Евангелие огня

— Та часть книги, которая выводит людей из себя, принадлежат Малху, — сказал Тео. — Я за них отвечать не могу.

Томоко повернулась к нему, позволив песику завладеть его добычей.

— Вы слишком скромны, — сказала она. — Ваш Малх блестящ. Совершенно фантастическое творение.

Пауза. Шпиц, носивший, кстати сказать, кличку «Маркер», опустил мохнатую мордочку на свернутый журнал и смежил веки.

— Я не придумывал Малха, — сказал Тео. — Он настоящий.

— Именно такое впечатление он и производит, — радостно подтвердила Томоко Стейнберг.

— Вы не поняли. Я говорю серьезно. Я действительно нашел свитки. Действительно перевел их с арамейского на английский. Малх, Иисус, сцена распятия… все это правда.

Какое-то время Томоко всматривалась в него, ошеломленно приоткрыв рот.

— Ничего себе, — наконец, произнесла она, начав, похоже, понимать подлинную, сокровенную ценность того, во что вложила деньги ее компания. — Так это же еще лучше.

То, что могло обратиться в неловкую и даже некрасивую сцену, было отменено настоятельной необходимостью собрать с ковра осколки битого стекла. Тео запустил кофейной чашкой в ближайшую стену, а попал в горку с напитками. Ни ему, ни Томоко не хотелось вызывать снизу кого-либо из работников «Океана», чтобы те помогли навести здесь порядок. Вот они и ползали по полу на коленях, молча и осторожно одолевая дюйм за дюймом, подбирая пальцами острые осколки и перекладывая их в пустое ведерко для льда. Долгое время в комнате не было слышно ни звука, не считая медленного, размеренного дыхания двух людей, несколько более быстрого — Маркера и тихого звяканья стекла о металл.

Вскоре стеклышки покрупнее были собраны, однако к нитям «бербера» еще продолжали липнуть крошечные осколки. Резать о них пальцы ни Тео, ни Томоко не хотелось. Оба осторожничали. В их взаимной заботливости проступило подобие интимности, она соединила их, — что-то вроде того.

— Простите, — сказал Тео.

— Да ладно. Я видывала вещи и похуже. Поверьте, что бы вы ни учинили, все равно окажется, что я видела кое-что похуже.

— Вы о других авторах говорите?

— Да. И не только о них. О муже. Святом Билле Стейнберге, посланном Богом в дар пластическим искусствам. Критики вечно твердили, что он скорее набрасывается на свои скульптуры, чем ваяет их, — и были правы, — однако набрасывался он не только на глину.

— Спасибо, мне сразу сильно полегчало.

Она снисходительно улыбнулась.

— Давайте подумаем о том, как помочь вам протянуть следующие десять, примерно, часов. Потом вы ляжете спать. А завтра проснетесь другим человеком.

Они уже добрались по ковру до места, где остатки стекла были слишком мелки, чтобы подбирать их мальцами.

— Пылесос у вас имеется? — спросил Тео.

— Не думаю.

— В таком доме и нет пылесоса?

— У нас имеется уборщица, — ответила Томоко. — Род живогопылесоса. Она приходит каждый день в десять тридцать и проводит здесь час. А все необходимое оборудование приносит с собой.

Томоко взялась за углы ковра, сложила его, подняла с пола, отчего ковер приобрел изрядное сходство с дохлым козлом. Затем подошла к окну, распахнула створки и тряхнула ковром в воздухе.

— А это не опасно для тех, кто может оказаться под нами? — спросил Тео.

— Мы на третьем этаже, — беззаботно ответила Томоко. — О стекле позаботится ветер.

Людей на чтение набилось в книжный магазин столько, сколько позволяли нью-йоркские правила противопожарной безопасности — плюс еще двое-трое. Больше, чем видели здешние продавцы со времени визита Дж. К. Роулинг. Тео сидел в одном из служебных помещений, глядя в бокал с вином, который ему удалось уравновесить у себя на колене. Кроме него в комнате находилось еще четыре не то пять человек, — в точном их числе Тео уверен не был, поскольку старался не отрывать взгляд от бокала, а имена, приделанные к рукам, которые он пожимал, уже успел позабыть.

Интересно, это на него начала действовать таблетка, полученная от Томоко перед посадкой в такси, или он просто-напросто съезжает с ума? «Обычное тонизирующее средство, хербальное», — заверила его Томоко, произнеся «хербальное» на американский манер, «ербильное». Что и напомнило Тео один жаркий спор с Мередит на лингвистические темы. И воспоминание это заполнило его голову, не оставив в ней места для размышлений о плюсах и минусах приема таблетки. Даже сейчас, ощущая, как нутро его выбирается из пределов тела и начинает безнадзорно бродить по комнате, он только о Мередит думать и мог.

— Феноме-наа-льно, — произнес устроитель сегодняшней читки, йети в футболке с изображением группы «Пиксис». — Феноме-наа-льно.

Этот тип, запомнить имя которого Тео оказался решительно не способным, был кладезем сведений о славе и успехах «Пятого Евангелия». И сведения свои он, чтобы скоротать время, оставшееся до начала встречи с читателями, одно за другим скармливал Тео.

— «Унесенных ветром» вы скоро обштопаете, — сообщил он.

— Обштопаю? — переспросил Тео.

— На вашем счету уже двадцать восемь миллионов штук.

— На моем?

Устроитель раскинул в стороны руки, словно норовя обхватить ими рынок во всей его необъятности.

Впрочем, один из коллег устроителя оказался склонным к скептицизму.

— Это ты малость заврался, голубчик, — заметил он. — Ни одна книга не продается в Америке тиражом, большим двух миллионов в год.

«Пиксис» его вызов принял:

— Я сказал: «на вашем счету», Мэтт. А это не только книги, уже проданные людям, и не только в Америке. Я говорю обо всем мире, о числе заказанных экземпляров, о том сколько их попадет к концу этого года в книжные магазины, разбросанные от Амстердама до Якутска.

— Ну, а этого ты и вовсе знать не можешь, — сказал Мэтт. — Это домыслы.

— Домыслы, основанные на реальных цифрах. Ну хорошо, согласен, это не цифры продаж. А кроме того, покупатели могут начать тоннами возвращать книгу. Хотя я в этом сильно сомневаюсь.

В разговор вмешалась Томоко Стейнберг, по-видимому, хорошо знавшая устроителя:

— На самом-то деле, картина выглядит еще лучше. Показатель «Унесенных ветром» — это полное число экземпляров, проданных со времени первого издания. А первое вышло Бог знает когда. В допотопные времена.