Ева
Шрифт:
– Все в порядке. – И посмотрел на женщину за его плечом. – Скажите, ваша жена окоченела от холода, глухонемая или просто необщительная?
Он проследил мой взгляд, и его грубое красное лицо напряглось.
– Уж и не знаю, как вас знакомить. Я в затруднительном положении, старина, – прошептал он мне на ухо. – Она мне не жена. К тому же сейчас она чертовски разозлилась. Промокла насквозь, а дамочки вроде нее этого не любят.
– Ясно, – ответил я, внезапно почувствовав отвращение. – Что ж, не беспокойтесь. Я хочу с ней познакомиться. – И я подошел к камину и встал рядом с женщиной.
Она повернула голову, посмотрела
– Здравствуйте, – произнес я, улыбаясь.
– Здравствуйте, – равнодушно ответила она и опять уставилась на пламя.
Мне лишь мельком удалось увидеть ее эльфийское лицо с твердым ртом, упрямым подбородком и до странности волнующими глазами, но этого оказалось довольно. У меня перехватило дыхание, как бывает на вершине высокой горы, и я понял, что это значит.
В общем-то, я не назвал бы ее даже хорошенькой. Если уж на то пошло, ее внешность была скорее обыкновенной, но было в ней что-то магнетическое, возбуждающее. Возможно, «магнетическое» не совсем верное слово. Я инстинктивно чувствовал, что за маской безмятежного равнодушия таится нечто глубоко порочное, почти животное. От одного только взгляда на нее казалось, будто бы вас ударило разрядом тока.
Я решил, что вечер не так уж и безнадежно испорчен. На самом деле он обещал быть потрясающе интересным.
– Хотите виски? – спросил я, надеясь, что женщина снова поднимет голову, но она этого не сделала. Она опустилась на ковер, поджала под себя ноги и кивнула на стоявший у камина стакан.
– У меня уже есть.
Подошел Барроу.
– Это Ева… Ева… – Он замялся и покраснел.
– Марлоу, – произнесла женщина. Ее руки лежали на коленях, и я заметил, как она сжала кулаки.
– Точно, – подхватил Барроу. – У меня паршивая память на имена. – Он кинул на меня растерянный взгляд, и я понял, что он успел позабыть и мое имя. Я не собирался ему помогать. Если человек не в силах запомнить имя своей любовницы, то пусть катится ко всем чертям.
– Так, значит, вы промокли, – обратился я к женщине и засмеялся.
Она подняла глаза. Я не доверяю первому впечатлению, но тут сомнений не оставалось: передо мной бунтарка. У нее, должно быть, дьявольский нрав – стремительный, порывистый, необузданный. Несмотря на миниатюрность, весь ее облик – глаза, манера держаться, выражение лица – свидетельствовал о внутренней силе. Над ее переносицей залегли две глубокие морщины. Они придавали лицу очень характерное выражение и могли возникнуть лишь в результате пережитых тревог и глубоких страданий. Мне не терпелось узнать ее ближе.
– Еще как промокла, – ответила она и тоже засмеялась.
Ее смех удивил меня. Неожиданно он оказался приятным и заразительным. Смеясь, она запрокинула голову, и я поразился тому, как изменилось ее лицо: жесткие складки исчезли, и она словно помолодела. Трудно было определить ее возраст. Наверняка за тридцать; может, тридцать восемь, может, тридцать три. Но когда она смеялась, ей можно было дать не больше двадцати пяти.
Барроу помрачнел, окинув нас подозрительным взглядом. И у него были на то основания. Будь он чувствительнее, то почуял бы, как забушевали во мне гормоны.
– Я тоже промок, – сказал я, усаживаясь в кресло рядом с ней. – Если бы я представлял, насколько скверная будет погодка, то переночевал бы в Сан-Бернардино. Но теперь я, конечно, рад, что не остался там.
Оба взглянули на
меня и быстро отвели глаза.– Вы приехали издалека?
Повисла тишина. Ева смотрела на огонь. Барроу вертел стакан в своих толстых пальцах. Было почти слышно, как ворочаются мысли в его голове.
– Из Лос-Анджелеса, – наконец выдавил он.
– Я частенько бываю в Лос-Анджелесе, – произнес я, обращаясь к Еве. – Как вышло, что мы не встречались раньше?
Взгляд Евы окаменел.
– Не знаю, – сказала она.
Возможно, Барроу понял, что у меня на уме, поскольку залпом допил виски и потрепал Еву по плечу.
– Иди-ка спать, – бросил он повелительным тоном.
Я подумал, что если я ее правильно раскусил, то сейчас будет взрыв, но она даже бровью не повела.
– Ладно, – равнодушно ответила она, приподнимаясь на колени.
– Нет необходимости расходиться, – вмешался я. – Разве вы не проголодались? У меня в холодильнике кое-что найдется. Что скажете?
Барроу выразительно посмотрел на Еву:
– Мы ужинали в Глендоре, по пути сюда. Ей лучше лечь… она наверняка устала.
Я посмотрел на него и засмеялся, но он не разделил моего веселья. Он мрачно глядел в пустой стакан, и на висках пульсировали вены.
Ева поднялась. Она была еще миниатюрней, чем показалась мне с первого взгляда, – едва доставала мне до плеча.
– Где я сплю? – спросила она, глядя мимо меня.
– Вы можете остаться в спальне, в которой уже расположились. Я переночую в комнате для гостей. Но если вы не хотите ложиться прямо сейчас, я был бы рад вашему обществу.
– Я хочу лечь. – Она направилась к двери.
Когда она ушла, я пробормотал:
– Пойду узнаю, не нужно ли ей чего-нибудь. – И вышел из гостиной, прежде чем Барроу успел вымолвить хоть слово.
Ева стояла около электрического обогревателя, закинув руки за голову, потом потянулась, зевнула, но заметила в дверях меня и, окинув оценивающим взглядом, поджала губы.
– У вас есть все необходимое? – спросил я, улыбаясь. – Вы точно не голодны?
Она засмеялась. Я подозревал, что она поняла, почему я так беспокоюсь о ее удобстве. Это было бы кстати, потому что позволило бы сэкономить время и обойтись без ненужных ухаживаний.
– Ничего не надо… спасибо.
– Как скажете, но мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Вы первая женщина у меня в гостях – событие в некотором смысле знаменательное. – Я понял, что совершил ошибку, как только закончил говорить.
Ее глаза перестали смеяться и снова стали холодными и настороженными.
– В самом деле? – хмыкнула она, подходя к кровати. Из чемодана она вынула розовую ночную сорочку и аккуратно повесила на стул.
Она знала, что я солгал, и выражение ее лица говорило, что этого она и ожидала. Я почувствовал раздражение.
– В это трудно поверить? – поинтересовался я, шагнув через порог.
Она затолкала разбросанные по кровати вещи в чемодан и поставила его на пол.
– Трудно поверить во что? – спросила она, направляясь к туалетному столику.
– Что здесь не было женщин?
– А какое мне дело до того, кто у вас здесь бывает?
Разумеется, она была права, но ее безразличие меня задело.
– Ну если так ставить вопрос, то, разумеется, никакого, – ответил я, подавив обиду.
Она поправила волосы и внимательно вгляделась в свое отражение, словно забыв о моем присутствии.