Евангелие от Джимми

— Это превратное толкование, Джимми. Я тебе объяснял, когда ты был маленьким… Ну-ка, бей меня по щеке.

— Зачем?

— Ну сделай вид, будто бьешь.

Ничего не понимая, я медленно подношу ладонь к его щеке.

— Вот видишь: ты правша и, естественно, ударил меня по левой щеке. Стало быть, Иисус должен был бы посоветовать мне подставить в ответ правую.Если только ты не ударил бы тыльной стороной ладони. Так били римляне иудеев, с презрением, подчеркивая их инакость. И что же отвечает Христос? Он смотрит обидчику в лицо и говорит: «Если хочешь ударить, ударь меня как брата, а не как низшего». Ты понял, Джимми? Подставить левую щеку — это не проповедь непротивления злу, а протест против расизма.

Он идет к шоссе, машет проезжающему такси и, когда машина тормозит, возвращается ко мне.

— Никогда не забывай, что значит «Сын Человеческий». Каким бы образом ни появился ты на свет, какие бы ни плелись вокруг тебя интриги и сколько бы лжи ни замутило откровения, главное — это твоя человеческая сущность.Она одна связывает тебя с божественным.

— Ну что, едем или нет? — нервничает таксист.

— Твой свободный выбор свершит — или не свершит — волю Господа, Джимми, только он, а не состав твоей крови.

— Зачем вы мне это говорите?

Он садится было в машину и тотчас выскакивает обратно.

— Портфель забыл. Нет, не надо, я сам схожу, тебя ждут в отеле.

Старый священник хлопает дверцей, такси рвет с места, а он спускается по каменной лестнице и вдруг оборачивается:

— Запомни, Джимми… Сыном Божьим мало родиться — им надо стать.

Я смотрю ему вслед, вслушиваясь в эхо этой фразы, так странно противоречащей духу Евангелия.

~~~

На заднем сиденье лимузина, который вез их из Центрального парка в отель, Бадди Купперман и Ирвин Гласснер обменялись первыми впечатлениями. За обедом Джимми был самим собой и являл, на их взгляд, весьма убедительный коктейль из кротости и бунтарства, простодушия и проницательности, доброты и непримиримости. Бадди считал, что генетика сделала главное: оставалось лишь обтесать, отшлифовать да приодеть. Ирвин же, глубоко взволнованный встречей, представлял за дымовой завесой своей сигары, какой путь пришлось преодолеть этому простому парню, в одночасье ставшему из безбожника Богом. Вспоминая собственные метания между упоением ученого и смирением верующего, он ставил себя на его место, и вновь его бросало из крайности в крайность, от восторга к раскаянию.

Когда они вошли в люкс 4139 отеля «Паркер Меридиан», на экране слежения размахивали ножами трое наркоманов, заснятые микрокамерой, которой был оснащен отец Доновей.

— Это что такое? — с порога набросился Купперман на доктора Энтриджа. — Кто вам разрешил?

— Я тут ни при чем! — запротестовал психиатр из ЦРУ.

Вне себя координатор потребовал объяснений у агента Уоттфилд; та, не сводя глаз с экрана, открестилась от причастности ФБР.

— Они настоящие,Бадди.

— Изыди, нечистый дух! — возопил появившийся на экране Джимми, крестообразно раскинув руки.

— Он сошел с ума! — простонал Гласснер и выронил сигару. — Его же убьют!

— Группа наблюдения, вмешаться! — скомандовала Ким Уоттфилд в свой телефон.

— Постойте! — рявкнул Бадди, увидев, как два наркомана уносят ноги.

Когда был обезврежен и третий, Ким дала отбой следившим за Джимми фэбээровцам, и атмосфера в люксе разрядилась.

— Во всяком случае, в роль он вошел, — заметил пресс-атташе, придя в себя после пережитого. — Не знаю, как вы, а я поверил.

— Он тоже, — отозвался Купперман с ноткой озабоченности в голосе. — Пожалуй, даже слишком.

— Как бы то ни было, — настаивал на своем пиарщик, — он владеет материалом.

— Или наоборот, — хмыкнул призадумавшийся епископ Гивенс.

Джимми на экране между тем спрашивал, не лучше ли было подставить левую щеку. Специалисты вполуха слушали объяснения о пощечине по-римски: каждый извлекал из случившегося свой урок и делал соответствующие выводы.

— Каков лицемер этот Доновей, — выдал профессиональную оценку доктор Энтридж: он один по-прежнему следил за происходящим на экране.

— А он нам еще нужен? — громко осведомился судья Клейборн, когда священник и Джимми расстались.

Все взгляды снова устремились на подрагивающие кусты, через которые шел отец Доновей, и тут за кадром, перекрывая шорох шагов, зазвучал его голос:

— Вот, господа советники, вы могли своими глазами убедиться как в его способностях, так и в его душевных качествах. Об одном вас прошу: употребите все это во благо. И не навредите Джимми.

Его серьезный тон не вязался с доводами торгового агента, но на это никто не обратил внимания.

— Я передам мой отчет доктору Сандерсену, — продолжал он, — после чего свяжусь с вами для оформления договора. Доброго всем вечера. Берегите Джимми.

Его рука заслонила экран, изображение пропало.

— Вы подписали договор? — спросил пресс-атташе.

Судья Клейборн ответил, что через два часа встречается с адвокатами Сандерсена в «Уолдорф-Астории». Оставалось несколько спорных пунктов, по которым Белый дом отказывался идти на уступки, в частности статья о неустойке, взимаемой с цедента в том случае, если предмет соглашения нарушит обязательство служить высшим интересам нации и публично выступит против цессионария, каковым является государство.

— Прокрутите-ка еще раз эту сцену! — распорядился Бадди Купперман, стоявший за спиной доктора Энтриджа, и наклонившись, облокотился на спинку его стула.

Психиатр пустил запись сначала. Ким Уоттфилд передала им информацию от телохранителей: Джимми очень медленно идет по Пятой авеню мимо «Гранд Арми Плаза» — при таком темпе он будет в «Меридиане» не раньше чем через семь-восемь минут.

— А портфель? — спросила она своих коллег.

— Он у нас.

— Разделитесь. Один остается при Джимми, другой возвращает портфель, забирает камеру и обеспечивает безопасность священника до аэропорта. Третий пусть сорвет ветку клена и принесет мне для исследования.

— Так что там с этим кленом? — поморщился Бадди Купперман.

— С тем, который он пытался лечить? — встрепенулся Ирвин.

— Сейчас, — кивнул Энтридж, прокручивая запись.

— Смотрите! — воскликнул Джимми на экране. — У него почки!

Энтридж остановил кадр и дал ветви крупным планом.

— Лично я вижу мертвое дерево, — вынес вердикт судья. — Эти почки прихватило весенними заморозками, только и всего.

— Я в этом мало что понимаю, — подал голос пресс-атташе, — но, по-моему, они зеленые.