорщику стали приходить огромные зелёные тараканы прямо в караулку. И опять был позор для дивизии.

Однажды в Анголе бабуин украл у другого прапорщика закуску. Этот другой прапорщик догнал бабуина и угощение на дереве. И это опять был позор, так издеваться над туземцами.

Но! Никогда ещё генерал не видел, чтобы солдаты и старшины гадили на стены, да ещё на таком расстоянии от земли!

— Обернитесь, товарищи бойцы и посмотрите, что творится на борту жилой машины! — сказал генерал голосом оперной истерички.

Остекленевшая котлета примёрзла к железной будке. Всё, что бросил в окно старшина, всё ветром прибило назад. И по газете «Красная Звезда» было понятно, это не провокация со стороны монголов.

Целый день потом старшина скалывал ломиком свой внутренний мир, насмерть примёрзший к будке. И далеко над Монголией плыл хрустальный звон.

…Рассказав эту поучительную историю, обычно я продолжаю сидеть. Смотрю в губы, и ничего не происходит. Это потому что у меня филемафобия. Страх целовать красивое. Дурацкая, неудобная болезнь.

Теперь про фобии.

Одна женщина боится ходить на работу. Все ей сопереживают. Говорят, что ж поделать, не ходи, не надо себя травмировать напрасно. И угощают вкусным седуксеном, от которого снятся разноцветные бабочки и добрые слоны. Это очень удобная и приятная фобия, мне б такую.

Бывают очень изящные патологические страхи, для настоящих эстетов. Например:

Анемофобия — боязнь повстречать ураган.

Акрибофобия — боязнь не понять прочитанное.

Апейрофобия — боязнь бесконечности.

Гленофобия — боязнь взгляда куклы.

Интимофобия — боязнь выключения торшеров.

Нефофобия — боязнь облаков.

Сидерогомофобия — боязнь оказаться в одном поезде с гомосексуалистом.

Ойкофобия — страх, что выгонят из психиатрической лечебницы.

Спектрофобия — боязнь зеркал.

Пелидопартенофобия — боязнь лысых девственниц.

Криоклаустрофобия — боязнь быть запертым в холодильнике.

Птеранофобия — боязнь птичьих крыл.

Гуцогиппофобия — боязнь тощих лошадей.

Гартбруксавтофобия — боязнь умирать в автокатастрофе под музыку кантри. Кто не понял, это страх лежать в разбитой машине и не мочь выключить радио.

Любую фобию можно победить систематической десенсибилизацией. Это значит, надо упорно делать, чего не хочется и, однажды, фобия сменится на пристрастие. Например: